Все реки текут - Нэнси Като

Маленькое личико Джессамин было розовым от напряжения, длинные локоны подметали пыльную землю.

– Джессамин! Что ты делаешь? Разве ты не слышала, как мы тебя звали, непослушная ты девочка?

– Слышала. – Джесси на мгновение выпрямилась и бросила на мать негодующий взгляд. – Вы ей мешаете. Хариетта собирается снести яйцо, я хочу посмотреть, откуда оно выйдет.

– Джессамин!

– Все в порядке, миссис Рибурн. – Низкий голос мисс Баретт был решительным и строгим. – Я останусь с ней, пока не появится яйцо. – Она повернулась к Джесси: – Но к завтраку ты его не получишь; яйца уже сварены и стынут на столе. Тебе следовало сказать нам, куда ты идешь.

– Она остановила меня, – она кивнула в сторону матери. Сесили Рибурн вспыхнула.

– Ты оставишь эту грязную курицу и сию же минуту выйдешь отсюда! – воскликнула она и, схватив Джесси, потащила ее из курятника.

Мисс Баретт сжала губы, ее ноздри затрепетали, но пока Джессику, визжащую от злости и унижения, тащили к дому, она не проронила ни слова.

– Я принесу для нее яйцо, – сказала Мэг, устраиваясь в курятнике.

Когда они подошли к дому, мисс Баретт с тихой яростью повернулась к Дели:

– Мать разрушает их нервную систему. Если мистер Рибурн не позволит мне полностью распоряжаться детьми, я ничего не смогу сделать; мне придется уйти.

– О нет, нет, вы не можете уйти! – Дели почувствовала такой же ужас, как тогда, когда она девочкой услышала, как мисс Баретт говорит, что она уходит. – Я думаю, это можно как-то уладить. Почему она такая, как вы думаете? Ей как будто нравится мешать им, постоянно дергать и расстраивать их.

Мисс Баретт пожала плечами.

– Она вымещает на них крушение собственной жизни.

Не то чтобы она намеренно подавляла Джеми; просто она слишком суетится вокруг него. Он не очень болезненный мальчик, по своим постоянным баловством она делает его таким. Ему будет лучше в школе-интернате.

– Она ни за что на это не согласится!

– Во всяком случае, ты могла бы поговорить с мистером Рибурном. Я думаю, он тебя послушает. Мне кажется, он сделает для тебя все, что угодно.

Дели покраснела. Она забыла, что мисс Баретт была очень наблюдательным человеком и очень умным воспитателем.

– Хорошо, я поговорю с ним, – пробормотала она.

– Мистер Рибурн обаятельный мужчина. Но за его обаянием стальная хватка. Я думаю, он найдет подход к миссис Генри.

Дели сказала себе, что у нее есть веский предлог войти вечером в комнату Аластера: ей надо поговорить с ним; реальной необходимости раздеться перед этим разговором у нее не было, но ей нравилось надевать свой средневековый халат, фалды которого касались пола. Она завязала черный бархатный пояс вокруг тонкой талии, прошла по коридору и постучала в его дверь.

Аластер мгновенно втянул ее в комнату и поднял на руки. Прошло несколько минут, прежде чем она могла перевести дыхание и сказать:

– Я хочу поговорить с тобой, я пришла только…

– Ты пришла, и это главное. Нам не нужно разговаривать.

– Я пришла, потому что…

– …потому, что ты захотела прийти. Я так боялся, что напугал или обидел тебя прошлой ночью. Вот почему я не пошел к тебе. Я страстно желал тебя, и поэтому то, что случилось, было как благодатный дождь в засушливую пору, но теперь я хочу, чтобы у меня было время полностью ощутить тебя и оцепить по достоинству, я хочу целовать и ласкать тебя, каждый дюйм твоего тела, моя дорогая, моя любимая девочка.

Аластер говорил правду: в прошлую ночь она была смята диким потоком, но сейчас волна нежности накрыла ее. В радости и спокойствии, она явила Рибурну каждую клеточку своего тела. Она была как цветок, раскрытый солнцу, как земля, распахнувшая себя под теплым дождем: умиротворенная, насытившаяся, счастливая…

В чудесной близости сбившихся простыней, словно в коконе, отторгнувшем от себя весь мир, они проговорили до поздних ночных часов. Аластер впервые заговорил с ней о своей женитьбе, в его голосе слышалась горькая ирония – значит, для него это все еще была больная тема, подумала Дели.

– Она пыталась изменить меня, втиснуть в определенную модель, а я сопротивлялся. И эта испорченная женщина не могла поверить, что кто-нибудь способен ей в чем-нибудь отказать. Я уже был достаточно подавлен женщинами, моими тетками. И сейчас еще Алисия пытается заставить меня жениться на Сесили.

– На миссис Генри?!

– Да, на вдове моего брата. Алисия, кажется, полагает, что это мой долг.

– Как в Ветхом Завете!

– Да, Алисия за крепкие семьи и считает, что Джеми нужен отец. Кроме того, она очень любит мальчика и боится, что Сесили может снова выйти замуж и забрать его.

– Так вот что имела в виду мисс Дженет!

– Когда?

– О, сто лет назад, когда я была больна. Но я же и собиралась поговорить с тобой о Джеми и его матери.

Дели рассказала ему то, о чем ее просила мисс Баретт, и он пообещал поговорить со своей невесткой, хотя предупредил, что едва ли она согласится отпустить Джеми в школу-интернат.

– Конечно, если… если у нее не появится еще какой-нибудь интерес в жизни. Ей действительно нужен муж, и я чувствую, мне придется заняться сватовством.

– Если ты сам на ней не женишься, – сказала Дели, почувствовав укол ревности.

– Напрасные опасения. Да и вряд ли она этого хочет. Немного погодя Дели встала и посмотрела висевшие на стенах картины: одна – репродукция Боттичелли «Прима-вера» и две его собственные: озеро на закате, написанная в импрессионистской манере, – спокойная водная гладь, расцвеченная яркими цветными бликами; и восход солнца над широкой излучиной реки, темные камыши на заднем плане и низкие розовеющие берега на среднем.

– Излучина Гулуа, вверх по течению, за Хиндмаршским островом, – сказал он. Дели вгляделась внимательнее.

– Я никогда не была в Гулуа, но непременно туда доберусь. И тогда буду знать всю реку – от Мойринских озер до устья.

– Не совсем до устья, но достаточно близко к нему.

– Какой широкой, какой мирной становится река в нижнем течении.

– Это потому, что она стареет. Но – к черту разговоры. В постель, быстро в постель!

Когда Дели наконец встала и направилась в свою комнату, она почувствовала, как сильно изменилась: то же, наверное, ощущает бабочка, только что сбросившая с себя старую высохшую оболочку и расправившая дрожащие крылышки навстречу свету и теплу любви.

Но когда дверь комнаты Аластера закрылась за ней, она оледенела. По коридору, неся зажженную свечу, кто-то двигался: свалявшиеся завитки пегих волос над полукружьями бровей, широко расставленные серые глаза, внушительный нос с глубоко вырезанными ноздрями – мисс Рибурн!