Императорская Россия - Евгений Анисимов

Сохранилась фотография 1916 года, сделанная одной из дочерей Николая в кабинете отца. Постаревшая, грузная Александра Федоровна непринужденно сидит на письменном столе мужа и как будто что-то внушает старательно записывающему за ней Ники. Эта фотография поразительно соответствовала тогдашним представлениям народа о своем государе. Кажется, будто она диктует ему слова из своих писем. Человеку, читающему письма императрицы Александры Федоровны к Николаю II, написанные осенью 1916 года, кажется, что через них она будто проводит своеобразный сеанс гипноза, зомбирования, чтобы подчинить волю Николая, заставить его поступать так, как кажется правильным ей и стоящему за ее спиной Распутину:

«…Ты властелин и повелитель России, всемогущий Бог поставил тебя, и они должны все преклоняться перед твоей мудростью и твердостью… Будь Петром Великим, Иваном Грозным, императором Павлом – сокруши их всех».

Кажется, что императрица в последнем случае применила не самое удачное сравнение, проявив слабое знание русской истории – как «сокрушил их всех» Павел I, хорошо известно. Кроме всего прочего, и императрица и император были искренне убеждены в народной, крестьянской любви к ним, престолу. Эта иллюзия подогревалась подготовленными местными властями к приезду царственной четы верноподданническими манифестациями, многочисленными пышными адресами с уверениями в беззаветной любви народа к монарху. Их плодили власти и монархические организации.

В конце 1916 года, когда ситуация в стране стала приобретать взрывоопасный характер, императрица, не чувствуя этого, по-прежнему настаивала:

«Еще немного терпенья и глубочайшей веры в молитвы и помощь нашего Друга (Распутина. – Е. А.), и все пойдет хорошо… Покажи всем, что ты властелин, и твоя воля будет исполнена. Миновало время великой снисходительности и мягкости – теперь наступает твое царство воли и мощи! Они будут принуждены склониться пред тобой и слушаться твоих приказов и работать так, как ты хочешь и с кем ты назначишь. Их следует научить повиновению. Смысл этого слова им чужд: ты их избаловал своей добротой и всепрощением. Почему меня ненавидят? Потому что им известно, что у меня сильная воля и что когда я убеждена в правоте чего-нибудь (и если меня благословил Гр(игорий), то я не меняю мнения, и это невыносимо для них. Но это – дурные люди. Вспомни слова t-r Филиппа, когда он подарил мне икону с колокольчиком. Так как ты снисходителен, доверчив и мягок, то мне надлежит исполнять роль твоего колокола, чтобы люди с дурными намерениями не могли ко мне приблизиться, я предостерегала бы тебя. Кто боится меня, не глядит мне в глаза и кто замышляет недоброе – не любят меня… Хорошие же люди, честно и чистосердечно преданные тебе, любят меня: посмотри на простой народ и на военных, хорошее и дурное духовенство… Все становится тише и лучше. Только надо чувствовать твою руку. Как давно, уже много лет, люди говорили мне все то же: “Россия любит кнут!” Это в их натуре – нежная любовь, а затем железная рука, карающая и направляющая…».

Общее направление мысли государыни, ее требования явно расходились с реальностью. При этом к концу своего императорства она все дальше отходит от высшего общества, которое откровенно презирает. Она вступает (особенно по поводу Распутина) в конфликт с царской семьей, портит отношения с родной сестрой, великой княгиней Елизаветой Федоровной и другими некогда близкими ей людьми. После свержения Николая и монархии бывшая императрица вступила вместе с мужем и детьми на свой во многом ею же подготовленный крестный путь, который закончился в подвале дома купца Ипатьева в июле 1918 года.

Осенью 1915 года Николай II сместил популярного в армии главнокомандующего, великого князя Николая Николаевича, и взял командование на себя. Это был серьезный промах – отныне все военные неудачи относили на счет царя, который не обладал талантом военачальника. За время его главнокомандования лишь раз русским войскам генерала Брусилова в 1916 году удалось совершить успешный прорыв на австрийском фронте, но вскоре из-за недостатка боеприпасов это наступление выдохлось. Результаты военных действий в 1916 – начале 1917 года были удручающи для России. Фронт против немцев удавалось сдерживать с трудом. Армии не хватало самого необходимого, солдаты мерзли и голодали в окопах, множилось число дезертиров, в тылу росли антивоенные настроения.

