Исповедь гипнотезера - Владимир Леви

Научилась сама себе заговаривать зубы. Разорились почти все, удалять не боюсь, но очень боюсь лечить, умираю со страху. Заранее заговариваю дома только один, который решаюсь, только один, на два уже не хватает силы. Прихожу — не боюсь, только раздражаю врачей тем, что не даю пройтись крючочком по всем зубам. «В другой раз! Заговор на один!» Которые удалять — заговариваю, обезболивания не требуется. Один клык был с загнутым корнем, три раза докторша принималась его крутить, пот у нее выступил. Говорю ей: «Отдохните, соберитесь с силами». Смотрит в изумлении: «Впервые встречаю такое!»

Как понять: смелая или трусиха?..

Не выношу толпы, людской тесноты. По этой причине ничего не покупаю в очередях, не получаю зарплату в кассе, приезжаю на другой день, не хожу в мойку, моюсь дома. Но тесного автобуса не миновать, на работу ездим за семь километров, битком. Всячески себя уговариваю, и все никак, страх и дурнота каждый раз.

Не единожды оставалась до утра на работе, если опаздывала сразу влезть — последней ни за что не втиснусь. Однажды в ночной автобус шагнуть никак не могла, все ждут меня, автобус фырчит, а я стою как овца у открытой дверцы. Тогда начальник мой спиной как всех вдавит — и освободил у двери пространство, а я все мнусь… Закричал на меня: «Влезай, горе!» — тут уж впрыгнула как-то, себя не помня… Вот ведь вояка! А под бомбежкой была в порядке.

Работаю мотористкой подъема опасного груза, вожу груз к аппаратчице. Безбожно засыпаю за работой, все мотористки этим страдают, очень убаюкивает ровно гудящий цех, груз медленно движется вверх, потом по цеху, а глаза сами собой закрываются. И хоть бы раз не успела выключить — просыпаюсь, когда нужно, аппаратчицу не боюсь ударить. А если на линии еще кто-то (электрик, контролер, слесарь) — ни за что не проеду мимо, чтобы не выключить — сам палец выключает, а уж потом просыпаюсь. Опять включу и везу… Как-то раз была повышенная температура, плохо себя чувствовала, прямо беда. Отключается сознание — подъемник выключен тоже. Очнешься — а подъемник стоит на полпути. Когда остановила и зачем — не помню. Хитро, правда?..

Когда начинаю себя упрекать, что не сумела прожить с большей пользой, и подбираю мысленно иные пути, то натыкаюсь еще на один барьер.

Не умею ничего для себя добиваться, просто смешно. Люди административные действуют по формуле: дитя не плачет — мать не разумеет. Все мои жалобы на фоне действительности будут неправдоподобными. От школы отстранили беспричинно, сократили в самом начале работы, а нельзя было меня сокращать, ни по закону, ни по делу, с младшеклассниками хорошо начинала. Друзья ахали за меня, но что толку. Сама, сама я должна была за себя заступиться, а я как парализовалась — и все, отрезало. В школу больше не смела и сунуться.

Нет у нас ни одного человека на заводе, который проработал бы больше семи лет и не имел заводской квартиры. Только я одна, единственная, живу в шахтовой, в общей. Выйду на пенсию — и вовсе не дадут. За квартирой надо походить, поголосить, кулаками постучать — не для меня. Друзья хоть и жалеют, а осуждают, что без квартиры, так в лицо и говорят: «Не умеешь жить. Столько работаешь и не добилась!» Правы, признаю, но что делать, если такой дефект? Женихи погибли, заступника нет… Не умею жить за себя, душа отключается.

Вот, правда, один опыт получился. Попались мне оголтелые соседи, пьянь несусветная. Чуть не съели меня, материли, лупили. Отняли сарай топливный, пришлось делать ящик за (..) рублей. С отчаяния написала, пожаловалась. Вызвали их, одернули. Пожалела, что не выдержала, а вышло хорошо. Недавно признались: раскаиваются. Один сказал: «В самые обостренные моменты не переставал уважать». Сарай не отдали, но хоть тихо стало. Жены их рады: дрались мужики ужасно, теперь стараются быть хорошими.

