Пастырь Добрый - Сергей Фомин

1923. VIII.13.

   Священник Павел ФЛОРЕНСКИЙ

Проповеди о. Сергия и другие воспоминания

Мы все собрались сегодня для того, чтобы говорить с Вами о нашей непосредственной теперешней духовной жизни. Нам должно ясно себе представить ту обязанность, которую мы все имеем перед Батюшкой. И мы должны сделать это теперь же, пока еще предносится пред его гробом его духовный облик. Каждый из нас должен сознать, что мы потеряли не только духовного отца и старца, но потеряли человека, которого никто по–настоящему в жизни не понимал. Мы понимали его, поскольку могли, но все же он был нам так дорог и близок, что во всей полноте сделать оценки его духовного образа мы не могли… (О письме Антонина). Это не случайность. Она вскрывает сущность отношения духовных кругов к Батюшке. Да, с одной стороны, к нему относились с некоторой почтительностью, но духовного облика его не понимали, соблазнялись. И если слова Антонина не относились лично к Патриарху Тихону, то относились ко всему духовенству вообще.

   …Теперь, когда мы остались без него, то на каждом из нас лежит ответственность. Он был перед нами во всей своей силе, как пастырь, как духовник, как утешитель, как человек исключительно живущий для других. Теперь каждый из нас знает, что такое христианская любовь, и знает из жизни человека. Я хочу сейчас обратить ваше внимание на то, что Батюшка не только оставил нам свое наследство, но наложил на нас и великую обязанность. На нас лежит обязанность Батюшку открыть в его сущности Москве и, может быть, всей России… Только его духовные дети знали и особенно… всю его духовную мощь… Целый ряд его духовных детей, профессоров, с очень крупными именами, даст о нем… свои духовные и душевные переживания в связи с тем, что дал им Батюшка. Но как бы ни велика была ценность этих материалов, которые будут говорить сами за себя… (Батюшкины слова сильны не препрительною мудростью, а духом)…

   На нас лежит большая обязанность. Во–первых, нам поручен храм. Храм, в котором Батюшка молился более чем 30 лет. Храм, в котором всякий приходящий чувствует особенную благодать. И не потому, конечно, что мы тут, в нем поем, читаем, служим, а потому, что храм этот Батюшкой создан, взмолен.., потому что Батюшкин дух в нем живет. И вы все, входя в него, это чувствуете; и все другие, которые заходят, иногда случайно, и не могут уйти до конца службы. Наша обязанность сохранить этот храм во всей той силе, в которой оставил его Батюшка… Мы свидетели его жизни, мы его ученики и мы должны сохранить его, без преувеличения говорю, для всей России. Сохранить во всей неприкосновенности. Каждый из нас будет ответственен перед Богом за Батюшкин храм. Всякий должен именно теперь, в эти 40 дней, когда Господь через Батюшку дает нам особые силы, дает нам особую радость для продолжения этого великого дела, осознать это… Потому что не всегда это будет с нами, потому что нам придется потом в будни нести этот крест, когда не будет уже обычного духовного и душевного утешения, которое мы всегда получали от Батюшки, когда нам придется преодолевать свое состояние молитвой за него и к нему… И это будет более трудный путь для нас…

   Итак, первое — сохранить храм. Затем нужно дать себе отчет в том, что Батюшка был совсем особый человек, не сравнимый ни с кем, по крайней мере из московских современных ему деятелей. Он шел своим особым путем. Шел путем высшим — путем любви. Вы никогда не видели его жестоким, суровым, а всегда любящим, ласковым, с той улыбкой, которая свидетельствовала о его безграничной любви. И если с кем можно было его сравнить из его современников, то только с отцом Анатолием Оптинским… (Воспоминания о. Сергия о его встрече с о. Анатолием в Оптиной) [315].

   Батюшка шел своим путем, и этот путь являлся для многих соблазном… «Ну что он там у себя делает? Всех распускает, и то позволет, и то»… Батюшка, ученик о. Иоанна [Кронштадтского], но о. Иоанн не был старцем, а был молитвенником, и великим молитвенником. Но он не давал советов, не принимал народ, как принимают старцы. Батюшка вывел старчество из монастыря в мир; сделался единственным старцем на приходе, в миру. Это было соблазнительно.., и многие стали говорить о том, что ходят к нему какие–то кухарки и т. п. И говорилось это всего лет 25 тому назад… А в монастыре, с другой стороны, говорили: «Батюшка взялся не за свое дело. Если он старец, то должен быть в монастыре. А он взял из монастыря одну внешность, пение с канонархом на два клироса, службу и т. д.» Так соблазнялся монастырь, а мир опять соблазнялся тем, что Батюшка всех хочет упрятать в монастырь, завел безконечную службу.

