Смерть айдола (СИ) - Кощиенко Андрей Геннадьевич

Это ведь была палата усиленной терапии, где он лежал. Туда не должны пускать посетителей! А меня, - пустили! И эти странные слова про NIS. Дядя каким-то боком имеет отношение к разведке? Контрабанда, Пукхан, разведка. Вполне логичная цепочка. Вот тебе и здрасти, как говорится! Приехали. Но самчон действительно выглядит очень плохо. Чёрт! Как-то я выскочил «по запарке», даже не спросил врача, каков прогноз и, может, дяде что-нибудь нужно? Понятно, при лечении потребны лишь деньги, деньги и ещё раз деньги. Но всё же? Схожу-ка я, спрошу.

Конец тридцать второй главы

Жизнь тридцать третья

Время действия: первое декабря, утро

Место действия: агентство « FAN Entertainment »

- Каковы будут последствия, госпожа директор? – спрашиваю я, аккуратно кладя обратно ей на стол листок с прочитанным текстом.

Какой-то «этический комитет» запрещает мне выходить на сцену. Корейцы совсем с ума посходили.

- Ты отстранена от выступления в «Tokyo Dome». – заявляет БонСу.

- А разве оно предполагалось? – неподдельно изумляюсь я услышанному. – Меня ведь вообще не ставили на репетиции с группой?!

Директор делает неопределённое движение плечом.

- Сейчас стало очевидно, что ты не едешь. – отвечает она и сворачивает на другую тему. – После решения комитета КЕМА, твоё присутствие в агентстве нежелательно. Я аннулирую твою командировку. Возвращайся в свою часть, ЮнМи.

Ну, драсти, как говорится! Приехали…

- Вряд ли моё командование пойдёт навстречу такому решению, госпожа БонСу. Думаю, вам придётся приложить немало усилий, чтобы вернуть меня туда, откуда взяли…

Улыбаюсь вежливой улыбкой. Собеседница оценивающе смотрит в ответ.

- Совершенно не сомневаюсь. –соглашается со мною она. – Ты похожа на раскалённый камень.

Это тот, который перекидывают друг другу в руки, дабы не обжечься? Сравнение интересное, но дешёвое.

- Раскалённый золотой самородок. – предлагаю я иное описание своей личности. – Только золотоискатели попадаются все, как один, неопытные. Не понимают, что попало им в руки…

Секунды три сидим, молчим, смотрим с директором друг на друга.

- Скажите, чем мне заниматься в то время, пока вы будете побеждать армейскую бюрократию? – интересуюсь я. – В агентстве появляться запрещено, в часть возвращаться тоже нельзя…

- Почему – нельзя?

- Довольствие. Продукты на меня не выделяются, поскольку по документам я питаюсь в другом месте и на это дело выданы деньги. В столовой просто не станут кормить.

- В корейской армии так мало готовят? –не верит БонСу. – Неужели ничего не остаётся?

- Дело не в том, - остаётся или нет, а в документах. Если по ним ничего не положено, то значит, - не дадут. Это называется «армейский порядок».

- Разве нельзя как-нибудь договориться? – продолжает гнуть свою линию директорша.

- Хотите, - берите и договаривайтесь. У меня воинское звание и боевая награда. Очень надо, - ходить, еду выпрашивать. И сильно сомневаюсь в том, что меня просто так пропустят за ворота. Командир части, узнав о моём возвращении, точно прикажет их заварить!

- Всё настолько плохо? Хуже, чем в агентстве?

- Одинаково. И здесь и там не знают, что со мною делать.

- А что с тобою делать?

- Простую и примитивную вещь – зарабатывать так нужные всем деньги. Но, раз не можете, займусь этим сама. Поэтому, госпожа директор, - отдавайте письменное распоряжение о моих дальнейших действиях, если не хотите видеть меня каждый день. Я подошью его к командировке. Армия – это прежде всего отчётность.

- Да уж… - с неудовольствием произносит БонСу. – Вижу.

