Тавриз туманный - Мамед Ордубади

- В его коврике не меньше сотни иголок. Здорово мы сегодня посмеялись над ним. Ха-ха!

Ахунд крутился и ерзал на коврике минут десять, потом, не выдержав, отбросил его в сторону и сел прямо на голые доски. Лишь после этого он смог посмотреть на прихожан, все время кричавших: "Йа Али!". Видимо, он уже не мог ни на что реагировать, потому что, не обращая ни малейшего внимания на искаженные, как в кривом зеркале, лица прихожан, начал читать хутбу*, которую не понимал не только никто из присутствующих, но и он сам. Тем не менее все сидели спокойно.

______________ * Xутба - молитва о царствующем государе.

Чтение хутбы продолжалось недолго. Ахунду было не по себе. Очевидно, несколько иголок все-таки вонзилось ему в тело. То и дело он хватался рукой за ногу, потирал больное место. Не меньше мучений причиняли ему и усы с бородой, при каждом слове прилипавшие друг к другу.

Скомкав повествование о благах, которыми всевышний одарил человечество, он наскоро пробормотал все тысячу и одно имя бога и провозгласил:

- Воздадим же хвалу создателю вселенной!..

Не успел затихнуть его голос, как все присутствующие разом запели, будто только и дожидались этого момента.

Вечной славою согрет

Тот, кто создал белый свет!

Что за шейка, что за грудь,

Верьте мне, что краше нет!

Нету в мире у другой

Плавной поступи такой!

Повернись да покрутись,

Попляши передо мной!

Я с удивлением озирался кругом, переводя взгляд с одного на другого. Пели все, даже Мешади-Кязим-ага и сарбазы. Ахунд же тем временем поглаживал рукой свои шаровары. Мне казалось, что он вынимал и выбрасывал застрявшие в них иголки.

Наконец, пение кончилось. Несколько минут в мечети царила абсолютная тишина. Затем ахунд, встрепенувшись, снова обратился к прихожанам:

- Молодцы! Замечательные ребята, здорово поете! - и он начал декламировать стихотворение Саади.

Солнце, луна, облака, океаны и небо

На человека работают, жить помогая,

Не для того, чтобы вы, раздобыв себе хлеба.

Ели его, размышления прочь прогоняя.

Прихожане с большим удивлением смотрели друг на друга, причмокивали губами, хотя стихи эти знают все, даже дети. Поднялся невообразимый шум. Сарбазы пытались установить тишину.

- Успокойтесь, не мешайте ахунду продолжать проповедь.

Через несколько минут все умолкли. Ахунд опять обратился к прихожанам:

- Воздадим хвалу всевышнему! Сотворим салават!

Не успел он произнести эти слова, как рядом с минбаром показался какой-то человек.

- Братья, - заговорил неизвестный, - десять лет назад я покинул Тавриз. Я дал обет ежедневно провозглашать не меньше двух раз "Йа Али!". Разрешите мне исполнить свой долг перед богом.

Не успел ахунд ответить, как прихожане, сложив руки рупором, начали скандировать: "Йа Али! Йа Али!". На их крик в мечеть сбежались торговцы с базара, запрудившие весь двор. Через несколько мгновений оттуда донеслось мощное "Йа Али!"

Ахунд пытался говорить, но напрасно. Как только он открывал рот, прихожане начинали орать во всю силу своих легких. Наконец, они затихли. Очевидно, им надоело кричать, и они решили послушать благочестивого.

- Всевышний одарил сто двадцать тысяч своих пророков силой и умением. Ису научил воскрешать мертвых, Мусе дал право говорить непосредственно с самим богом, Ибрагима сделал неуязвимым для огня, Сулеймана наградил крыльями...

В этот момент прихожане неожиданно все, как один, поднялись, подхватили ахунда и начали носить его из угла в угол, выкрикивая в такт шагам "Йа Али!" Ничуть не смущаясь, благочестивый продолжал свою проповедь:

- Создатель одарил Юсифа красотой, Магомета наделил способностью творить чудеса. Братья, когда в Кербале убили имама Гусейна, враги сняли с него одежды, начали напяливать их на себя. Но только Езид покрыл свою голову его чалмой, как тут же облысел. Стоило Джунену Хизрами одеть шаровары высокочтимого имама, и его тело покрылось ужасными язвами. Мелик ибн-Яссар облачился в бронь имама и немедленно лишился рассудка. Джамил ибн-Мазнуни одел на палец кольцо святого Гусейна, и его моментально разбил паралич. А когда Хаян ибн-Мутин опоясался кушаком светлейшего имама, у него начались страшные боли в животе и пояснице.

Прихожане, будто бы изумленные словами ахунда, беспрестанно причмокивали. Но он не обращал на поднятый ими шум никакого внимания. Когда же он сказал о болях в животе, многие, скорчившись, застонали будто бы от невыносимой боли. В мечети началась суматоха. Ахунд растерялся. С трудом сарбазам удалось утихомирить публику, и благочестивый продолжал:

- По велению бога архангел Джебраил спустился с небес к нашему пророку...

