Маски времени (сборник) - Роберт Силверберг

После Калифорнии мы повернули на восток, сделав первую остановку в Нью-Мексико, в индейском поселении, превращенном в антропологический музей под открытым небом. Вот уж где Элен Макилуэйн почувствовала себя королевой. Она водила нас по грязным улочкам, бомбардируя самой разнообразной антропологической информацией. Туристский сезон не начался, а потому с жизнью индейцев мы знакомились в своей компании. Крейлик попросил местную администрацию перекрыть все дороги в резервацию, чтобы избежать встречи с почитателями Ворнана из Санта-Фе и Альбукерке.[38] Индейцы выползли из своих глинобитных хижин, чтобы поглазеть на Ворнана, но я сомневаюсь, чтобы большинство из них знали, кто он такой, да и вряд ли их интересовали путешествия во времени. Коренастые, круглолицые, с расплющенными носами, они ничем не напоминали гордых, с орлиным взором, индейцев из легенд, сложенных первопроходцами Дикого Запада. У меня вызывали жалость. Все, по существу, были государственными служащими, им платили за то, что они жили в грязи и нищете. Хотя им разрешили провести электричество, пользоваться бытовой техникой и автомобилями, они не имели права строить современные дома, сами мололи зерно, показывали туристам ритуальные танцы и продавали им глиняную посуду. Так мы сберегали наше прошлое.

Элен представила нас первым лицам деревни: старосте, вождю, главарям так называемых тайных обществ. Мне показалось, что люди они умные, хваткие и вполне могли бы руководить салонами по продаже автомобилей в Альбукерке. Нас поводили по деревне, пригласили заглянуть в несколько домов, даже показали кайве, место для молений, куда обычных туристов не допускали. Дети потанцевали для нас. В магазине на площади нам показали гончарные изделия и металлическую бижутерию, изготовленную женщинами деревни. В одном шкафу была выставлена посуда, изготовленная в начале двадцатого столетия, украшенная стилизованными изображениями птиц и оленей. Но стоимость каждого предмета измерялась сотнями долларов. По выражению лица продавщицы я понял, что посуда эта и не предназначалась на продажу. То были сокровища деревни, напоминание о более счастливых временах. Продавались же дешевые, хрупкие горшки.

— Видите, они раскрашивают их после обжига, — с пренебрежением бросила Элен. — Полная деградация. Сделать это может любой ребенок. Университет Нью-Мексико пытался возродить древние традиции, но индейцы утверждают, что туристам больше нравятся подделки. Они выглядят эффектнее, а стоят дешевле.

Тут же Ворнан удостоился сердитого взгляда Элен, ибо заявил, что и он находит подделки более привлекательными. Возможно, он хотел только подразнить Элен. Но, с другой стороны, эстетические вкусы Ворнана оставались для меня загадкой, да и с позиции человека тридцатого века и подделки, и настоящая индейская утварь представляли собой практически одинаковую ценность.

Если не считать мелкого инцидента, посещение деревни прошло спокойно. В магазин вбежала стройная девушка с длинными волосами. Чертами лица она больше походила на китаянку. Красота ее покорила нас всех, а Ворнан тут же возжелал добавить ее к своей коллекции. Не знаю, что бы произошло, если бы он потребовал от нее провести ночь в его постели. К счастью, до этого дело не дошло. И я, и Элен заметили его сладострастный взгляд. Когда мы выходили на улицу, Ворнан повернул, чтобы сказать девушке, чего он от нее хочет. Но Элен заступила ему дорогу — ее глаза яростно сверкнули.

— Нет! — прошипела она. — Нельзя!

На том все и кончилось. Ворнан подчинился. Улыбнулся, поклонился Элен и вышел. Такого я от него не ожидал. Новый, покорный Ворнан стал для нас откровением, но публика в большинстве своем отдавала предпочтение откровениям Ворнана, которые он высказал в многочисленных январских и февральских интервью. Надо отметить, что интерес к поступкам и словам Ворнана нарастал с каждой неделей. Его пришествие, пожалуй, уже по праву могло считаться сенсацией века. Какой-то шустрый бумагомарака быстренько слепил книжку о Ворнане и назвал ее «Новое откровение». По существу в ней давался пересказ выступлений Ворнана на пресс-конференциях и различных встречах, начиная с его появления в Риме в канун Рождества. От себя автор добавил разве что общие фразы, позволяющие связать высказывания Ворнана в некое подобие единого целого. Книга увидела свет в середине марта, причем не только в виде дискет и видеокассет, как большинство книг, но и, как в не столь давние времена, была отпечатана на бумаге. Калифорнийский издатель выпустил ее в яркой красной обложке, на которой выпукло чернело название. Миллион экземпляров разошелся в течение недели. И тут же посыпались пиратские издания, несмотря на отчаянные попытки владельца авторских прав защитить свою собственность. Бессчетные миллионы «Нового откровения» заполонили Америку. Один экземпляр, как сувенир, купил и я. Как-то раз я увидел, что книгу читает Ворнан. Пиратские издания внешне ничем не отличались от первого, настоящего, с тем же красно-черным цветовым решением. В общем, той весной над Соединенными Штатами пролился красный книжный дождь.

Так что обожатели Ворнана, уже имея своего пророка, теперь получили и евангелие. Я, правда, не понимаю, какое душевное утешение могло нести в себе «Новое откровение», но, скорее всего, в книге этой видели талисман, а не священное писание. Люди чувствовали себя увереннее, имея при себе эту книгу, касаясь пальцами ее блестящей обложки. И теперь, если Ворнана встречала толпа, над головами, словно флаги, вздымались красные книжицы, с черными точками букв. Появились переводы. На немецкий, польский, шведский, португальский, французский, русский. Все страны обзавелись собственным вариантом «Нового откровения». Один из сотрудников Крейлика приобретал новые издания и знакомил нас с ними. Колфф, тот просто начал их собирать. Книга завоевала и Азию. Мы получили ее на японском, суахили и хинди, китайском, корейском. Наконец, появился перевод на иврите, истинном языке для святой книги. Колффу нравилось выкладывать эти издания перед собой, смотреть на два слова, написанные на разных языках. И мечтал он о собственном переводе, на санскрит или язык древних персов. Возможно, то были лишь слова. После той памятной беседы с Ворнаном Колфф начал угасать. Его потряс компьютерный анализ записи речи Ворнана. Неоднозначность выводов компьютера поколебала его уверенность в том, что он слышал язык будущего, ему пришлось отказаться от собственных слов. Теперь у него уже возникли сомнения. Действительно ли Ворнан прибыл из тридцатого века? Уловил ли он в чирикании пришельца пусть в видоизмененные, но дошедшие из нашего времени слова? Колфф потерял веру в себя, не доверял более собственному опыту, короче, гибнул у нас на глазах. Разумеется, по ходу нашего достаточно долгого путешествия мы поняли, что от этого Фальстаффа можно услышать всякую чушь. И при всей учености и несомненных достоинствах Колфф знал, что репутация его на протяжении десятилетий никем не ставилась под сомнение, а тут он вроде бы показал свою некомпетентность. Из жалости к Колффу я попросил Ворнана вновь записать на пленку все, что он сказал в первый раз. Ворнан отказался.