Жданов - Алексей Волынец

Опытному разведчику и дипломату Смиту не составило труда уговорить медицинских чиновников сделать проект соглашения между Минздравом СССР и посольством США, по которому советская сторона передаёт США «исчерпывающую информацию о противораковом препарате Клюевой — Роскина ("КР"), в частности о технологии изготовления препарата»{676}. Обязанности США в данном соглашении оговаривались куда менее конкретно, сводясь лишь к обещанию предоставлять информацию о своих возможностях и в будущем «дооборудовать» советские противораковые лаборатории. Фактически посол получил согласие на предоставление всех данных по советскому препарату в обмен на размытые, но конечно же щедрые обещания. Учёные и чиновники Минздрава СССР не возражали против предложений американца: Клюева и Роскин с вполне понятным научным честолюбием жаждали международного признания своих открытий, а руководство Минздрава — далёкое от коммерческих интересов — искренне надеялось получить из США новейшее оборудование.

Андрей Жданов не сразу узнал о посещении американским послом знакомых ему учёных, вроде бы нащупавших возможность лечения рака. Визит посла Смита к Роскину и Клюевой состоялся 20 июня 1946 года, через месяц Жданов запросил материалы об этой встрече. 3 августа 1946 года из Управления кадров ЦК ВКП(б) к нему на стол поступила подробная записка «Об обстоятельствах посещения американским послом в СССР Смитом Института эпидемиологии, микробиологии и инфекционных заболеваний». Тщательно исследовавшие обстоятельства встречи сотрудники аппарата ЦК сделали вывод: «И Смит, и переводчик его были хорошо осведомлены об открытиях профессоров Клюевой и Роскина и об их работе. Из вопросов, из грамотного и правильного употребления узкоспециальных терминов было видно, что Смит хорошо знает историю открытия и его значение»{677}.

Внимательно изучив записку и собрав дополнительные материалы, 7 августа 1946 года Жданов отправил копии всех этих документов тому, кто по своим прямым обязанностям должен был курировать такие явления — заместителю министра иностранных дел Владимиру Деканозову В сопроводительном письме Жданов написал: «Прошу ознакомиться с материалом и дать своё заключение. Я думаю, что Смита не нужно было пускать в институт»{678}.

В то время всё ещё действовала инерция союзнических отношений эпохи войны и отсутствовал опыт тотального засекречивания любых научных открытий и разработок в качестве государственной или коммерческой тайны. Тем более для большинства чиновников не казались требующими защиты от чужого интереса какие-то непонятные опыты с тропическими трипаносомами. Здесь Жданов оказался одним из первых, кто вовремя понял, что под щедрые словесные обещания в чужие руки уплывает перспективное научное открытие.

В августе 1946 года институт Роскина и Клюевой посетила делегация американских профессоров, интересовавшихся именно противораковыми исследованиями. Один из американцев неожиданно проявил познания в русском языке, сообщив Роскину: «В Америке вы были бы миллионщиками»{679}.

В октябре — ноябре 1946 года на Генеральной Ассамблее новорождённой Организации Объединённых Наций специально обсуждался вопрос о международном научном сотрудничестве. Поэтому в те дни в США присутствовала не только политическая, но и многочисленная научная советская делегация, в частности руководитель Академии медицинских наук СССР, специалист по сердечному кровообращению Василий Парин. В Америку академик Парин приехал с рукописью книги профессоров Клюевой и Роскина «Биотерапия рака» и образцами их вакцин. В СССР рукопись только была подготовлена к изданию, но ещё не напечатана. Советские учёные ждали признания своих заслуг и возможной материальной помощи со стороны США, а Минздрав СССР в расчёте на соглашения с послом Смитом о научно-технической помощи не возражал против передачи советских материалов по лечению рака. В итоге, пока шло согласование между чиновниками МИДа и Минздрава, считать или нет материалы Роскина и Клюевой секретными, академик Парин передал их рукопись и ампулы с препаратом представителям американского Национального института рака.

Примерно в эти же дни, 15 ноября 1946 года, Нина Клюева и Григорий Роскин уже сами непосредственно обращаются с письмом к Жданову: «Обращаемся к Вам с большой просьбой оказать личное внимание к судьбе нашей работы по лечению рака. Благодаря Вашей помощи в мае — июне с. года были приняты меры, чтобы дать нам возможность нормально работать… Но дело помощи не было доведено до конца… Мы работаем в постыдных условиях научной нищеты»{680}.

Обращает на себя внимание, что, поглощённые своим, как им казалось, эпохальным открытием, учёные не очень понимали, что в стране только в прошлом году кончилась чудовищная война с многими миллионами убитых и страшными разрушениями. Естественно, государство при всём желании ещё не могло обеспечить комфортные условия всем своим учёным. При этом Клюева и Роскин уже работали в куда более привилегированном положении, чем многие их коллеги.

Однако Жданов, понимая, какое значение может иметь успешное решение проблемы рака, снова пошёл навстречу требовательной паре медицинских светил. Через несколько дней, 21 ноября 1946 года в 18 часов 15 минут, Клюева и Роскин посетили кабинет нашего героя. Жданов выслушал их и обещал, что «партия и правительство предпримут все меры для оказания помощи их работе»{681}. Действительно, уже 25 ноября в том же кабинете Жданова в 20 часов состоялось расширенное заседание по данной проблеме. Присутствовали профессора Клюева и Роскин, курировавший тогда от политбюро вопросы медицины маршал Ворошилов, а также высшие профильные чиновники — заместитель министра здравоохранения и министр медицинской промышленности. В девять вечера к совещанию присоединился министр Госконтроля СССР Мехлис. На совещании обсуждались ход исследований Клюевой — Роскина и проблемы необходимой дополнительной помощи для их успешного завершения.

Напомним, что в то время Жданов был уже очень больным человеком, и через пять дней политбюро предоставило ему лечебный отпуск на полтора месяца. 9 января 1947 года политбюро по настоянию врачей продлит отпуск Жданову до 25 января «для окончания лечения»{682}. Впрочем, отпуск высокопоставленного чиновника в те годы сводился лишь к смене рабочего кабинета на номер в правительственном санатории — работа нашего героя с многочисленными документами в последний месяц 1946 года и первый месяц 1947-го продолжалась с той же интенсивностью.