В этот момент, откуда ни возьмись, появился голубь с бумажной ленточкой на шее и уселся на карнизе. Кто-то крикнул, что это чудо. Опять стало шумно, как на базаре, но ахунд не останавливался:

- Джабраил принес пророку благую весть, что по велению божьему в его роде должен появиться мальчик по имени Гусейн, который впоследствии пожертвует собой за правоверных. Слушайте меня, шииты! Этот мальчик был тот самый имам Гусейн, голову которого отрубил Шумир и, бросив ее в суму, послал проклятому Езиду в подарок. А тот положил ее в золотую лохань, приказал принести прутья и начал ими бить по губам светлейшего имама. Братья, это были прутья не персикового, не грушевого, не алычового и не абрикосового дерева, а...

Но его перебили прихожане, в один голос запевшие известную в Тавризе песенку "Эрик агаджид":

О светлейший правитель, немеркнуща слава твоя,

Да цветут все пышней цветники твоего бытия!

Так и не удалось ахунду заставить слушать себя. Когда он начал рассказывать о схватке Али с Мехрабом в Хейбаре, кто-то впустил в мечеть двух здоровенных петухов, которые молниеносно затеяли драку. Ахунд больше не мог сдерживаться и, рассвирепев, начал угрожать прихожанам гневом божьим и адом:

- О рабы божьи! Бойтесь судного дня! Бойтесь мук адских! Бойтесь ангела Табатум! Бойтесь кары этого страшного ангела. Перед тем как наш святейший пророк вознесся на небеса, он побывал в аду. Там он встретил ангела-великана. Один глаз его смотрел на запад, другой - на восток. Пророк спросил архангела Джебраила: "О мой добрейший брат, как зовут этого ангела? И что делает он в аду?" И архангел Джебраил ответил: "Святейший пророк, его зовут Табатум". Он пожирает, а потом отрыгивает свою жертву. Он пожирает всех, кто не" выполняет правила шариата, всех вероотступников. В одну минуту он может проглотить семьдесят тысяч грешников, он может одного грешника проглатывать и отрыгивать много тысяч раз подряд.

Прихожане в ответ начали ахать и охать, а некоторые попытались изобразить Табатума. Как ни увещевали их сарбазы, ничего не помогало. Наконец, ахунд сошел с минбара и вышел из мечети. Его слуга помог ему сесть на осла, и он тронулся в путь. Было уже темно. Днем его провожали десятки людей с факелами в руках, а теперь, в темноте, рядом с ним не было никого.

Через день или два после этого события на дверях мечети появилось обращение, подписанное Гаджи-Самед-ханом.

"Граждане!

Как я слышал, в тавризских мечетях в последнее время творятся непристойные вещи. Некоторые подлые пошляки, враги веры оскорбляют представителей духовенства, издеваются над ними. Когда ваши служители бога с высоты алтаря говорят о чистоте и святости ислама, о чудесах наших светлейших имамов, эти проходимцы не дают им слова сказать, срывают проповеди. Особенно часто это происходит в мечети на базаре Халладис. Мы слышали, что там издевались над благочестивым ахундом Мир-Муфид-агой, там порочили нашу религию.

Довожу до сведения всех жителей Тавриза, что с сегодняшнего дня каждый, кто осмелится оскорблять духовное лицо, попытается издеваться над ним, кто на траурных собраниях или в мечетях будет хулиганить и не вовремя выкрикивать "Йа Али!", кто будет пускать в мечети голубей или петухов, кто осмелится разговаривать с ахундом посредством мимики и жестов, кто средь бела дня станет сопровождать его с зажженными факелами, кто будет сидеть спиной к минбару, а лицом к месту, где сложены башмаки, - будет подвергнут аресту и штрафу, невзирая на его общественное положение.

Губернатор провинции Азербайджана

Гаджи-Самед-хан Шуджауддовле".

НОВЫЙ САТРАП ЦАРЯ

Министр иностранных дел Сазонов через тегеранского посла Эттера сообщил тавризскому консулу о том, что Гаджи-Самед-хан снимается с поста губернатора Азербайджанской провинции. Когда последнему стало ясно, что его петиция об оставлении в Тавризе будет отвергнута, он заявил, что останется у власти, не считаясь с предупреждением царского консула, так как он подчиняется только тегеранскому правительству.

Таким образом, Гаджи-Самед-хан несколько дней продолжал еще держаться у власти.

Русский консул никак не мог отсрочить снятие Гаджи-Самед-хана. Этот вопрос должен был решиться быстро. Стало известно, что молодой шах в Тегеране вступил в переговоры с турецким и германским послами о присоединении Ирана к их блоку. Конечно, это не могло не тревожить русское правительство, а также англичан.