(позже. Сеул)

Сижу, пишу свидетельские показания. Рассказываю, как умудрился чуть не лишиться пальцев. Я уже это делал. В полиции. Но полиция у нас что? Правильно! Работать не хочет. Видимо, вспомнив про мою службу, кто-то очень хитрый сообразил, как можно избавить себя от лишних телодвижений. Взял и передал дело в военную полицию. Которая, естественно, вызвала меня для дачи показаний и подписания процедурных бумаг.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Так я ж это всё уже делала, в полиции!» - возмутился я.

«У нас бланки другие». – объяснила девушка в форме. – «Если вы их не заполните, то мы не сможем начать производство по делу.»

Плюнув, согласился. Вот, сижу, выкалякиваю корейские кракозябры на бумаге, хотя заклеенные пластырем пальцы сильно этому мешают. Вообще-то, по-хорошему, нужно было военно-полицаек послать, а затем натравить на них адвокатов. Но адвокатам нужно платить, а количество писанины выглядит не настолько уж большим, чтобы так фатально тратиться….

Все просто охренели. Запрещать мне будут выступать! Кто они такие?

(ещё позже. Недалеко от входа в здание военной полиции.)

- То есть, вы считаете, - ничего страшного не случилось? – просит подтверждения журналист, держа микрофон недалеко от моего рта.

- Да. – говорю я. – Всем давно известно, - звёзды ярче сияют в темноте. Все хейтеры, кто выключили свои лайтстики, убедились сами и помогли с этим другим. «Корона» выступила блестяще, показав высший класс. Я немного почитала комментарии к концерту. Так вот, - в них скрипят зубами от досады, но признают, что уровень хореографии у группы - сейчас лучший в Корее.

«Журналюги» напали на меня после того, как сделав всё необходимое в военной полиции, я вышел на улицу. Дело завели, но для этого пришлось потратить гораздо большее количество личных нервных клеток, чем предполагалось изначально. Притом делалось всё так ме-еедленно… И смотрели так странно… Поэтому за двери учреждения я вышел «весёлый и злой». И тут набежали представители СМИ, желая срочно узнать непонятно кому нужное моё мнение.

Оглядев достаточно большую толпу, тычущую в мою сторону микрофоны, подумалось: «Почему бы благородному дону не осчастливить этих людей каплей мудрости? Они понесут её дальше в народ и за это получат денежку. Смогут купить рис своим голодным детишкам. Да и самому прокомментировать некоторые моменты происходящего не помешает. А то начнут, за неимением материала, ерунду всяких фантазёров пересказывать, - концов потом не найдёшь. Тем более, контракт с агентством заморожен, я в армии. Могу говорить. Из армии меня же пнули в агентство. Тоже, наверняка, имею право общаться с журналистами. Даже если нет, скажу – «не знал». Быстрее выпрут».

- Получается, фан-клуб «Red Alert» мешал вам и вашей группе «сиять»?

- Ну что вы! Он был путеводной звездой, позволяющей сохранить веру в человечество. В надежду, что в Корее есть нормальные люди.

- «Нормальные люди»?

- Да. Сегодня в агентстве я узнала неожиданную новость. Какой-то «комитет по этике» запретил мне работать в музыкальной индустрии. Сначала я подумала, - это розыгрыш. Выяснив, что всё взаправду, я очень удивилась и пошла смотреть, где же я нахожусь – в Сеуле или Пхеньяне? Может, меня на планере похитили, а я и не знаю? Однако за стенами агентства обнаружилась столица демократического государства Республики Корея. И мне это было очень странно, если вспоминать все многочисленные рассказы о несоблюдении прав человека в Пукхане. О том, как любого тамошнего жителя могут лишить средств к существованию, лишь из-за подозрений в нелояльности. И мне подумалось: «Чем же отличается решение КЕМА от решений Трудовой партии Кореи? А если я ничего больше не умею, кроме как выступать на сцене? Получается, мне придётся сдохнуть от голода, словно диссиденту в Пукхане? Или я должна встать на колени и униженно выпрашивать прощение, желая выжить?» Что же в таком случае делать со свободой слова и прочими гражданскими свободами, гарантированными нам конституцией? Или всё уже отменили? Пожалуйста, тогда скажите - когда это случилось и каковы новые правила?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})