Посмертные записки Пиквикского клуба - Чарльз Диккенс

— Что вы говорите! — бледнея, воскликнул мистер Пиквик. — Неужели еще один тайный брак!

— Нет, — отвечал старик Уордль. — Дела еще не так плохи.

— Так что же? — спросил мистер Пиквик. — Это касается меня?

— Отвечать ли мне на этот вопрос, Перкер? — осведомился Уордль.

— Отвечайте, мой дорогой сэр, если вас это не компрометирует.

— В таком случае — да, касается, — объявил Уордль.

— Как? — встревожился мистер Пиквик. — Каким образом?

— Право же, вы такой вспыльчивый юноша, что я побаиваюсь вам говорить, — отвечал Уордль. — Но если Перкер ради безопасности сядет между нами, я, так и быть, рискну.

Закрыв дверь и подкрепившись второй понюшкой из табакерки Перкера, старый джентльмен приступил к важному разоблачению.

— Дело в том, что моя дочь Белла… знаете Беллу, ту, что замужем за молодым Трандлем?..

— Знаю, знаю! — нетерпеливо перебил мистер Пиквик.

— Не запугивайте меня с самого начала. Так вот, моя дочь Белла… (Эмили ушла спать с головной болью, прочитав мне письмо Арабеллы…) Белла подсела ко мне вечерком и начала толковать об этой свадьбе. «Что вы об этом думаете, папа?» — спрашивает она меня. «Что ж, моя милая, — говорю я, пожалуй, это неплохо. Надеюсь, все к лучшему». Я сидел у камина, мечтательно попивал грог и знал, что достаточно мне изредка вставлять какое-нибудь неопределенное замечание, а уж она будет щебетать, вот почему я ей так и ответил. Обе мои девочки — вылитый портрет своей матери, и теперь, когда старость подошла, я люблю видеть их возле себя. Их голоса и лица напоминают мне счастливейшую пору моей жизни, и на секунду я чувствую себя таким же молодым, как в те времена, хотя и не таким беззаботным. «Это настоящий брак по любви, папа», — помолчав, говорит Белла. «Да, моя милая, — отвечаю я, но такие браки не всегда бывают самыми счастливыми».

— Заметьте, я с этим не согласен! — с жаром воскликнул мистер Пиквик.

— Прекрасно, — сказал Уордль. — Можете не соглашаться с чем угодно, когда придет ваш черед говорить, — а сейчас не перебивайте меня.

— Прошу прошения, — сказал мистер Пиквик.

— Прощаю, — отвечал Уордль. — «Мне жаль, — покраснев, говорит Белла, что вы, папа, настроены против браков по любви». — «Я был неправ, мне не следовало так говорить, моя милая, — отвечаю я и поглаживаю ее по щеке так нежно, как только может погладить такой грубый старик. — Твоя мать вышла замуж по любви, да и ты тоже». — «Я не об этом думала, папа, — говорит Белла. Дело в том, что я хотела поговорить с вами об Эмили».

Мистер Пиквик вздрогнул.

— Что случилось? — осведомился Уордль, прерывая свой рассказ.

— Ничего, — отвечал мистер Пиквик. — Пожалуйста, продолжайте.

— Я никогда не умел рассказывать длинные истории, — объявил Уордль. — Но рано или поздно все откроется, так уж лучше не терять времени и сразу выложить суть дела. Короче говоря, Белла, наконец, собралась с духом и сообщила мне, что Эмили очень несчастна: она и ваш молодой друг Снодграсс состояли в переписке еще с прошлого рождества, и Эмили — делать нечего — решила бежать с ним, следуя похвальному примеру своей старой школьной подруги, но так как я всегда был расположен к ним обеим, она почувствовала некоторые угрызения совести, и вот они решили сначала оказать мне честь и спросить, имею ли я какие-нибудь возражения против того, чтобы они сочетались самым обыкновенным прозаическим браком. А теперь, мистер Пиквик, если вы постараетесь не таращить глаза и сообщите мне, что мы, по вашему мнению, должны делать, я буду вам весьма признателен.

Для недовольного тона, коим веселый старый джентльмен произнес эту последнюю фразу, были некоторые основания, ибо физиономия мистера Пиквика выражала тупое изумление и замешательство, не лишенные комизма.

— Снодграсс! С прошлого рождества! — были первые отрывистые слова, сорвавшиеся с уст потрясенного джентльмена.

— С прошлого рождества, — подтвердил Уордль, — это совершенно ясно; должно быть, у нас были очень плохие очки, если мы до сих пор ничего не заметили.

— Не понимаю, — задумчиво промолвил мистер Пиквик. — Решительно ничего не понимаю.

— Понять нетрудно, — возразил вспыльчивый старый джентльмен. — Будь вы помоложе, вы бы давным-давно открыли этот секрет. А кроме того, — нерешительно добавил Уордль, — уж коли говорить правду, я последние четыре-пять месяцев уговаривал Эмили (если она не прочь, потому что я ни за что не стал бы насиловать девичьи чувства) принять ухаживанье одного молодого джентльмена, живущего по соседству. Я нимало не сомневаюсь, что она, как и полагается любой девице, раздула эту историю, чтобы повысить себе цену и распалить страсть мистера Снодграсса. Конечно, оба пришли к тому заключению, что они несчастнейшие и гонимые существа и нет у них другого выхода, кроме тайного брака или жаровни с углем. Спрашивается, что нам делать?

