Ордынский период. Голоса времени - Борис Акунин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем временем и наши главные силы достигли долины Саарь хээр. В ставке решался вопрос: «Как быть дальше?» И тогда Додай чэрби, обращаясь к Чингисхану, сказал: «О, хан, немногочисленны, утомлены столь дальним переходом наши силы. И потому я предлагаю задержаться здесь, чтоб воинам дать отдых, а лошадям – насытиться хотя бы. Давайте стан раскинем и по всей долине расставим наши силы; причем пусть каждый муж, живая каждая душа по пять костров разложит ночью разом, чтоб навести нам на найманов страху. Доносят нам, что враг числом нас превосходит; при этом говорят, что Таян-хан – дитя изнеженное, что прежде никогда не покидал отцовской юрты он. Покуда будут сбиты с толку, запуганы кострами нашими враги, дадим своим коням мы передышку, откормим их, и вот тогда, пожалуй, самая пора напасть нам на передовые их отряды, преследовать до главного их стана, воспользоваться паникой врага и одолеть его в решающем сраженье».
Додая чэрби речи мудрые пришлись владыке по душе, и отдан был приказ разжечь костры. И стали наши станом по всей долине Саарь хээр, и каждый из мужей разжег по пять костров.
Разъезд найманский, взиравший на долину с вершины Ханхар ханы, был ночью крайне поражен: «Ведь говорили, что монголов мало. Костров же здесь, в долине, больше, чем на небе звезд!»
И, в стан пригнав отбитую кобылу под плохоньким седлом, дозорные найманы доложили: «Монгольские войска заполонили всю долину; их силы, подобно бьющему из-под земли ключу, все прибывают. А ночью их костров пылает больше, чем на небе звезд».
Выслушав донесение дозорных, Таян-хан, сидевший в местечке Хангайн Хачир ус, послал гонца к сыну Хучулуг-хану со словами:
«Истощены монголов кони,Доносят нам. Но, судя по кострам,Которых больше, чем на небе звезд,Монголов тьма. И коли нам сейчасС монголами столкнуться б довелось,От них не отвязались бы мы разом…Монголу проколи щеку насквозь,А он, упорный, не моргнет и глазом.Ему хоть кровью б истекать пришлось —Он не отступит: не такого склада.Вступать в борьбу, надеясь на авось,Со стойкими монголами не надо.
Но мы наверно знаем: кони у монголов отощали. И потому я предлагаю: мужей найманских переправить за Алтай; там наше войско укрепим. В монголах страсть наживы разжигая, собакою на поводке притащим их в пределы отчины родной. Поскольку лошади у нас упитаны вполне, они в походе брюхо подберут, и только. А вражеские клячи выбьются из сил, костей мешок от них останется, пожалуй. Тут и ударим мы врагу навстречу».
Выслушав переданные ему слова отца, Хучулуг-хан рек раздраженно: «Труслив, как паршивая баба, отец мой, Таян-хан, и потому сейчас несет такое. Откуда вдруг привиделась ему монголов тьма? Ведь большинство их вслед за Жамухой прибились к нам».
И, понося на все лады отца,Сын передал ему через гонца:«Так может рассуждать лишь Таян-хан,Чьей трусости нет меры и конца,Чей путь от юрты – к пастбищу телятИ, без привычки, – сразу же назад,Брюхатой бабе за нуждой пойти —Видать, не знал он большего пути».
Услышав, как его поносит сын, Таян-хан молвил:
«В твоих насмешках, сын мой, Хучулуг,Надменности и похвальбы немало.А как дойдет до драки, свой испугОт глаз людских не скроешь ты, пожалуй.Надменный нрав показывай врагу,А я лишь повторить тебе могу:Ввязавшемуся в схватку забиякеУже не выйти без потерь из драки».
Но Таян-хана правая рука, великий ноён Хори субэчи на это возразил:
«Нет, не доводилось отцу твоему никогдаОт равного силой врага удирать.Нет, хан Инанча билгэ не стерпел бы стыдаВ сраженье коней поворачивать вспять.
Что ты заране возбоялся, Таян-хан?! Знай прежде, что ты такой отважный, мы верховодить бы поставили над всеми воинственную ханшу Гурбэсу. Все к одному: на счастие монголов и богатырь наш Хугсэгу сабраг вконец уж одряхлел – порядка в нашем воинстве не стало. Никчемный из тебя правитель вышел, Таян-хан».
В сердцах ударив по колчану, великий ноён Хори субэчи поворотил коня и прочь умчался.
Разгневанный речами великого ноёна, Таян-хан вскричал: «Не все ль равно, что умереть в бою, что долгий век влачить, дряхлея телом! А коли так – то будем биться!»
Найманы снялись с местечка Хачир ус и двинулись в направлении реки Тамир; по пути они переправились через реку Орхон, обогнули восточный склон горы Наху хун; вблизи местечка Цахир могод их заметили дозорные Чингисхана.
Когда Чингисхану донесли о приближении найманов, он сказал: «Чем больше их, тем больших жди потерь. А мало их – невелики потери будут!» И повелел Чингисхан двинуть войска навстречу найманам.
