Рука в перчатке - Рекс Тодхантер Стаут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Угу. Меня просто интересовало ваше отношение к его аресту. – Кремер вынул изо рта сигару. – У меня есть один-два небольших вопроса, которые я хотел бы вам задать. Так, например, всякий раз, когда вас спрашивали, известно ли вам что-нибудь, имеющее отношение к убийству, вы отвечали «нет». Тогда почему вы не сообщили нам, что у мисс Тритт был дубликат ключа от гробницы?
У Кранца блеснули глаза. Он повернулся было к Порции Тритт, но передумал, не желая слишком сильно крутить головой.
– Это же очевидно. Разве нет? – Ни один мускул не дрогнул на его лице. – У меня не было ни малейших причин полагать, что это хоть как-то связано с убийством.
– Итак, вы не отрицаете, что знали об этом.
– Конечно, – улыбнулся Кранц. – Тем более что вам наверняка все известно.
– Ну, возможно, не все, а лишь какая-то часть. Когда вы впервые узнали о дубликате ключа?
– Через день после убийства. В четверг. Ричардс, камердинер, рассказал мне о слепке с ключа и попросил совета.
– Вы посоветовали ему держать язык за зубами, а сами не сочли нужным упомянуть об этом. Так?
Кранц протестующе поднял руку ладонью вверх:
– Инспектор, я ведь все объяснил. Разве нет? Не было никакой разумной причины полагать, что это имеет хоть какое-то отношение к вашему расследованию. Признаюсь, я хотел оградить мисс Тритт от лишних треволнений.
– Вы знали, зачем мисс Тритт понадобился ключ от гробницы?
– Нет.
– Ну а теперь вы знаете, как она использовала ключ?
– Нет.
Кремер саркастически хмыкнул:
– Вы настоящий джентльмен. И лжете ради спасения дамы. Нам все известно.
Кранц прищурился и секунду-другую сидел молча.
– В таком случае… – На сей раз он все же повернул голову так, чтобы Порция Тритт попала в поле его зрения.
Она сидела не шелохнувшись, сомкнув щиколотки, лакированные лодочки стояли, тесно прижавшись друг к другу, на восточном ковре – личной собственности комиссара полиции, – плечи были расправлены, руки сплетены на коленях. Однако любой, кто хорошо знал Порцию Тритт, непременно задался бы вопросом, почему у нее так плотно сжаты губы. Она смотрела прямо перед собой, и Кранцу не удалось перехватить ее даже мимолетный взгляд.
Тогда Кранц снова повернулся к инспектору и закончил фразу:
– В таком случае все, что я могу вам сказать, будет устаревшей информацией.
Кремер пожал плечами:
– Я отнюдь не пытаюсь загнать вас в ловушку. В этом нет особой нужды. Мистер Кранц, у нас, копов, есть одно характерное свойство: по нашему мнению, абсолютно все, что происходит вокруг места убийства, особенно незадолго до того или сразу после, считается относящимся к делу и существенным, и мы имеем право на получение необходимой информации. Эта практика хорошо себя зарекомендовала. Нам явно стоит ее придерживаться. Мы не больше, чем вы или кто бы то ни был, хотим причинять мисс Тритт лишние треволнения. Однако мы не любим оставлять висящие концы, способные рано или поздно спутаться в клубок. А что, если адвокат Гая Кэрью рано или поздно узнает о дубликате ключа? Поэтому мы хотим знать, по крайней мере, не меньше, а желательно даже больше, чем он. Будем говорить откровенно. Поскольку вы были старым другом семьи Кэрью, подобный вариант отнюдь не исключен. Чем мы хуже их адвоката? Мисс Тритт любезно предоставила нам массу интересных сведений, и при всем уважении к ней нам необходимо их проверить. Разве не логично?
Кранц натянуто улыбнулся:
– Полагаю, что да. Однако я утверждаю, что у меня не было причин считать это относящимся к…
– Ладно, – отмахнулся Кремер. – Итак, по словам мисс Тритт, она воспользовалась ключом, чтобы проникнуть в гробницу во вторник днем, за день до убийства. Мисс Тритт взяла с собой косметические салфетки «Пасилекс», которыми она с помощью копья заткнула три отверстия в стене, чтобы лучи солнца не упали на лицо Цианины. По словам мисс Тритт, это могло показаться нелепым, хотя на самом деле было вполне разумным. После убийства Вэла Кэрью она, естественно, удивилась, почему полиция не нашла салфеток, и продолжала удивляться, так как понятия не имела, куда они подевались. Два дня назад она все узнала от вас. Оказалось, это вы взяли салфетки, вытащив их из отверстий висевшим на стене гарпуном. Все верно?
– Да, – кивнул Кранц.
– Но тогда – не хотелось бы упустить что-то из виду – почему мы не нашли отпечатков ваших пальцев на ручке гарпуна?
– Потому что я стер их, – улыбнулся Кранц. – Я ведь находился на месте преступления, и мне ни к чему было объяснять, зачем я брал в руки гарпун. К тому же нужно было оградить мисс Тритт…
– Угу, я помню. Откуда вы узнали, что салфетки принадлежат ей?
– Ну… – Кранц передернул плечами. – «Пасилекс» – очень дорогой, люксовый бренд. И мало кому из женщин он по карману. Но я знал, что мисс Тритт пользуется именно «Пасилексом». Салфетки были желтыми, того самого оттенка, который предпочитала мисс Тритт. А она в это время гостила в Лаки-Хиллз.
– Итак, вы сразу поняли, чьи это салфетки?
– Да.
– Почему вы решили разглядывать отверстия, расположенные на такой высоте?
– Я осматривал гробницу. Гай ушел позвонить в полицию и оставил меня там одного. Мне было ужасно тяжело видеть тело Вэла, но, когда первое потрясение миновало, я решил посмотреть, что к чему. Я проверил пол, огляделся по сторонам и поднялся по каменным ступеням к постаменту, на котором стоял гроб Цианины. Оказавшись на постаменте, я поднял глаза на отверстия в стене и, когда вытянул шею, обнаружил, что через два из них можно было увидеть голубое небо, а вот через три соседних – нет. В гробнице было темно, но, как я заметил, что-то препятствовало проникновению света через отверстия. Тогда я спустился, снял со стены гарпун, затем снова поднялся на постамент и, ткнув гарпуном в отверстие, вытащил оттуда салфетку. После чего освободил оставшиеся два отверстия. Протерев ручку гарпуна, я повесил его на место, затем поднял с пола упавшие салфетки. Я подошел к двери, где было светлее, и, присмотревшись, понял, что именно они из себя представляют. Естественно, я был потрясен и начал обдумывать, как лучше поступить, но тут появился Байсе, и я сунул салфетки в карман.
– Мистер Кранц, вы преднамеренно унесли улику с места убийства, – нахмурился Кремер.
– Я знаю. Не стану утверждать, будто меня это совершенно не беспокоило – отнюдь, – тем не менее я решил, что мои