Все мои несчастья, доктор, ничто в сравнении с исключительной, ей-богу, не преувеличиваю, исключительной любовью людей, близко меня знающих. Я живу в сказочном мире влюбленности, и если писать о хороших людях, которые меня окружают, то это будут тома и тома. Только в учреждениях ко мне глухи, везде отказ. Сына не принимали ни в ясли, ни в детсад. Зато не найдете ни одной женщины на свете, чтобы хоть в третью долю было у нее столько добровольных помощниц. Сын в меня, все его любят, мне так хорошо жить на свете…

Утомила Вас, извините, это я как бы в окно выглянула из маленькой своей жизни. Всю жизнь хотела со всей волей кинуться в желанное, плачу, потому что заряд до сих пор чувствую в себе…

Одним-единственным словом можно менять у сомнамбул температуру тела, состав крови, обмен веществ. Можно вызвать ожог с волдырем на месте прикосновения холодного пятака, внушив, что этот пятак раскален. Я этого никогда не делал, не буду, но это считается гипнотической классикой наряду с каталептическим «мостом», когда, внушив полную деревянность мышц, загипнотизированного кладут на спинки двух стульев затылком и пятками, да еще сверху сажают на него несколько человек.

Удивит ли нас после этого, что внушением и гипнозом иногда (если б всегда!..) вылечивают головные боли, экзему, астму, гипертонию, язву желудка и кишки, недержание мочи, заикание и десятки прочих расстройств? Что есть случаи — редчайшие, — когда под влиянием внушений и самовнушений рассасываются опухоли? Растут и выпадают волосы?

Я мог бы рассказать о волшебниках африканских племен, без малейших ожогов танцующих на раскаленных камнях;

о молодых австралийцах, которые быстро чахнут и умирают, когда догадываются, что колдуны из соседних племен «навели на них кость». Навести кость — то же, что сглазить;

о том молодом здоровом африканце, который умер в госпитале Швейцера от паралича дыхания после того, как случайно, садясь в пирогу, раздавил паука, свое «священное существо», — паук якобы был его дальним предком;

о бесоодержимых монахинях Луденского монастыря, из которых страшными голосами орали демоны по имени Исаакарум и Бегемот, а у некоторых на коже выступали красные и белые кресты, имена святых, а также хульные слова…

Говорят, что йоги и умереть могут, внушив себе это. Сами йоги так уверяют. Дня за два, за три.

Я столь же уверен в том, что это возможно, сколь в том, что это трудно и редко.

Верю, что человек может жить одной верой в счастье и самим счастьем, когда его сердце уже не должно, не может работать: нечем, клапаны расклепались.

И ничего нельзя здесь понять, если не допустить, что в мозгу есть особый физиологический аппарат Веры.

Аппарат подсознательного ожидания — устройство, придающее внешним и внутренним событиям субъективную, а через это и объективную вероятность.

Как бы это понаучнее сформулировать?..

Переход веры в событие — чудо. Некоторые факты подсказывают, как это может происходить. Путники, умирающие от жажды, видят галлюцинаторные миражи (не путать с оптическими) с озерами чистой, прохладной воды. Страшно голодный человек галлюцинирует яствами и пирами. Чем не сомнамбулизм? Но здесь потребовалось страшное напряжение Ада, сдвиги в обмене веществ, тяжелейшая ситуация. Мозг рождает в себе сам то, чего так отчаянно ждет, чему, казалось бы, уже нет никакой вероятности наступить.

А если, напротив, вероятность очень велика? Если ожидаемое совсем близко?..

Будущее отбрасывает свои тени, а мозг доверчив.

«Когда же он пришел в дом, слепые приступили к нему… И говорит им Иисус: веруете ли, что Я могу это сделать? Они говорят Ему: ей, Господи!

Тогда Он коснулся глаз их и сказал: по вере вашей да будет вам. И открылись глаза их».

Какая мудрая подстраховка! Прозрел — значит, чудо. Не прозрел — не сумел поверить.

Бехтереву удавалось излечивать случаи, казалось, органической слепоты внушением. Так иногда излечиваются и застарелые параличи, глухота…

Цепная реакция повышения внушаемости — вот основа чудес, доступных для нас.

Вот, взять хотя бы такую гипнотическую штучку, которой пользовался французский гипнолог, мой полуоднофамилец Леви-Зуль (верней, это я его полуоднофамилец). Он приказывал своим испытуемым фиксировать взором красный крест на сером фоне. «Закройте глаза, и вы увидите зеленый крест», — говорил он многозначительно. Закрывали — и видели, ибо таков реальный цветовой эффект сетчатки, остаточное возбуждение нервных клеток. Но поскольку природа эффекта испытуемому непонятна, он рассматривает это как первое гипнотическое чудо: один—ноль в пользу гипнолога. Внушаемость повышается, следующие внушения получают дополнительные баллы внутренней вероятности — баллы веры. И так до максимума, до абсолюта, который и есть не что иное, как сомнамбулический транс.

ЭГО. Из дневника. («Профилактика смерти»)

Действительный случай.