Очерки истории цивилизации - Герберт Уэллс

Кроме того, сильная рука Англии пришла на защиту протестантов на юге Франции, где их с крайней свирепостью преследовал герцог Савойский. Франция, Швеция, Дания — все они сочли более благоразумным преодолеть свое первоначальное недовольство убийством короля и стали союзниками Англии. А когда началась война с Испанией, великий английский адмирал Блейк (1599–1657) уничтожил испанский флот в битве при о. Тенерифе, проявив при этом невероятное бесстрашие. Он вступил в бой с береговыми батареями. Блейк был первым, «чьи корабли не убоялись замков на берегу». (Адмирал умер в 1657 г. и был похоронен в Вестминстерском аббатстве, однако после реставрации монархии его останки были вырыты по приказу Карла II и перенесены на кладбище св. Маргариты, Вестминстер.) Вот такую роль играла Англия в мире в свои непродолжительные республиканские дни.

Третьего сентября 1658 г. Кромвель умер во время сильной бури, которая не могла не впечатлить суеверных. Лишившись его сильной руки, Англия отошла от своих преждевременных попыток создать справедливое содружество свободных людей. В 1660 г. Карл II, сын Карла «Мученика», был радушно принят в Англии, что сопровождалось всеми, такими дорогими английскому сердцу проявлениями личной преданности; страна отдыхала после своих военных и военно-морских усилий, словно проснувшийся человек, который зевает и потягивается после слишком крепкого сна. С пуританами было покончено. «Добрая старая Англия» снова стала сама собой, и в 1667 г. голландцы, опять став хозяевами на море, проплыли по Темзе до Грейвзенда и сожгли английский флот в Медвее.

Карл II, со времени своего возвращения в 1660 г., взял на себя руководство внешней политикой государства и в 1670 г. заключил с французским королем Людовиком XIV секретное соглашение, согласно которому вся английская внешняя политика подчинялась Франции за годовую компенсацию в 100 тысяч фунтов. Дюнкерк, до того захваченный Кромвелем, продали Франции. Король очень любил спорт; у него была чисто английская страсть к скачкам, и комплекс для скачек в Ньюмаркете, возможно, является наиболее характерным памятником правления Карла II.

Пока он жил, его легкий характер давал ему возможность сохранять британскую корону, но делал он это за счет осмотрительности и компромиссов, и, когда в 1685 г. на смену ему пришел его брат Яков II, ревностный католик и не слишком умный политик, чтобы разбираться в тонких нюансах ограниченной монархии в Британии, старый спор между парламентом и престолом обострился снова.

Яков решил навязать своей стране религиозное воссоединение с Римом. В 1688 г. ему пришлось бежать во Францию. Но на этот раз знатные лорды, торговцы и дворяне были слишком осмотрительны, чтобы позволить этому восстанию против короля стать уделом какого-либо нового Прайда или нового Кромвеля. На смену Якову они заранее призвали другого короля, Вильгельма, принца Оранского. Замена произошла быстро. Гражданской войны не было — кроме как в Ирландии; не было и каких-либо серьезных революционных выступлений в стране.

Мы не имеем возможности рассказывать в этой книге о притязаниях Вильгельма, или, правильнее сказать, притязаниях его жены Марии, на трон; это вопрос чисто технический; мы не будем также рассказывать о том, как правил Вильгельм III и Мария, или о том, как трон перешел к сестре Марии Анне (1702–1714). Казалось, Анна была настроена благожелательно относительно реставрации линии Стюартов, однако лорды и палата общин, которые теперь доминировали в английских делах, предпочли менее компетентного короля. Решено было удовлетворить претензии курфюрста Ганноверского, который и стал английским королем под именем Георга I (1714–1727). Он был стопроцентным немцем, по-английски говорить не умел и привез с собой в Виндзор целый сонм немецких женщин и немецких слуг. С его приходом в интеллектуальной жизни страны воцарились скука и вялость, но эта изоляция Двора от жизни Англии была очень на руку крупным землевладельцам и торговцам, которые, собственно, и привели его к власти.

