Ваш номер — тринадцатый - Евгений Соломенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фабиан поднялся из-за стола:
— Пожалуй, на сегодня хватит. Скажем спасибо сей славной ресторации и пойдемте, я вас подброшу до ваших апартаментов.
И ухмыльнулся напоследок:
— Побегунчики бегут, покатунчики катят, рогатиков везут хохлатиков колоть!
Глава тринадцатая
Битва нерожденных кораблей
Войдя в квартиру, Зорин прямым ходом проковылял к домашнему бару, выгреб все его содержимое, без разбору…
Досье
В Первый отдел
Ленинградского ордена В. И. Ленина
Кораблестроительного института.
Заявление
Как комсомолец и будущий советский специалист-кораблестроитель считаю своим гражданским долгом оповестить вас о том, что студент 5-го курса дневного отделения судостроительного факультета Анисимов Игорь Иванович враждебно относится к нашей советской действительности, к существующему общественно-политическому строю и к стратегическому курсу, проводимому Коммунистической партией Советского Союза во главе с ее ленинским Политбюро. Более того, Анисимов И. И. на протяжении уже ряда лет активно занимается едва прикрытой антисоветской пропагандой, умело используя для этого концерты и конкурсы самодеятельной песни.
Полагаю, не требует комментариев нижеследующий пассаж:
В завтра мы с тобой шагаем дружно —Даже если это нам не нужно.Левой-правой! Левой-правой! Ать, два, три!
Или таким вот образом злобствующий очернитель и клеветник рисует наш советский образ жизни:
Полжизни мы пишем анкеты,Полжизни мусолим газеты,И кажется нам: это — жизнь!
А вот как этот затаившийся враг определяет мощное поступательное движение советского народа к коммунистическим высотам, намеченным Центральным Комитетом КПСС и товарищем Леонидом Ильичом Брежневым лично:
Мы летим в пустоту,Мы плывем к миражам.Я не верю тебе, Капитан!
Нетрудно догадаться, с чьего голоса поет этот окопавшийся идеологический растлитель. Трудно понять другое: почему воинствующий антикоммунист и антисоветчик до сих пор благополучно пребывает в комсомоле? Почему Родина, которую он так цинично оплевывает со сцены, столь безмерно великодушна, что пестует этого отщепенца, дает ему высшее техническое образование и вот уже почти пять лет выплачивает ему повышенную (Ленинскую!!!) стипендию?
Нельзя допустить, чтобы этот убежденный враг получил диплом советского инженера-судостроителя и приступил к работе по специальности (между прочим — в отраслях, определяющих обороноспособность нашей державы и всего социалистического лагеря!). Страшно подумать, какой вред стратегическим интересам нашей Родины может нанести этот идейный власовец, достойный представитель «пятой колонны»!
Подписи не ставлю — дабы мой искренний патриотический порыв не был превратно истолкован как попытка, демонстрируя свою коммунистическую убежденность, преследовать собственные карьерные, «шкурные» интересы. Комсомолец и советский студент, которому небезразличны судьбы нашей социалистической Родины.
Назавтра он подкинул письмецо под нужную дверь…
…Уже впадая в забытье, господин главный редактор успел подумать последнее: «А Фабиан и впрямь — большой молодец! Если он — сатанист, то и я не отказался бы стать таким же! Завтра же надо позвонить ему, встретиться…»
Досье
Объявление
Социопсихологический и гуманитарно-лингвистический университет объявляет набор абитуриентов на факультет самоубийц в платные группы (обучение вечернее очное). Сдавшим приемные экзамены гарантируется подготовка по новейшим зарубежным методикам. По окончании курса обучения выдаются дипломы установленного международного образца.
Глава четырнадцатая
Не мочитесь в амфору, господа!
Царское Село сгорало в осеннем пожаре. Тихие дворники элегично шуршали метлами, сметая с дорожек желтые, бордовые, фиолетовые листья. Тут и там светились рыжие холмики палой листвы — холодные костры сентября.
Впрочем, справедливо ли этих молчаливых рыцарей метлы называть прозаическим именем — дворники? Нет, нет и нет! Это — служители! Служители багряных аллей, осени и Пушкина. Не города Пушкина, административной единицы Петербурга, а того кучерявого лицеиста, что носился дьяволенком по этим самым дорожкам или, забившись в беседку над прудом, выплескивал из себя первые поэтические строки…
Такие вот мысли навевала на Зорина эта их с Анабеллой вылазка в золотую осень бывшего Царского Села.
