Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 1: XVIII–XIX века - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несмотря на сохранявшийся у Арсеньева вплоть до середины 1860-х годов настрой на серьезные занятия наукой (в 1864–1865 годах он слушал лекции по философии, истории и политической экономии в Боннском университете, посещал занятия в семинаре Г. фон Зибеля – автора 10-томной «Истории революционной эпохи. 1848–1849»), он в конце концов отказался от профессорской карьеры. Сыграло роль его стремление посвятить знания и энергию коренному преобразованию российской правовой системы, оформившееся в атмосфере предчувствия Великих реформ Александра II и под влиянием еще одной судьбоносной встречи, состоявшейся в 1858 году, – с Д.В. Стасовым (1828–1918). Представитель прославленного семейства, члены которого внесли значимый вклад в русскую культуру и развитие общественного движения, Стасов по окончании Училища правоведения (1847) служил чиновником Герольдии Правительствующего сената, в качестве герольда летом 1856 года участвовал в короновании Александра II, был пожалован бриллиантовым перстнем с рубином. С 1858 года он занимал должность обер-секретаря Гражданского департамента Сената. В 1859 году Стасов организовал в Петербурге один из первых юридических кружков, целью которого было «приготовление к судебной реформе». Заседания кружка, обычно проходившие в его доме, привлекали внимание не только юристов, но и известных ученых, художников, литераторов. Среди завсегдатаев этих собраний был и Арсеньев. Начинающего юриста не устраивала служебная карьера сама по себе, в рамках давно сложившихся «правил игры». Главное место в системе его жизненных ценностей уже тогда прочно занимали идеи законоправия, просвещения и свободы.
Как и другие участники стасовского кружка, Арсеньев был убежден, что крестьянская реформа абсолютно необходима. «Что крепостное право было явным анахронизмом, что уничтожение его если не сверху, то снизу было неизбежно – это понимали даже самые ретроградные советники императора», – вспоминал он общественные настроения к концу 1850-х годов. Однако, по его свидетельству, членов кружка тревожило чувство «неустойчивости и непоследовательности правительственной политики», окончательно окрепшее после отставки в апреле 1861 года министра внутренних дел G.C. Ланского и его сподвижника Н.А. Милютина, одного из главных разработчиков крестьянской реформы. «Поворот в направлении крестьянского дела заставлял опасаться не только за его дальнейшую судьбу, но и за участь других реформ, уже поставленных на очередь и необходимых для обновления русской жизни», – этим Арсеньев объяснял тот факт, что «год освобождения крестьян стал годом первых антиправительственных выступлений». Вместе со Стасовым он был тогда в числе общественных деятелей, причастных к сбору подписей под обращением к Александру II о помиловании привлеченных к ответственности участников студенческой демонстрации в Петербурге 25 сентября 1861 года. После этой акции Стасов, как предполагаемый инициатор, был уволен из Сената и с тех пор навсегда оставил государственную службу. Этот факт никак не повлиял на отношения соратников. Арсеньев, тогда же получивший назначение на должность чиновника по особым поручениям, продолжал сотрудничать с опальным Стасовым, выступая в защиту свободы слова и мысли. Так, весной 1862 года он вместе со Стасовым, а также В.Д. Спасовичем и В.П. Гаевским участвовал в защите тверских мировых посредников, преданных суду Сената.
Арсеньев был хорошо осведомлен не только о ситуации в «верхах». У него тогда имелся и собственный, заслуживающий доверия источник информации о положении дел в провинции, его брат Юлий (1818–1873) – смоленский (1861–1862), олонецкий (1862–1870), тульский (1870–1873) губернатор. По долгу службы он участвовал в сенаторских ревизиях Калужской, а затем (в 1862–1863 годах) Владимирской губерний. Константин Арсеньев считал результаты этих мероприятий весьма показательными. Согласно отчетам ревизоров, работавших под руководством В.А. Арцимовича – человека «широко просвещенного, непреклонно честного», близкого к Н.А. Милютину, – работа по проведению в жизнь крестьянской реформы в Калужской губернии шла «быстро и успешно, вызывая вопли крепостников, но успокаивая и умиротворяя массу населения». В то же время во Владимирской губернии было обнаружено немало ошибок и злоупотреблений, связанных с деятельностью губернатора А.П. Самсонова, «поддавшегося влиянию помещичьей партии». Тем не менее Арцимович, «вполне оправданный сенатором-ревизором, все-таки должен был оставить свой пост, а во Владимирской губернии и после ревизии положение дел изменилось мало».
Такой поворот дел «бросал яркий свет на печальные плоды „нового курса“, водворившегося в министерстве внутренних дел», – приходил к выводу 26-летний Арсеньев. Ему и самому пришлось вкусить упомянутых «плодов». В начале июня 1863 года он вышел в отставку. Решающую роль в этом сыграл политический мотив – нежелание работать в Северо-Западном крае вместе с генералом М.Н. Муравьевым («вешателем»). Служебные перипетии не прошли для Арсеньева даром. Вплоть до августа 1865 года он лечился за границей от сердечного невроза. По возвращении на родину главным полем самореализации, средоточием его гражданской и политической активности стало общественное поприще.
«Я в то время, еще менее чем потом, был прямолинейным, и это делало меня иногда как бы колеблющимся, – вспоминал Арсеньев о своих взглядах и убеждениях, сложившихся к середине 1860-х годов. – Сознавая неудовлетворенность современного социального строя, я не был социалистом; понимая неизбежность, при известных условиях, насильственного переворота, я не был революционером, хотя бы только в теории. Мой либерализм имел отчасти характер того, что тогда называли постепеновщиной; несмотря на признаки реакции, к 1866 году уже весьма ясные, я верил в торжество реформ».
В марте 1866 года Арсеньев подал прошение о зачислении в адвокатуру, а в апреле был утвержден в числе первых в России 27 присяжных поверенных (вместе со Стасовым, Спасовичем и др.). По его словам, адвокатура с момента своего учреждения была одним из «ферментов», противодействовавших застою в общественной жизни. Объясняя это явление, Арсеньев обращал внимание на политический «подтекст» суда присяжных и адвокатуры в глазах «образованного меньшинства», которому было хорошо известно, что «суд присяжных входил в состав оппозиционных программ недавнего общеевропейского движения, что из среды адвокатов вышли многие борцы за политическую свободу». Вместе с тем, замечал Арсеньев, «не один только политический ореол привлекал тогда к адвокатуре прогрессивную часть русского общества; для нее было ясно значение представительства в гражданском, защиты – в уголовном процессе, ясна невозможность правильно организованного суда без правильно организованной адвокатуры».
В 1867–1874 годах Арсеньев возглавлял Совет присяжных поверенных округа Петербургской судебной палаты. Первым обобщением результатов корпоративной деятельности столичных присяжных поверенных стала его книга «Заметки о русской адвокатуре» (СПб., 1875). В ней впервые в русской юридической литературе были разработаны приемы адвокатской техники и правила адвокатской этики. Добиваясь «единства слова и дела», Арсеньев считал необходимым допускать к адвокатской практике только специалистов с безукоризненной
