Собрание сочинений в десяти томах. Том 4 - Юзеф Игнаций Крашевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вечно надо этому человеку сделать что-нибудь по-своему и вечно не то, что надо. Год велит им ждать! Отлично, хорошо, умно очень делает! Хочет, чтобы это разошлось, тогда как тут надо ловить, как птицу! Но если со мной ни о чем не советуются, не слушают меня: воля ваша, с Богом. Губи себе дитя, ведь оно твое.
Одна из любопытнейших сцен большой житейской комедии — сцена женитьбы; как разнообразно разыгрывается она, как различно начинается и кончается, каким неожиданным эпилогом завершается она! Кажется мне, что для определения общественного положения достаточно термометра супружеств; статистика браков дает вернейшее понятие о степени народной нравственности. Я понимаю мужика, которому некогда спрашивать сердце, которому нужна работница, жена, мать, пара сильных рук, чтобы замесить хлеб насущный, и он женится на первой встречной на улице; но не понимаю я чудовищных соединений в более достаточных и образованных классах, которым только выгоды и деньги служат благословением. Расчет исключительно руководит теперь большею частью связей, так что из десяти едва ли одна безупречна в этом отношении, все остальные — бесстыднейшая продажа. Это просто торг, на котором продается все: молодость, титул, красота, связи, богатство, образованность, дарование перед глазами целого света и без малейшего стыда.
В жизненной практике мы никогда не сознаемся в безнравственном убеждении, поступая самым безнравственным образом; напротив, врем сами перед собой и свое преступление прикрываем каким-нибудь достоинством. Так делается и в супружествах, хотя тайным поводом чаще всего служит мерзкий интерес и подлое желание пользоваться чужой копейкой. Кандидаты в супружество умеют хвостом вильнуть: этот жертвует собой для родителей и родных, тот для поправления падающего имения, иной разыгрывает роль влюбленного, другой еще отвергает существование сердца и боготворит рассудок, совершая во имя его подлость; в конце концов, словно в доме помешанных, каждый утверждает, что он один в здравом рассудке, чист, и никто не сознается в вине, хотя отлично видит ее и указывает в других.
Мы оставили некоторых героев нашей повести готовящимися к супружеству и едва уже не на пороге церкви: прекрасную Франю невестой Вацлава, прекрасную Цесю, имеющую выйти за маршалка Фарурея, и прекрасного Сильвана, мечтающего о тысячах, если не о миллионах будущей супруги, все достоинства которой заключались для него в шкатулке. Сильван при виде страшно запутывающихся обстоятельств с каждым днем задумывался более и более о женитьбе и глубже проникался сознанием потребности продать свою молодость, красоту, опыт, воспитание и имя. Часто по целым дням просиживал он, погруженный в кресло, с погасшей сигарой во рту, против большого зеркала, разбирая сам свои достоинства, и ни одна кавказская невольница, везомая на торг в Константинополь, не рассчитывает так на свои лета, прелесть и вероятность попасть в гарем султана или визиря, как Сильван рассчитывал на миллионы, которые должен был добыть взамен своих личных достоинств, составлявших его гордость…
— Я молод, кровь с молоком, красив, порядочен, образован; отлично; у меня есть имя, у меня есть звание, у меня есть имение, у меня есть опыт, я умею найтись, не струшу; чего же мне недостает? Я могу хлопотать о руке княжны С…, графини П…, о чьей хочу… не понимаю, чтобы мне смели отказать! Ведь какой-нибудь; X… женился же на двухмиллионной наследнице, хотя не может? равняться со мной ни в каком случае; ведь Ф…. подхватил же в Белоруссии 5 000 душ, без копейки долга, хоть не умел даже говорить хорошо по-французски. А я, а я! На что же я имею право надеяться?
Таким восклицанием завершались обыкновенно мечтания Сильвана, которые с каждым днем более и более представлялись ему действительностью. Наконец, молодой граф убедился, что ему ос тается взять приличный экипаж и ехать в свет за золотым яблочком, которое само упадет к ногам его… Мы уже говорили, что Сильван, по случаю позднего времени, не мог ехать на воды, а отправился прямо в Варшаву, где слышно было о некоторых богатых наследницах из Волыни и Подолии.
Сильван, кроме других бесчисленных достоинств, считал себя искусным интриганом, человеком, который, будь что будет, сумеет выполнить раз занявшую его мысль, неудачи в отношении к Фране не вывели его из заблуждения. Простая деревенская девочка, глупая, невинная не шла даже в счет. Сильван считал себя справедливо наказанным за то, что унизился. Там, в этом маленьком свете, его должна была встретить неудача, потому что сфера была ему чуждая, понятия дики, люди казались чужими, но в свете высшем Сильван не сомневался в полной победе, ни один рыцарь не собирался так старательно в крестовый поход, как Сильван на эту охоту за невестами.
Хладнокровно приготовляясь к победе, он начал с приготовления паспорта, метрики, свидетельства, что не был женат, бумаг, описывающих положение отцовского имения (в них ни о конфискации Сломницкого поместья, ни о выделе Вацлаву Пальника не было и помину); вооружился тысячью дукатов, которые составляли ставку игры, новою венскою колясочкою, взял усатого камердинера с перстнем на пальце, в великолепнейшем наряде, лакея, повара, четверку лучших лошадей, упряжь венскую, купленную у ротмистра Повалы, и т. д., и т. д. Доказательством тому, с какою предупредительностью готовился Сильван ко всему, что могло его встретить, служило то, что даже в выборе дорожной библиотеки он не упустил из вида различные оттенки мнения, с которыми придется ему, может быть, столкнуться в предстоящем деле. Был в ней отдел горячо католический, на случай если бы барышня принадлежала к читательницам «l'Univers» или Лакорде; было несколько образчиков литературы неистовой, если бы встретилась какая-нибудь Кардовиль; были Мишле и Кине для философки, был Ж. Занд для пламенных головок, было и несколько соотечественников, если бы, на что, впрочем, не надеялся Сильван, барышня любила литературу отечественную. Книги эти могли поочередно показываться на его столе и придавать ему колорит, гармонирующий с общим видом дома. И все остальное было также приготовлено и рассчитано; Сильван сказал себе, что должен жениться и что выполнит роль, какая потребуется при этом. Он, однако ж, не говорил никому об этих вспомогательных средствах, чтобы не показать, что не уверен в самом себе и нуждается в помощи; один отец, заметив сборы, улыбнулся про себя и потер руки.
— Кровь Дендеров не изменяет! Ха,
