ДНЕВНИКИ 1973-1983 - Александр Шмеман

Воскресенье, 7 февраля 1982

Вчера целый день в Орландо, во Флориде, в приходе "западного обряда" (антиохийского). Нужно ли это? Важно ли это? Так и не пришел к окончательному выводу. Одно ясно: какой бы ни был обряд – он нуждается в "ключе", то есть в богословском, духовном контексте . Наш хваленый византийский не помешал глубочайшему перерождению литургического чувства и восприятия, развитию "культов", "храмового" благочестия, буквально обратного опыту раннего lex orandi1 …

Странно из заледенелого Нью-Йорка попасть – за два часа – в жаркую (тридцать градусов) летнюю погоду, в заросли апельсиновых деревьев и в толпы едва одетых людей. Но, Боже мой, какое жуткое уродство – этот мелкобуржуазный рай, разрастающийся не по дням, а по часам во Флориде.

Кончил (в аэроплане читанную) толстую книгу J. Le Goff "Histoire du Purgatoire"2 . Необычайно интересно, но приводит к горестным раздумьям о богословии в Церкви.

Мне кажется, что первым и решающим плодом знания Бога, знания Истины не может не быть некое блаженное смирение . Смирение не "волевое", не самоуничижение, а смирение благодатное, смирение как "радость и мир в Духе Святом", как освобождение от мучительного, присущего падшей личности владычества над собою – себя, своей самости, самоутверждения, некоей постоянной мучительной лихорадки (желание Петра Ивановича Бобчинского, чтобы "высокое лицо" в Петербурге знало о его существовании).

Понедельник, 8 февраля 1982

Вот уже несколько – недель? месяцев? – у меня чувство, что я разучился писать, что не могу написать самой простой, короткой фразы…

1 закона молитвы (лат.).

2 Жака Ле Гоффа "История Чистилища" (фр.).

Понедельник, 15 февраля 1982

Утомление. Вчера весь день – "общее собрание" Св.-Владимирского богословского фонда. Длиннейшая архиерейская служба… Завтрак… Бесконечное заседание и наконец столь же бесконечный ужин. Утомление от стиля всего этого и тоже – от безнадежно растрачиваемого времени.

Среда, 17 февраля 1982

Случайно попался в руки бюллетень [бывших учеников школы св. Марии в Париже], и в нем письма к кому-то Поля Клоделя: "Surtout penetrez vous de 1'importance des devoirsd'etat sur lesquels mon premier confesseur ne cessait d'insister". "Le Christ est mort – me disait il, en accomplissant ses devoirs d'etat". "La cause de touts les maux physiques et moraux, c'est de se regarder soi-meme"1.

Кенозиз Церкви в истории… Как если бы Бог спасал Церковь от внешних успехов. Ибо при внешнем успехе она есть только этот успех: земной, человеческий, преходящий и, главное, придающий "гордыню". "Преуспевающая" Церковь служит Антихристу.

Свидание вчера с Сашей Дорманом (мужем Лены Штейн). Просит крестить и его, и жену. Так очевидно, что желание это порождено не внешним успехом Церкви. Успех Церкви – это вот эта "тайная передача" – Церковью, в Церкви – знания Христа, желания . И она происходит все время. Но тут сразу начинают "определять" это как "духовное возрождение", "объективировать", анализировать степень "возрождения", и вот уже расцветает махровым цветом – гордыня.

Очередная "Русская мысль". Кажется, понял, что раздражает меня в ее тоне. Это газета только и исключительно анти (антибольшевистская). Поскольку, однако, все ее читатели тоже анти , то все эти еженедельные доказательства зла советского режима утомительны и однообразны и, главное, не нужны. Порочный круг: эмиграция в ту меру эмиграция, в какую она анти . "Анти" это, однако, в ту меру, в какую оно становится ритуальной, словесной риторикой, эмиграцию эту как бы "иммобилизирует"2 . Все тот же однообразный, безжизненный, привычный крик . А крик, когда он становится привычкой, мучительно надоедает. Я, например, крик этот слышу шестьдесят лет! И без малейшего признака, что им что-либо осуществляется… Получается что-то вроде той "возни с Болгарией" Инсарова, о которой со скукой говорит один из героев "Накануне" [Тургенева].

В "Вестнике" замечательная глава Солженицына – о последних неделях Думы. Читая, подписываешься под каждым словом.

Пишу все это, чтобы "включиться", чтобы хоть как-нибудь преодолеть овладевшую мной lassitude', безблагодатность, опустошающую душу.

1 "В особенности проникнитесь важностью исполнения долга, на чем всегда настаивал мой первый духовник". "Христос умер, – говорил он мне. – выполняя свой главный долг". "Причина всех несчастий, физических и нравственных, – вглядывание в самого себя" (фр.).

2 От immobilize (англ.) – лишать подвижности, парализовывать.

3 усталость, вялость (англ.).

