Орден Ультрамаринов: Омнибус - Грэм Макнилл

Перепуганные мужчины и женщины отчаянно пытались избежать ударов меча, которым Кроагер орудовал, подобно мяснику, в бешенстве отсекая конечности и головы. Еще с десяток раз меч поднялся и опустился, прежде чем вновь послышался тот же голос — теперь более громкий.

— Я смею, предатель. Лейтенант Ларана Уториан, 383-ий Драгунский Джурана, и я спрашиваю: чего стоит слово такого еретика, как ты?

Кроагер почувствовал, как его сознание окутывает красная дымка. Зрение сузилось, сфокусировавшись на женщине, посмевшей заговорить с ним, на артерии, пульсировавшей на ее шее, и на дуге, которую очертит его меч, прежде чем отрубить ей голову. Но он сдержал гнев и заставил себя опустить оружие. Пленница, женщина с дерзким лицом, одетая в потрепанную небесно-голубую форму Имперской Гвардии, была намного ниже его; окровавленная, с рукой на кое-как сооруженной перевязи, она, тем не менее, смотрела на него с неприкрытой ненавистью.

Узнавание, странное и противоестественное, поразило Кроагера, хотя откуда пришло это чувство, он сказать не мог. С удивлением он ощутил, как гнев его рассеивается. Чего, кроме быстрой смерти, могла надеяться достичь своим непокорством эта женщина? Кроагер наклонился, чтобы заглянуть Ларане Уториан в глаза, а затем схватил ее раненую руку и сжал.

Ее лицо исказилось от мучительной боли, но Кроагер не ослабил давления, пока не почувствовал, как под кожей трутся друг о друга острые концы сломанной кости.

— Чего стоит твое слово? — повторила Ларана Уториан сквозь сжатые зубы.

— Немногого, — признал Кроагер и повернул руку так, что Уториан резко вскрикнула, — но ты не лишена частицы мужества, и это мужество должно быть по достоинству вознаграждено.

Рассмеявшись, Кроагер отпустил руку пленницы и объявил:

— Вот эта пойдет в первой волне атаки.

Глава 2

Первой мыслью, проникнувшей в туман полубессознательного состояния, в котором пребывал гвардеец Хоук, было подозрение, что на этот раз он переборщил с выпивкой и влил в себя что-то превысившее возможности его организма. Попойки Хоука вошли в историю, но никогда он еще не чувствовал себя так погано: как будто разъяренный карнозавр исколошматил его с головы до ног, превратив тело в один сплошной синяк.

Вокруг было темно и пыльно, легкие работали с трудом, и Хоук закашлялся, пытаясь понять, что происходит. Он медленно открыл глаза и подождал, пока взгляд сфокусируется. Прямо перед ним была рокритовая поверхность, очень похожая на пол станции слежения, но кроме нее ничего не было видно. Клубы пыли призраками парили в оранжевом свете.

Хоук попробовал повернуться, и обжигающая боль пронзила левое плечо, заставив его ругнуться; по руке стекало что-то липкое. Он осторожно повернул голову и попытался сориентироваться в выжженных, пропитанных едким дымом руинах, среди которых оказался. У стены лежала обугленная бесформенная масса, но в полумраке Хоук не мог понять, что это такое. В ушах звенело, и всякий звук от собственных движений казался дребезжащим и бесконечно далеким. Он опять повернулся, перекатился на спину и заскрипел зубами от боли, вновь окатившей плечо. Но после этого маневра ситуация немного прояснилась. Его ноги были зажаты под чем-то тяжелым, — извернувшись, Хоук разглядел, что это был разбитый корпус вокса.

С трудом выползая из-под тяжелых обломков, Хоук по крупицам вспоминал события, произошедшие…сколько же времени прошло? Он сел, прислонившись спиной к стене, и здоровой рукой ощупал рану. Он помнил лязг гранат, упавших на пол бункера. Одну ему удалось спихнуть в зумпф, но другая взорвалась раньше, чем он до нее добрался. Благодарение Императору, что старое оборудование этой проклятой станции оказалось достаточно громоздким и прикрыло его от разрушительной силы взрыва.

Он потер руку — глубокая рана в плече отозвалась новой вспышкой боли — и перевел взгляд на почерневшую массу у противоположной стены. Поблескивание обнажившихся костей, скрюченная от огня рука — Хоук понял, что это его бывший сослуживец, Хитч.

Жалеть Хитча Хоук не мог, у него было достаточно собственных проблем: например, что ему, черт побери, теперь делать? Все оборудование станции было разбито, и он знал, что починить его не сможет. Он застрял на вершине этой злосчастной горы, откуда вниз не было никакой сносной дороги, плюс рука болела, как последняя сволочь.