— А что вы сделали? — осведомился мистер Пиквик.

— Я?

— Да, я хочу сказать, что вы сделали, когда узнали об этом от замужней дочери?

— Ну, конечно, я повел себя как последний дурак, — отвечал Уордль.

— Вот именно, — вмешался Перкер, который на протяжении этого диалога теребил цепочку от часов, сердито потирал нос и проявлял другие признаки нетерпения. — Это вполне естественно. Что же вы сделали?

— Я страшно вспылил и напугал мать так, что с ней случился припадок, — сказал Уордль.

— Очень благоразумно, — заметил Перкер, — а еще что?

— Я бесновался весь следующий день и всех переполошил, — отвечал старый джентльмен. — Наконец, мне надоело отравлять существование себе и другим. Я нанял экипаж в Магльтоне, приказал запрячь моих лошадей и поехал в Лондон под предлогом, что Эмили должна навестить Арабеллу.

— Значит, мисс Уордль с вами? — осведомился мистер Пиквик.

— Ну, конечно, — отвечал Уордль. — В настоящее время она находится в гостинице Осборна в Эдельфи, если только ваш предприимчивый друг не удрал с нею, пока я здесь сижу.

— Значит, вы помирились? — спросил Перкер.

— Ничуть не бывало, — возразил Уордль. — Она все время плакала и хныкала и сделала передышку только вчера вечером между чаем и ужином; тогда она очень важно уселась писать письмо, а я сделал вид, будто ничего не замечаю.

— Полагаю, вы нуждаетесь в моем совете? — спросил Перкер, переводя взгляд с глубокомысленного лица мистера Пиквика на взволнованную физиономию Уордля; при этом он угостился несколькими щедрыми понюшками своего любимого возбуждающего средства.

— Полагаю, что так, — сказал Уордль, взглянув на мистера Пиквика.

— Разумеется, — подтвердил сей джентльмен.

— Ну, так слушайте, — сказал Перкер, вставая и отодвигая стул. — Вот вам мой совет: отправляйтесь вы оба пешком, в экипаже или как хотите, потому что вы меня утомили, и обсудите этот вопрос между собой. Если вы его не решите к тому времени, когда мы снова встретимся, я вам скажу, что надо делать.

— Вот это здорово! — заметил Уордль, не зная, смеяться ему или обижаться.

— Вздор, мой дорогой сэр! — заявил Перкер. — Я вас обоих знаю гораздо лучше, чем вы сами себя знаете. Этот вопрос вами уже решен.

Высказав свое мнение, маленький джентльмен ткнул табакеркой сперва в грудь мистеру Пиквику, а потом в жилет мистеру Уордлю, после чего все трое расхохотались, в особенности два последних джентльмена, которые без всякой видимой причины или повода обменялись рукопожатием.

— Сегодня вы обедаете у меня, — сказал Уордль провожавшему их Перкеру.

— Не обещаю, мой дорогой сэр, не обещаю, — отвечал Перкер. — Во всяком случае, я загляну вечерком.

— Жду вас к пяти, — сказал Уордль. — Эй, Джо!

Когда удалось, наконец, разбудить Джо, двое друзей уехали в коляске мистера Уордля, к которой, из человеколюбивых соображений, было приделано сзади сиденье для жирного парня, ибо, помещайся Джо просто на запятках, он неминуемо свалился бы и разбился насмерть при первом же погружении в сон.

Приехав в гостиницу «Джордж и Ястреб», они узнали, что Арабелла, получив от Эмили записку, извещавшую об ее прибытии, немедленно послала за наемной каретой и вместе со своей горничной отправилась в Эдельфи. Так как у Уордля были дела в Сити, то он отослал коляску с жирным парнем в свою гостиницу, дабы предупредить, что он с мистером Пиквиком приедет к пяти часам обедать.

Получив такое приказание, жирный парень отправился в путь, и пока коляска катилась по камням, он мирно спал на заднем сиденье, словно покоился на пуховике и пружинном матраце. Когда экипаж остановился, он чудесным образом проснулся без посторонней помощи и, хорошенько встряхнувшись, чтобы расшевелить все силы ума, пошел наверх исполнять поручение.

Повредила ли встряска умственным способностям жирного парня, вместо того чтобы привести их в порядок, или пробудила в нем столько новых идей, что он забыл самые обыкновенные правила вежливости, или, наконец (не исключена и эта возможность), не помешала ему заснуть, пока он поднимался по лестнице, как бы там ни было, но факт не подлежит сомнению: он вошел в гостиную, не постучав предварительно в дверь, и увидел джентльмена, сидевшего на диване рядом с его молодой хозяйкой и очень нежно обнимавшего ее за талию, в то время как Арабелла со своей хорошенькой горничной находилась в другом конце комнаты, делая вид, будто пристально смотрит в окно. При виде такой сцены жирный парень издал какое-то восклицание, леди испустила вопль, джентльмен проклятье, — все произошло почти одновременно.