Мария, княгиня Ростовская - Павел Комарницкий

— Кто тебя послал, Эрэнцэн?

— Нет, господин, меня прислал Шэбшээдэй, — гонец замялся. — Эрэнцэн убит. Коназ-ашин снял с него кожу и прибил на дереве. И написал на ней моему господину Шэбшээдэй-нойону предложение удавиться. Не то он снимет с него кожу так же, как и с Эрэнцэна.

И снова, уже в который раз, Бурундай судорожно вздохнул несколько раз подряд.

— Ты можешь отдыхать, тебе дадут мяса и корма для коня. Ответ будет завтра.

— Хорошо, о прославленный!

Гонец ткнулся лбом в землю и исчез с глаз долой. Он так и не сказал о второй части послания, начертанного на шкуре несчастного Эрэнцэна. Там предлагалось удавиться также и самому Бурундаю, однако говорить такие слова… Пожалуй, самого удавят. Оно гонцу надо?

— … Ты великий лекарь, Кирил!

Сегодня хан Берке поднялся при виде урусского посольства, не чинясь.

— Ты исцелил моего сына, с которым я уже было попрощался, — продолжал Берке. — Я не забуду этого, поверь. Да вы садитесь, садитесь!

Гости уже бегали, расставляя посуду на широком дастархане — золотые и серебряные чаши, кубки, изящные пиалы из тонкого китайского фарфора. На громадном серебряном блюде лежал осётр, выловленный в Волге сегодня утром и приготовленный умелым поваром. Отдельно в стеклянной чаше высилась изрядная горка свежепосоленной чёрной икры.

Худу-хан смотрел на ростовцев во все глаза. Вот владыка Кирилл, сидевший дни и ночи напролёт возле больного, какой человек!

Ночные повествования Кирилла окончательно сдвинули что-то в душе мальчика. Не о боях и походах повествовал он, не о зверских расправах над поверженными врагами — о святых подвижниках, несущих свет учения Христова во тьму невежества. Терпящих лишения, а порой и злобные поношения от людей, и всё-таки делающих своё дело…

Тоска стеснила грудь молодого монгола. Давно уже тяготили Худу жестокость и грязь, царящая в Сарай-Бату в человеческих отношениях. Прав тот, кто сильнее и богаче, и сила решает всё… Но разве бывает иначе?

Оказывается, бывает!

— … А ещё у нас растут ягоды лесные, земляника, малина, черника, — рассказывала Мария великому хану про роствские земли, и Берке винимательно слушал. — Токмо собирать их долго, потому делом этим всё больше ребятишки занимаются…

Худу поймал взгляд глубоких глаз княгини, и вспомнились другие такие же глаза — сестра Марии, Евфросинья, великая колдунья… нет, не так. Святая.

Вот оно, внезапно понял Худу. Вот то, что ему нужно в жизни.

Он хочет быть с ними. Он поедет в Ростов и поселится там навсегда.

— … А теперь приятная для вас новость, госпожа Мария, — говорил между тем Берке. — Я попросил Бату, и он не отказал мне. Он примет вас завтра.

— Вот за это спасибо, великий хан! — совершенно искренне ответила княгиня.

— … Это земли князя Даниила!

Лес копий колыхался за спиной монгольского полководца, многие воины держали наготове луки с наложенной на тетиву стрелой. Против них стояло человек двадцать верхоконных русичей — пограничная застава. Достаточно Бурундаю шевельнуть рукой, и этих урусов не станет…

Бурундай тяжело, немигающим взором смотрел на урусов, заступивших дорогу.

— Я Бурундай, темник величайшего Бату-хана. Назови своё имя, урус.

— Я Варфоломей, начальник пограничной сторожи великого князя Даннила Романовича Галицкого!

— Мы преследуем разбойника коназа Андрэ, урус. Он вошёл в ваши земли ещё вчера, и мы должны догнать его!

— Это невозможно, славный Бурундай, — начальник пограничной стражи держался твёрдо. — Мы знаем, что вчера ночью здесь прошёл разбойный отряд Андрея Рыльского. За ним уже послана погоня, хотя догнать будет трудно — слишком много у него запасных коней. К тому же разбойник вполне может затаиться в лесах…

— Я не дам ему уйти! — прорычал Бурундай.

— И всё-таки вы не можете войти в землю нашу, не получив согласия князя Даниила Романовича. Ты должен понимать это, темник — это будет означать войну.

Бурундай со свистом выдохнул воздух. Да, проклятый урус прав. Это война, и без согласия Бату он также не вправе начинать её. Можно, конечно, послать гонца к коназу Данаилу, и получить вежливый ответ: «вопрос решается»… Разумеется, это будет глупость со стороны Бурундая, и уж такого Бату-хан ему не простит, скорее простит самовольный заход в земли Галиции… А, пропади оно всё!

— Хорошо, урус. Мы уйдём. Но пусть коназ Данаил знает — или он сам поймает этого бешеного волка, или пусть не обижается. Пусть вспомнит, что случилось с королём Белу, укрывшим преступного хана Куна. Обязательно передай ему это!

— Проходите!

Нукеры в золочёных доспехах стояли, как изваяния, у входа в чертоги величайшего Повелителя Бату-хана. Помедлив, Мария вошла внутрь, за ней владыка Кирилл, князь Борис и последним боярин Воислав.

Хан Берке уже ждал внутри.

— Сейчас Бату освободится и примет тебя, Мари-ханум, и тебя, великий Кирил-шаман. Вы подождите здесь, — хан кивнул мальчику и боярину.

Мария удивлённо вскинула глаза.

— Прости, великий хан, но это ОН князь Ростовский. И для него ярлык сей. Возможно ли такое, получать ярлык не из рук самого Бату-хана?

Берке смешался. Да, об этом он как-то не подумал…

— Хорошо. Сейчас решим и этот вопрос, Мари-ханум. Думаю, всё будет как надо.

Едва Берке исчез, из-за занавеси, скрывающей вход в покои Бату-хана, вынырнул человек. Боярин Воислав чуть заметно кивнул, и княгиня поняла — это тот самый толмач Немир.

— Здравствуй, госпожа моя, — с улыбкой сказал Немир. — Слышал я, будто хорошо владеешь ты речью монгольской, и люди твои тоже? Боюсь, в таком случае мои услуги и не понадобятся…

— Ещё как понадобятся, — улыбнулась Мария. — Не так уж хорошо знаем мы язык монгольский, и боюсь я досадных непониманий. Крепко надеемся мы все на тебя, почтенный Немир.

Стопочка золотых, приготовленная заранее, перешла из руки боярина в руку почтенного Немира так быстро и естественно, что как будто и не было ничего.

— Приложу все усилия, чтобы не возникло никаких досадных непониманий, — теперь толмач улыбался заметно шире. — Одну минуту всё же придётся подождать.

Немир скрылся за той же портьерой. Мария огляделась и только тут заметила статую.

— Мама, глянь… — шёпотом сказал Борис, тоже заметивший изваяние.

— А ты не пялься, как дурачок деревенский! — чуть резче, чем нужно, сказала княгиня, отводя взгляд от бесстыдно раскорячившейся каменной девки. Если бы мой Василько застал меня в таком одеянии, да ещё в такой позе, подумала Мария, то уж точно никаких розог не хватило бы…