Добредя до конца очередной аллеи, они свернули на боковую дорожку. И тут все оборвалось. Очарование дивного вечера сдуло, как ветром. Потому что в этом удаленном уголке вершилось действо совсем иного рода.
Посреди дорожки на небольшом каменном возвышении застыла античная ваза, вытесанная из красного карельского гранита. А рядом с ней на постамент взгромоздился красномордый детина. Под одобрительные реплики приятелей он картинно расстегнул ширинку и принялся справлять нужду в узкое горлышко благородной греческой амфоры.
Появление нежданных свидетелей только раззадорило «писающего мальчика». Он огладил Анабеллу сальным взглядом и продолжил свое священнодействие, ухмыляясь ей в лицо.
Анабелла остановилась в двух шагах от резвящейся кампании и громко, отчетливо произнесла:
— А я думала, в этот парк не пускают свиней!
В аллее сделалось тихо. Детина грузно соскочил с пьедестала и, на ходу застегивая брюки, направился к ней:
— А ну, сучка, повтори! Что ты там вякнула?
Его джинсовая куртка лопалась под напором накачанной в спортзалах плоти. Ленивым жестом он протянул к Анабелле растопыренную розовую пятерню. Но тут выскочил вперед Зорин и что есть силы врезал в лоснящуюся ряху.
Джинсовый едва покачнулся и перевел сумрачный взор на раздухарившегося плюгавца. Остальные «шкафы» молча обступали их со всех сторон.
Суетясь и нервничая, Зорин снова подпрыгнул к главному герою, но через пару секунд обнаружил себя сидящим на собственном заду посреди дорожки. Голова гудела, как Царь-колокол.
Между тем недобро молчащий круг все тесней смыкался вокруг Анабеллы.
Кровь отлила от ее лица, и на неестественно белом лице черным пламенем полыхали глаза. В какой-то момент они вспыхнули совсем пронзительно, сфокусировались на джинсовом детине — и тот внезапно остановился в начатом было движении. Его физиономия, только что напоминавшая красный свиной окорок, вдруг посерела, скукожилась, перекосилась на сторону. Детина закатил глаза и, охнув, осел наземь.
Анабелла сместила прицел огнедышащих глаз на следующего качка — и тот подкошенно рухнул. За ним то же самое проделал третий, потом — четвертый, пятый… Они падали без вскрика, один за другим.
Шестой, последний участник столь забавно начинавшейся комедии подхватился и сиганул вдоль дорожки — подальше от поверженных приятелей и от этой бешеной бабы. Но на очередном прыжке ноги его подогнулись бессильно, и он свалился тяжелым кулем, расплескав крохотную голубую лужицу.
Позабыв про раскалывающуюся голову, Зорин вскочил на ноги:
— Что? Что такое? Ты их убила?
— Нет, — процедила Анабелла, обозревая валяющиеся вокруг нее туши. — Не убила.
И резко встряхнулась:
— Пошли отсюда! Иначе я и впрямь прикончу этих вонючих игуан!
Они уходили молча, и вечереющая аллея провожала их тишиной.
* * *Ощупывая языком то место, где совсем недавно красовались два вполне здоровых зуба, Зорин сидел на садовой скамейке и прижимал к себе трясущуюся крупной дрожью Анабеллу:
— Ну что ты, девочка? Ну, успокойся! Все уже позади…
— Нет, диабло побери! — резко отстранилась она. — Все было бы позади, если б я действительно вытряхнула из этих дерьмовых скотов их паршивые душонки!
Зорин удивленно взглянул на нее — клокочущую, словно грозовая туча:
— Тебе так нужны их жизни?
— Таким свиньям не место на земле! Сегодня я им подарила их поганую жизнь, а завтра они будут точно так же пакостить направо и налево, превращать всю землю в сортир. Загадят все вокруг — по самый Галапагос! Одно слово — свиньи!
— Если бы не твое ведьмовство, эти свиньи сейчас обернулись бы волками! — хмыкнул Зорин.
— Волк — смелый и благородный зверь! — возразила Анабелла. — А эти поганцы если в кого и обернутся, так разве что в шакалов.
И тут ей вспомнился медведь. Тот самый, из ее детства.
…Пробуждаясь каждое утро, юная Анабелла вновь убеждалась, что никакая она не охранительница и не предводительница, а самая обыкновенная девчонка. И ее изводило острое чувство вины — будто бы она обманывала людей своего племени.