Кроме того, в обществе, питавшемся слухами, распространилась ксенофобия, повсюду говорили о вредительстве и шпионаже, процветающем в высших сферах власти и при дворе, в кругу императрицы Александры Федоровны, немки по происхождению. Грязные слухи распространялись и об отношениях царицы и Григория Распутина.

В народе всю вину за поражения возлагали на императрицу-немку, якобы окружившую себя германскими шпионами и подавившую волю царя. Однако шпиономания не имела никаких реальных оснований: только по рождению немка, Аликс с пяти лет воспитывалась в Англии, и ее родным языком был английский, а отношение к Германии, и особенно Вильгельму II, у нее было всегда резко отрицательное. Как бы то ни было, общественное мнение было основательно в одном – влияние императрицы на Николая II было вредным.

Распутин и его убийство

Особое влияние на царскую семью и двор оказывал сибирский мужик Григорий Распутин. Объяснялось оно неординарной личностью и необыкновенными способностями «старца». Он был единственный, кто мог останавливать кровь у больного гемофилией наследника престола цесаревича Алексея. Поэтому царица Александра Федоровна безмерно доверяла «старцу», считая его святым. Распутин же, пользуясь своим влиянием при дворе, грубо вмешивался в государственные дела, стал играть существенную роль в политике, добивался снятия одних и возвышения других министров. Императрица во всем шла у него на поводу. В декабре 1916 года она писала мужу на фронт:

Милый, верь мне, тебе следует слушаться советов нашего Друга… Он умоляет, чтобы скорее сменили Макарова – и я вполне с Ним согласна… Будь властелином, слушайся твоей стойкой женушки и нашего Друга, доверься нам!… Наш Друг и Калинин (Протопопов, будущий премьер-министр. – Е. А.) умоляют тебя распустить Думу не позже 14-го…

Подобными напоминаниями, просьбами, пересказами снов, пророчеств и высказываний Распутина заполнены и все другие письма императрицы.

Все это вызывало раздражение аристократии, депутатов Думы и общества в целом; распространялись самые фантастические слухи и сплетни о близости «сибирского мужика» и императрицы. Все это дискредитировало династию и вообще верховную власть. В среде политиков разного направления, в кругу великих князей созрела идея дворцового переворота в пользу великого князя Николая Николаевича или малолетнего цесаревича Алексея при регентстве Михаила Александровича, брата царя.

Заглянем в источник

Вот как Феликс Юсупов описывает произошедшее в своем дворце на берегу Мойки:

«…Просидев столько времени около этого человека, проглотившего громадную дозу самого убийственного яда, следя за каждым его движением и в ожидании роковой развязки, мог ли я предположить, что он позовет меня ехать к цыганам? И особенно поражало меня то, что Распутин, который все чуял и угадывал, теперь был так далек от сознания своей близкой смерти…

“Господи, дай мне сил покончить с ним!” – подумал я и медленным движением вынул револьвер из-за спины… Точно молния пробежала по всему моему телу. Я выстрелил. Распутин заревел диким, звериным голосом и грузно повалился навзничь, на медвежью шкуру… Мы осмотрели рану: пуля прошла навылет в области сердца. Сомнений не было: он был убит…

Тело было неподвижно, но, прикоснувшись к нему, я убедился, что оно еще теплое. Тогда, наклонившись над ним, я стал нащупывать пульс, биения его не чувствовалось: несомненно, Распутин был мертв… Тогда я снова к нему приблизился и начал пристально всматриваться в его лицо: оно конвульсивно вздрагивало, все сильнее и сильнее. Вдруг его левый глаз начал приоткрываться… Спустя мгновение правое веко, тоже задрожав, в свою очередь, приподнялось, и… оба глаза Распутина, какие-то зеленые, змеиные, с выражением дьявольской злобы впились в меня… Как в кошмаре, стоял я, прикованный к каменному полу…

И тут случилось невероятное. Неистовым резким движением Распутин вскочил на ноги; изо рта его шла пена. Он был ужасен. Комната огласилась диким ревом, и я увидел, как мелькнули в воздухе сведенные судорогой пальцы… Вот они, точно раскаленное железо, впились в мое плечо и старались схватить меня за горло. Глаза его скосились и совсем вылезли из орбит. Оживший Распутин хриплым шепотом непрестанно повторял мое имя. Обуявший ужас был не сравним ни с чем. Я пытался вырваться, но железные тиски держали меня с невероятной силой. Началась кошмарная борьба. В этом умирающем, отравленном и простреленном трупе, поднятом темными силами для отмщения своей гибели, было что-то до того страшное, чудовищное, что я до сих пор вспоминаю об этой минуте с непередаваемым ужасом…»