Четверг, 18 февраля 1982

Вчера целый день дома, за письменным столом. И сразу другое настроение… Вечером Л. убеждает меня не поддаваться – в связи с церковными делами – раздражению, ворчанию, негативизму, горечи. Она права – самое ужасное было бы спуститься на тот уровень, на котором все эти дела "делаются". И лучшее средство от этого – работа, "воплощение" тех нескольких "видений", что составляют мое мироощущение.

Соблазн активизма в Церкви. Том рассказывает вчера об одном из нами "сформированных" молодых священников. У него всего двадцать прихожан. Но он неустанно рассылает им какие-то циркуляры, формуляры, опросные листы, требует, чтобы они на все это реагировали тоже в письменной форме, и т.д. В теперешнем мире, особенно же в Америке, Церковь воспринимается как "предприятие", как "деятельность". Священник все время тормошит людей, чтобы они что-то делали для Церкви . А это дело, в свою очередь, измеряется, так сказать, количественным критерием: сколько заседаний, сколько долларов, сколько "дела"… И все это, несомненно, нужно. Опасна не сама эта деятельность, а редукция к ней Церкви, отождествление с ней церковной жизни . Между тем как "идея" Церкви, сакраментальный принцип ее жизни в том. что, с одной стороны, она как раз уводит нас от "дел" (отложим попечение), дает нам приобщиться "новой жизни", вечности, Царству, с другой же – требует от нас, чтобы этот опыт новой жизни мы вводили в мир . Чтобы "мир сей" мы очищали, просвещали "неотмирностью" опыта Церкви. А выходит наоборот: на деле мы "деловитость", в конечном итоге – суету мира сего вводим в Церковь, ей подчиняем, ею отравляем жизнь Церкви. И получается порочный круг, и таинство "повисает в воздухе". Получается не воцерковление жизни, а обмирщение Церкви.

Пятница, 19 февраля 1982

В "Orientalia Christiana Periodica" (vol.47/2, 1981) рецензия неизвестного мне G.Nedungatt, S.J. о моей "Church. World. Mission". Выписываю заключение:

"Schmemann's is one of the most powerful voices of Orthodoxy today, which ought to be heard. He is provocative, prophetic and paradoxical. ("There is no real freedom outside the Church," he writes on p. 184. Before objecting – "if so, equally, extra ecclesia nulla damnatio", go and read the whole essay on "Freedom in the Church" and try to see what he means to say.) His theology is an antidote to the shining stone that is often proffered as living bread to a consumeristic society by a commercialized theology"1.

1 "Голос Шмемана – один из сильнейших в современном Православии, и к нему следует прислушаться. Пророческий и парадоксальный, он побуждает к размышлениям. ("Вне Церкви нет настоящей свободы", – пишет он на стр.184. Перед тем, как возразить: "Если так, то вне Церкви нет и осуждения", прочитайте всю статью "Свобода в Церкви" и попробуйте разобраться в том, что он хочет сказать.) Его богословие – противоядие против того блестящего камешка, который предлагается поставленным на коммерческую основу богословием в качестве живого хлеба потребительскому обществу" (англ.).

П[етр] М[икуляк] рассказывает мне сегодня о церковном "пожаре" в Пенсильвании в связи с декретом наших владык о новом стиле. Сто лет этих несчастных карпатороссов и галичан не учили ничему, кроме "старого стиля", в нем учили их видеть сущность Православия. И вдруг – опять-таки без всякой подготовки – переходить на новый стиль!

Исповедь, сегодня после утрени, одной из наших "семинаристок". Американская болезнь: патологическая боязнь не быть популярной , выпасть из круговой поруки того социального микроорганизма, к которому принадлежишь. Сколько в Америке "держится" на этой псевдодружбе, псевдоинтересе друг к другу, на своего рода "ритуальном" или "символическом" единстве. И все это из-за боязни, столь же патологической, остаться, хоть и на короткое время, в одиночестве. У американцев предельно неразвита внутренняя жизнь. Ее сознательно заглушают, заговаривают этой вот "круговой порукой". И когда она – внутренняя жизнь – пробивается через все это, человек впадает в самую настоящую панику и бежит к психиатру излечиваться от нее… Это же относится и к американскому браку. Он либо распадается, либо же муж и жена живут в какой-то мучительной, тоже "панической" зависимости друг от друга. И это так потому, должно быть, что американца со дня рождения учат adjustment to life1 . Учат и в семье, и в детском саду, и в школе, и в университете. Поэтому всякое выпадение из социума американец переживает и воспринимает как угрожающий симптом maladjustment2 , требующий моментального лечения. Я часто спрашиваю себя и даже писал об этом: почему в семинарии такое напряжение ? Ответ прост. Потому что все живут только "по отношению" к другим, ко всем, им все время "дело" до других… Они думают, что это христианская любовь. Но это совсем не христианская и не любовь. Это все время на деле предельно эгоистическая забота, страх о себе, боязнь не иметь в других свидетельства, удостоверения своего собственного существования. Высшая похвала: "Не relates well to people…"3.