Отогнав передовой отряд неприятеля, наши ратники выстроились в боевой порядок; и было решено:
«Как колючки караганы в тело недруга вонзая,Тут и там его терзая, обтекая, окружая,Клинья по бокам вбивая,Разрывая, расчленяя,Будем бой вести»[121].
Отдав главные силы под начало брата Хасара, а запасный табун – Отчигин ноёна, сам Чингисхан поскакал впереди своего войска.
И повернули найманы вспять от Цахир могода, и раскинули стан у подножия восточного склона горы Наху хун.
Наш сторожевой отряд, преследуя дозорных найманов, наехал на стан их главных сил. Узрев врага, Таян-хан спросил у Жамухи, который выступил против Чингисхана заодно с найманами: «Скажи мне, кто эти волки, что гонятся за нашими мужами, словно, овечье стадо настигая, прорваться так и норовят в загон?»
На это Жамуха ответил: «Есть у моего анды Чингиса четыре пса, на цепь посаженные, мясом человечьим вскормленные. Они-то и преследуют дозорных наших.
Монгольские конники в пластинчатых доспехах преследуют противника. Иранская миниатюра XIV в.
Не сердца у них, а уголья,Языки – что острые колья.И носы у них, как зубила,И не лбы – чугунные била,Четыре бешеных пса.Оборвали железные цепи,Побежали они через степи.Как слюна-то из пасти брызнет —Посягают на тысячи жизнейЧетыре бешеных пса.
С диким воем, с рыком и лаемМчится первым Зэв с Хубилаем,Вслед – Зэлмэ, Субэгэдэй… Вся свора.Тэмужина анды опора —Четыре бешеных пса.
Их питье – лишь роса одна,Их еда – своя же слюна,Ветры их на себе несут,Лишь колчаны друзьями зовутЧетыре бешеных пса».
«Ну, коли так, нам от поганых этих подальше надобно держаться», – молвил Таян-хан, и вспять он отступил, повыше в горы. Но и оттуда видел он, что по пятам преследователи за ним несутся. И снова стал у Жамухи пытать:
«Вглядись, вглядись, почтенный Жамуха:Что там за люди? Кто бы это были?Похоже, будто резвых жеребят,Насытившихся, с привязи спустили.Смотри, смотри: они всё ближе к нам,Всё гонятся за нами по пятам».
На это Жамуха ответил:
«Уругудов и Мангудов узнаю:И пеший их пугается, и конный.Как безоружный перед ними слаб,Так слаб пред ними и вооруженный.Любой с врагами на расправу скор:Разоружат – и кончен разговор.С отвагою они стремятся в бой,Противнику всегда дают отпор».
«Что ж, коли так, нам от поганых этих подальше надобно держаться», – промолвил Таян-хан и дальше отступил, все выше в горы.
Там снова вопрошает Жамуху трусливый Таян-хан: «Кто это вслед за нами голодной птицей летит, стремится?»
На это Жамуха ответил:
«Вон тот, что нас преследует один,Не кто иной, как анда Тэмужин.Хан Тэмужин – силач,Он телом – исполин.Броню на немИ шило не проткнет,Игла в кольчугеДырки не найдет.И свищет, рыщетГолодной птицей он.Как зверь за пищей,Вперед стремится он.
Вы давеча, однако, похвалялись, мол, мы, найманы, нападем и разнесем монголов в пух и прах. Теперь они пред вами, так побейте ж их!»
Но, возбоявшись богатырей Чингисхана, Таян-хан изронил такое слово: «Нет, Жамуха, сейчас нам будет лучше подальше в горы отступить». Но, выше забираясь в горы, он видел по пятам идущую погоню и снова вопрошал у Жамухи:
«Скажи мне, что за исполин преследует нас неотступно?»
На это Жамуха ответил:
«Не узнаешь? Огэлун хатан сынСюда несется вскачь,Он Хасаром зовется у врагов,Вскормленный человечиной силач.Верзила грозный, вымахал в сажень,Блестя броней, напропалую мчится.И кажется, навис уже, как тень,Свежатиною жаждет поживиться.Могуч!.. Тяни его хоть три быка —Упрется Хасар, и не сдвинешь с места.Утроба велика не велика —Шутя трехлетку-коровенку съест он.А доведется воина настичь,Так тут ему и вовсе не задача:Проглотит человека, словно дичь,С колчаном и со стрелами в придачу.Представьте, человек стоит живой,Вдруг тень падет – и вмиг его не станет.А злыдень помотает головой —И жертва даже в горле не застрянет.А если Хасар гневом распален,Хватает из колчана стрелы он,В намеченную цель проворно мечет.Случится, жертва не видна поройИ от стрелка сокрыта за горой —Стрела ее сразит иль изувечит.Взъярился Хасар и рассвирепел —Возьмет охапку самодельных стрелИ вроде в пустоту метнет их кучей.Перемахнут они за гребень гор,И будет войску за горой разор:Падет погибель на людей из тучи.Здесь Хасар – и беды нам не отвесть,Пред ним любой рассыпься неприятель.В нем мощь нечеловеческая есть,Ведь это мангас, людопожиратель.Он тетиву натянет посильней —Летит стрела на тыщу саженей;Вполсилы лук натянет – и стрелаНа пятисотой сажени легла».
О, как же убоялся Таян-хан, внимая Жамухе!
