Отряд особого назначения. Диверсанты морской пехоты - Макар Бабиков

Собрав все оружие, имущество, расставив людей по боевым постам, Леонов отдал приказ: «Корабль к походу и бою изготовить». И вот все боевые посты доложили о полной готовности. Отошли от стенки, дали прощальный салют из всего нашего оружия, и шхуна, сопровождаемая приветствиями сотен боевых друзей, расположившихся теперь на японских батареях и береговых постах, медленно вышла из бухты Вонсана и взяла курс на север, к Владивостоку, к родным советским берегам.

Корабль наш навсегда уносит разведчиков из этой солнечной страны, гостеприимные, трудолюбивые люди которой с искренней радостью принимали нас — своих освободителей. Позади, за кормой, остались знаменитый Кымгансан — очаровательнейшие Алмазные горы. Совершенно бесспорно считается, что это самый красивый, самый редкостный уголок этой омытой морями и обдуваемой морскими ветрами страны. Яркое летнее солнце в многоцветье отблесков отражается от этих скал, и они сверкают, подобно бесчисленным алмазам. Горы имеют затейливую, какую-то прихотливую конфигурацию, непривычное для нас, таинственное, как бы удаленное в другие эпохи очертание. Они поросли многовековыми соснами, стволы и ветви их изогнулись так замысловато, как, кажется, нигде в других местах. Густые заросли клена, дуба, кустарников, увитые плющом и лианами, переливающиеся разноцветьем, как бы сливаются с голубовато-бирюзовыми облаками. Круто падающие глубокие ущелья, местами имеющие плоские выступы и площадки, отделяют друг от друга величественные горные вершины. Наполненные чистой горной водой озера, водопады и ручьи бесчисленными солнечными бликами играют перед глазами. Дивная природа в Стране утренней прохлады!

Прощай, Корея! До свиданья, Лучезарная страна!

Когда корабль с разведчиками на борту находился в водах Японского моря, радиограмма из штаба флота принесла нам радостное известие: народный комиссар Военно-Морского Флота адмирал флота Н. Г. Кузнецов, находящийся в те дни на Дальнем Востоке, за боевую активность, за умелые действия, за образцовое выполнение приказов преобразовал наш отряд в гвардейский. Отныне он будет именоваться особым гвардейским отрядом. Долгий и тернистый путь прошли разведчики от суровых и голых скал Заполярья, от заснеженных, нелюдимых норвежских фьордов до солнечных, зеленеющих сопок Приморья, до многолюдных приморских городов Кореи, пока удостоились высокой чести иметь гвардейский флаг нашего флота, носить на своих бескозырках черно-оранжевые ленточки морской гвардии. В приказе Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина по случаю великой победы на востоке в числе отличившихся кораблей и частей назван и наш отряд. Как и всем другим, нам объявлена благодарность за отличные боевые действия.

Построив всех свободных от вахты на верхней палубе, Леонов, Гузненков и Инзарцев поздравили матросов, старшин и офицеров с гвардейским званием, с благодарностью Верховного Главнокомандующего, сообщили, что все отличившиеся в боевых операциях по освобождению Северной Кореи представлены командованием к правительственным наградам. Вскоре были опубликованы Указы Президиума Верховного Совета СССР. Командир нашего гвардейского отряда моряков-разведчиков Виктор Николаевич Леонов был удостоен второй Золотой Звезды Героя Советского Союза. Звание Героев было присвоено мичману Александру Никандрову и мне.

Другую, еще более радостную весть принесло радио: Япония окончательно признала свое поражение в войне, назначена церемония подписания акта о капитуляции, третье сентября объявлено праздником Победы над Японией. Вторая мировая война закончилась.

Мы оказались участниками величайшей человеческой драмы. Наше поколение стояло у истоков пожара, когда он еще тлел и только начинал разгораться. Мои современники прошли самое жаркое пламя из всех огненных бурь, когда-либо бушевавших на земле. Вот, наконец, огонь потушен, умолкла многолетняя канонада пушек. И мы остановились перед пепелищами, покрывшими планету. Долго бились, уничтожили миллионы врагов, но избавили человечество от самого страшного — от фашизма, от тяжкой неволи. Придет время — на смену явятся новые поколения. Оглянутся они назад и спросят: что же это были за люди, откуда черпали они свои силы? В торжественном молчании склонят они свои головы перед памятью рядовых великой армии и положат к памятнику букет незабудок.

Несколько лет назад как-то пришлось мне плыть по Печоре. Спускались мы с верховьев этой широкой, многоводной северной реки. Весна отсчитывала свои последние дни. Вот-вот должно было наступить лето, а там и страда сенокоса — горячая пора в деревнях и селах, раскинувшихся по берегам печорской поймы. На севере в это время стоят белые ночи. Небо тогда бывает безоблачным, лазурным и таким бесконечно высоким, что его мягкую синеву взгляд не может охватить разом. На диво хороши тогда ночи. Часов после одиннадцати все кругом ненадолго приобретает розоватоголубой оттенок, наступают легкие сумерки, солнце накоротке где-то спрячется, чтобы навести предутренний туалет, а затем снова всплывает далеко за горизонтом. В эти минуты кругом тихо, спокойно, ничто не шелохнется. Воздух такой хрустальный, поющий, напоен таким ароматом, что пьянит и рождает буйную энергию. Люди в такие ночи, особенно молодежь, ходят как шальные. Радость так и распирает их. Поет тогда природа, а с нею поют и люди.

Края эти мне родные, близкие. Там я рос, учился и работал до призыва на флот. И вот недавно пришлось мне вновь работать в тех местах.

Катер наш, названный красивым морским именем «Альбатрос», шел полным ходом по вздувшейся от весеннего половодья реке. Вода стояла еще высокая, местами берега лишь угадывались где-то на горизонте. Ночь была на исходе, приближалось утро. В такие ночи не спится, да и грешно отдавать их сну.

Тишина, простор и радующаяся весне природа навевают хорошие воспоминания, будят в памяти прошлое. Думается в такие минуты легко.

Стоял я возле рубки, в которой несли свою вахту старшина катера и матрос-рулевой, и смотрел на знакомые и незнакомые мне места.

Высокий правый берег реки с круто падающими к воде щельями (как там зовут такие обрывистые берега), пересеченный бесчисленными ручьями и речушками, с надвинувшимся до самой кромки густым лесом, навис над рекой. Левый же — низкий, просторный, луговой — раскинулся широко. За кормой катера плавной волной разбегается в стороны след. Вздыбившаяся от винтов волна почти сливается с округлой, стеклянистой волной, отходящей от бортов, и, постепенно расплываясь, оседая, уходит вдаль.

По правому борту осталась деревня Аранец. Далеко на востоке, за Уралом, заалела заря. Небо как бы задвигалось, заиграло разноцветьем. На мгновение что-то потемнело, а потом, быстро растекаясь, стало светлеть, превращаться в оранжевое, яркое, широкое. И вот медленно из-за горы Сабля в сияющей нежнейшей короне выплыло непривычно огромное светило. Грани его в тот момент казались четко очерченными, оно еще не было таким расплывшимся, каким бывает днем. Полыхающий шар повис над горизонтом. Снежные вершины Уральских гор отразили лучи, и они преломились в окружающих легких облачках, заиграли, как драгоценное ожерелье, — солнце казалось вставленным в радужную оправу.