Со стоном Хоук поднялся на трясущиеся ноги и оперся о стену. Грудь болела при каждом вздохе, наводя на мысль о сломанных ребрах. Шатаясь, как пьяный, он потянулся к металлическому ящику, частично похороненному под останками автопушки и консоли вокса. Ногой отшвырнув мусор, Хоук потянул крышку вверх, достал из ящика холщовый рюкзак и пошарил внутри. Он нащупал небольшую аптечку, вскрыл упаковку и, морщась от боли, стянул с себя шинель и рубашку.

Все время, пока Хоук обрабатывал рану анальгетиком и накладывал на руку давящую повязку, он не переставал размышлять о том, кто же на него напал. Он задумался об этом только сейчас, когда мысли прояснились и приобрели некоторую связность. Рассмотреть хорошенько нападавших он не успел, но кто бы это ни был, они были поистине гигантами. Он смутно помнил что-то огромное серо-стального цвета — колосса, который мог быть только космическим десантником.

Дыхание перехватило, медицинские процедуры были забыты.

Космические десантники…

Ему доводилось сталкиваться с космодесантом. Несколько раз ему по невезению выпало дежурство в «Надежде», и он видел, как они выгружаются из тяжелых боевых кораблей. Поначалу Хоук был поражен их внушительным телосложением, ему захотелось заговорить с одним из них, расспросить о битвах, в которых он участвовал, о местах, где побывал. Но их сдержанное поведение, военная выправка и крупнокалиберное оружие ясно говорили, что такой поступок станет самой серьезной ошибкой в его жизни — и, к тому же, последней.

И все же в неизвестном воине, которого Хоук даже не разглядел, было что-то, что заставило его задрожать от страха. Он не был похож на тех космодесантников, что Хоук видел раньше. Несмотря на все их неприступное превосходство, ни в одном из них, даже если он и удостаивал гвардейца взглядом, не чувствовалось такой внушающей ужас древней злобы. Здесь же было что-то совершенно иное.

Внезапно Хоук понял, что его мечты о боевых действиях исполнились самым недвусмысленным образом, и на его перемазанном пеплом лице появилась кривая улыбка. Он столкнулся один на один с врагом и выжил. Посмотрев еще раз на тело у стены, он понял, почему нападающие не стали добивать его: они увидели труп Хитча и подумали, что это он. Хоук рассмеялся; смех вышел нервным.

— Ну, малыш Хитчи, — сказал он, хихикая, — кажется, тебе все-таки удалось сделать в жизни хоть что-то полезное.

Как и большинство людей, знавших Хоука, враг недооценил его. Внезапно он разозлился: проклятье, он солдат, и он еще заставит этих ублюдков понять это.

Прижав руку к груди, он соорудил нечто вроде перевязи из бинтов, обнаружившихся в аптечке, после чего вытряхнул содержимое рюкзака на пол, отпихнул в сторону те предметы, что стали бы только бесполезным грузом, и сложил внутрь все, что могло пригодиться. После взрыва таких вещей осталось немного. Он упаковал все продовольственные пайки, которые смог найти, а также пару бутылок с гидратирующими капсулами. В поисках таблеток детокса он проверил карманы шинели и вздохнул с облегчением, обнаружив коробочку во внутреннем кармане. Без этих таблеток он мог сразу пустить себе пулю в лоб: яды, содержащиеся в атмосфере, поразили бы его в течение суток, не принимай он регулярно очищающие препараты, которые Адептус Механикус Биологис производили для солдат. На вкус эти таблетки были противнее всего, что Хоуку приходилось пробовать, но если они сохранят ему жизнь, он готов и потерпеть. В любом случае, в запасе их было не слишком много…

Он пошарил в ящике, вытащил потрепанный дыхательный аппарат и также уложил его в рюкзак. Кислорода в аппарате оставалось чуть больше половины, но и это могло пригодиться, если его в пути застанет одна из столь частых в этих горах пыльных бурь. Вытащив со дна ящика портативный вокс-передатчик, Хоук расплылся в улыбке, хотя слово «портативный» тут было уместно разве что в шутку. Громоздкие батареи весили по килограмму каждая, а само устройство займет большую часть рюкзака. И все же, кажется, кто-то говорил, что нет на поле боя ничего опаснее, чем человек со средствами связи.

Лично Хоук предпочел бы лазпушку, но такова жизнь.

Он опустошил рюкзаки Хитча и Чаредо и перерыл личные вещи своих погибших сослуживцев. Компас и магнокуляры, когда-то принадлежавшие Чаредо, отправились в один из карманов вместе с шестью батареями для лазгана. Блестящий нож в ножнах из тисненой кожи, когда-то бывший гордостью гвардейца Хитча, был прикреплен на пояс, а обгоревшее тело удостоилось короткого кивка.