   …А Батюшка взял, как Святые Отцы говорят, царский путь. Он шел средним путем. И каждый из нас это чувствовал, чувствует и будет чувствовать. В его общине были люди, которые ежедневно ходили в церковь, и были люди, которые бывали в храме раз в год. Были люди, которые каждый день молились, и такие, которые молятся изредка. Были люди, уже готовые к монашеству, и люди, еще не вошедшие как следует в Церковь… Это был человек, который был для всех всем. Нам выпало великое счастье — продолжать его дело и продолжать всем… И в христианстве смерть вовсе не уносит человека с собой, а дает великую силу, и эту силу мы теперь приобрели. Открылись теперь наши очи. На нас лежит обязанность свидетельствовать о Батюшке, но не словами, а тем же Батюшкиным духом. Это не моя фантазия, что на Маросейке дышится легко, а свидетельство многих… При своей жизни Батюшка всех нас вез, а теперь, когда он еще большую силу имеет… (О Батюшкиной тайной благотворительности).

   Важно то, что епископы и священники не понимали Батюшку, и в то же время обращались к нему. Даже Патриарх в первый раз соприкоснулся с народом теперь на могиле Батюшки… Когда случалось что–либо исключительное, то все, что говорилось ими о Батюшке, забывалось, и они обращались за помощью к Батюшке. И Патриарх, когда ему было надо объединить московских священников, обратился к Батюшке. Когда надо было решать дела миссионерского обновленного совета, то опять–таки обратился к нему… (Случай на заседании при докладе А. Г. К. [316]). Нам, если мы Батюшку любим, знаем его, окормляемся им, нам надо открыть его миру и показать, что много людей старались создавать ту или иную организацию, то или иное направление… и все это рушилось…

   А Батюшка, кроме того, в своих действиях, был еще и смел. Он не боялся, например, организовывать группы, не боялся, что члены этих групп уйдут из–под его влияния или будут…

   Он хорошо знал значение своего дела… (О назначении Ж. Ц. [317]настоятеля в наш храм).

   Дело в том, чтобы мы не только сохранили, но пошли и начали распространять Батюшкино дело. Нас много и каждый из нас, неся не только его слова, но и дела, в своей мере будет распространять его дело. А Батюшка даст нам еще больше сил…

   Прежде всего нам дан храм. Но мало сохранить стены, надо все меры употребить к тому, чтобы сохранить дух… «Так было при Батюшке и так должно быть всегда — и конец».

   Если раньше мир не понимал Батюшку, то и теперь разные вещи будут говорить о Батюшке.

   Народ в день его погребения, несмотря на то, что мало кто был осведомлен о его кончине, особенно в провинции, пришел и засвидетельствовал, кого он считает своим пастырем. Нам надо понять, что на наши слабые, и в то же время сильные батюшкиным духом, плечи возложено великое дело, что нам предстоит великий и радостный подвиг. Мы знаем, какое дело мы будем продолжать и куда оно нас приведет.

   «Да не смущается сердце ваше. Веруйте в Бога и в Мя веруйте», — сказал Христос. Давайте и мы…

   Давайте жизнью свидетельствовать, что мы его ученики…

   (О слове еп. Феодора [318]).

   А сейчас мы все батюшкины — и в этом смысле Батюшка умирал спокойно…

   Во имя Отца и Сына и Святаго Духа! Братия и сестры!

   Многие удивляются на нас: что нас спаивает друг с другом, что так крепко соединяет таких внутренне «неустроенных». Мы все неустроенные, а между тем есть в нас какое–то Батюшкино «устроение». Я знаю, что вы все друг другу помогаете и являетесь друг для друга поддержкой, в особенности, когда у вас молитвенный подъем и радость на душе.

   И Батюшкино устроение в нас выявляется прежде всего в богослужении и особенно в заупокойном богослужении по Батюшке. Здесь так чувствуется сила общей молитвы. Вот в эту пятницу так хорошо молились: и всенощная поздно кончилась, и не хотелось уходить из церкви, так бы всю ночь не ушел и молился. А что касается однообразия, — заупокойная служба, в особенности в нашем ее исполнении — однообразна, монотонна. Но на этом однообразии, на этой монотонности особенно выступает радость молитвы, радость общения в Боге с Батюшкой и со всеми вами. И это даже не радость, а тихость какая–то, тихо на душе.