В Англии наступил период, который был охарактеризован как фаза «Венецианской олигархии»; верховная власть принадлежала парламенту, в котором теперь доминировали лорды, поскольку искусство подкупа и овладение методами избирательных манипуляций, доведенное до совершенства сэром Робертом Уолполом (1676–1745), лишило палату общин ее первоначальной свободы и влиятельности. С помощью хитроумных уловок общее количество голосующих на выборах в парламент было ограничено до небольшого числа выборщиков; старые города с небольшим населением или вовсе без такового имели право делегировать одного или двух членов (старинный город Сарум имел одного не проживающего там избирателя, населения не имел вообще, но от этого города в парламенте было два представителя), в то время как у новых густонаселенных центров вообще не было своих представителей в парламенте. А введение высокого имущественного ценза для кандидатов еще больше ограничило возможность палаты общин согласованно решать проблемы простого народа.

На смену Георгу I пришел очень похожий на него Георг II (1727–1760), и только после его смерти у Англии опять появился король, который родился в этой стране и который довольно хорошо говорил по-английски, — внук Георга I Георг III. В одном из последующих разделов мы еще расскажем кое-что о попытке этого монарха восстановить некоторые из основных властных функций монархии.

Такова вкратце история борьбы в Англии в XVII и XVIII вв. между тремя основными факторами в жизни «современного государства»: между престолом, частными собственниками и пока бесформенной, все еще слепой и невежественной силой — силой простых людей. Этот последний фактор проявляется пока только в те моменты, когда страна сильно взбудоражена; после он снова уходит в глубину. В целом же эта история заканчивается полным триумфом частного собственника над мечтами и интригами макиавеллиевского абсолютизма. При Ганноверской династии Англия стала «коронованной республикой». Она выработала новый метод правления — парламентское правление, во многих аспектах напоминающее сенат и народное собрание в Риме, но более прочное и эффективное в силу использования, пусть и очень ограниченного, представительского метода. Английскому собранию в Вестминстере суждено было стать «матерью парламентов» всего мира.

Относительно престола английский парламент занимал и занимает до сих пор то же положение, что и мажордом королевской резиденции по отношению к королям Меровингской династии. Король является церемониальной и не обремененной ответственностью фигурой, живым символом королевской и имперской системы.

Но значительная власть подспудно сохраняется в традиции и престиже престола, к тому же Ганноверская династия четырех Георгов, Вильгельма IV(1830) и Виктории (1837) и наследовавшая ей Виндзорская династия Эдуарда VII (1901) и Георга V (1910) представляют собой линию, совершенно отличную от слабых и непродолжительно правивших Меровингских монархов. В делах церкви, армии и военно-морского флота, а также во внешней политике эти правители, хоть и в разной степени, сыграли, бесспорно, очень важную роль.

Ни на какую другую часть Европы крах идеи объединенного христианского мира не оказал столь катастрофического влияния, как на Германию. Вполне естественным было бы предположить, что император, будучи по происхождению немцем, постепенно вырос бы до национального монарха объединенного немецкоязычного государства. Но несчастливая для Германии историческая случайность заключалась в том, что ее императоры никогда не были чистокровными немцами. Фридрих II, последний из Гогенштауфенов, был, как мы уже видели, сицилийцем; Габсбурги, через свои брачные узы и по своим склонностям прониклись, в лице Карла V, сначала бургундским, а затем испанским духом. После смерти Карла V его брат Фердинанд правил в Австрии и Священной Римской империи, а его сын Филипп II правил в Испании, Нидерландах и Южной Италии. Но австрийская линия, упрямо католическая, владевшая наследственными имениями на восточных границах и поэтому глубоко вовлеченная в венгерские дела и платившая дань туркам, как делали Фердинанд и два его наследника, не контролировала ситуацию на севере Германии с его настроенностью на протестантизм, балтийскими и западными устремлениями и его незнанием или безразличием к турецкой опасности.

Полновластные принцы, герцоги, курфюрсты, магнаты-епископы и прочие, чьи владения превратили средневековую Германию в смехотворное подобие лоскутного одеяла, и впрямь были не ровня королям Англии и Франции. Они находились, скорее, на уровне владеющих землей герцогов и пэров во Франции и Англии. До 1701 г. ни у кого из них не было титула «король». Многие из их владений были, по размерам и значению, меньше, чем крупные имения британской знати. Германский парламент был чем-то вроде Генеральных штатов или парламента без присутствия избранных представителей. Вспыхнувшая вскоре в Германии большая гражданская война — Тридцатилетняя война (1618–1648) — была, по своей природе, намного более похожей на гражданскую войну в Англии (1643–1649) и на движение Фронды (1648–1655), чем представляется на первый взгляд.