Живой Журнал. Публикации 2010 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 5.30 другая инъекция — 175 гр. Na Chl в левое и правое бедро Л. Н. реагировал на боль. Еще пускали Oxidon. Л. Н. дал знак, что не желает. Стал все труднее дышать и нижней челюстью работать. В 5.45 часто — 50 раз и чаще — поверхностно дышал. В 6.03 — остановка первая. Потом еще минуту дышал. В 6.04 остановка вторая. После минуты в 6.05 еще один вздох — последний. Смерть".
СНЕГ
ноябрь
Где-то на Оке
Мы двинулись в обратный путь кривым путём, забирая к югу, как, наверное, сделал бы Толстой.
Замелькали уже известные мне места. Например, стоявший в Лебедяни Ленин-памятник, совмещенный с трибуной и собор-чернильница.
Видел я его несколько раз и даже взбирался на эту обветшалую трибуну.
Пронёсся мимо моей жизни Елец — город на холмах. Там мы кланялись музею Бунина и стоящему напротив дому нового русского со шпилем, стилизованному под непонятную старину.
Там при въезде на мост были изображены человекообразные герои войны, со страшными лицами, похожие на монстров, только геройские звёзды на них были точны и правильны.
Как-то я спросил одного знающего человека, отчего Елец с такой богатой историей не стал в 1954 году центром новой области — в тот момент, когда очередной раз перекраивали карту.
— Видишь ли, — отвечал он мне, — у нас тут время течёт медленно, а память у нас всех хорошая. В пятидесятых было рукой подать не только до Тамбовского восстания, но и до Гражданской войны, когда в Ельце было много контрреволюции и большевиков особенно не жаловали. А дело это домашнее, памятное, вот и выпали козыри Липецку — заодно, впрочем, и с комбинатом.
— С пониманием, — сказал я, потому что надо было что-то сказать.
Липецку выпал и зоопарк.
Я любил истории о зоопарках, а уж Липецкую любил особенно. Дело в том, что по негласному ранжиру советских городов Липецку зоопарк не полагался. Но жена секретаря обкома что-то сделала со своим мужем, что ранжир был нарушен, а посреди города замычало зверьё.
Правда, не обошлось без конфузов — люди в зоопарке были простые, и как-то в не уследили за крокодилом. Это заметили не сразу, а когда школьники стали спрашивать, отчего крокодил не двигается. Им долго отвечали, что крокодил хорошо покушал и спит, но потом всё-таки пришлось с этим разбираться.
То, что зоопарки говорят о своём городе всё или почти всё, я понял приехав как-то в город, который тогда назывался одновременно и Свердловск и Е-бург.
Перемещаясь по этому городу, я сначала промахнулся мимо того места, где стоял знаменитый Ипатьевский дом. Не нашёл я никакого Ипатьевского дома и начал размышлять о судьбах Империи и о её достопримечательностях. Тем более, перед отъездом всех я спрашивал, что нужно посмотреть в городе Е-бурге, чтобы продолжать числится образованным человеком. Никто ничего не говорил, и я боялся — ведь спросят потом: а ты видел памятник Саше с Уралмаша, или там что ещё, и если ответишь "нет", скажут не великий ты писатель земли русской, а фиг собачачий. Так и остался я в неведении насчёт Е-бурга, уже и устал насчёт этого Е-бурга спрашивать — две дамы даже оскорбились, как, говорят, смеешь ты нас спрашивать этакие гадости, ты бы нас ещё про достопримечательности города Х-вска спросил. Поэтому я понял, что у меня наступило время имперской невезуки.
И от обвинений в невежестве мне не отмазаться.
Но тут я увидел искомое место. Сейчас этот храм уже построен, и говорят о нём много разного. Там, в этом месте, на краю огромного сугроба, стояли два больших креста, часовня, а на земле лежали несколько плит с торжественными надписями. Рядом строили Храм на крови. По случаю субботы через пустую стройку можно было пройти, и я спрямил путь через этот большой сугроб. Ярко светило солнце, текла по улице грязная жижа. Это весна струилась по чёрному льду, а Е-бург казался мне грязным и скучным. Так всегда бывает, когда у тебя промокли ноги, и в чужом городе тебе никто неизвестен.
Оттого пришлось идти в местный зоопарк — традиция, которой я придерживаюсь во всех городах с любыми названиями — модными и не модными.
В этом зоопарке слона не было — слоновник только строился. Все постройки, кстати, были свежие, построенные из ровного кирпича, покрашенного затем красной краской. Так что зоопарк был похож на дачный участок нового русского, уставленный многочисленными постройками. На маленькой памятной доске сообщалось, что всё это сооружено три года назад в честь некруглого городского юбилея. Причём рядом с фамилией архитектора значилась фамилия мэра, которую я забыл. Фамилию архитектора я забыл тоже. А мне-то сначала казалось, что всё это построили братки дорогие, окончательно почувствовавшие себя хозяевами города. И оттого начавшие его благоустраивать, как свой дом. Казалось мне это потому что проходы между клетками были облицованы каким-то полированным мрамором. Впрочем, мрамора на Урале много, и, может, даже кирпич там дороже. Может оттого там столько полированного гранита на Широкореченском кладбище где братва стоит на памятниках во весь рост — в кроссовках и тренировочных штанах, где прилежно выгравирована трёхлучевая звезда "Мерседеса" на автомобильных ключах в руке у покойника…
Было в этом зоопарке одинокое бревно спящего бегемота. Был рычащий лев. Зачем рычал — я не знаю. Видал я там черепах. Каймановые были страшны — мой спутник рассказывал, что они откусят палец не задумываясь. И действительно — свойственно ли черепа-хам задумываться? Была там ещё какая-то черепаха, что могла выпустить из панциря длинную телескопическую шею сантиметров пятнадцать. Так, говорил мой собеседник, эта черепаха, лёжа на руках какого-нибудь профана, кусала его за локоть. Видел я и пито-на, который мог прошибить головой бронированное стекло. А ещё рассказали мне про лори, который сбежал из зоомагазина и был пойман в кастрюле с варёной картошкой. Но это всё были разговоры, а в этом зоопарке жило и то, что свойственно Уралу и Сибири — волки разного размера и лисицы разного цвета. Видел я там белого пушистого
