Искатель. 1997. Выпуск №5 - Лоуренс Блок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кого он нанял?
— Не знаю. Если б знал, то назвал бы их фамилии. Назвал бы сразу, не упоминая Уошбурна.
— Почему Корелли не знал, что его хочет убрать Уошбурн? Почему он подумал о тебе?
— Потому что Уошбурн отказался покупать героин. Корелли понятия не имел, в чем причина отказа. Он думал, Уошбурн отказался купить товар, потому что не знал, как с ним распорядиться.
— А что заставило его бежать из Нью-Йорка?
— Наемный убийца, которого послал к Корелли Уошбурн, выстрелил в Джо, но промахнулся. Джо понял, что его пытаются убить, и решил, что стою за этим я, так как задолжал он мне. Когда в тебя стреляют, уже поздно выяснять, кто заказывает музыку. Надо просто сматываться.
Дэйв посмотрел на Джилл. Она кивнула. Вроде бы все сходилось. Он тоже кивнул, повернулся к Лублину.
— Уошбурну ты звонить не будешь. Незачем предупреждать его.
Лублин вскинул на него глаза.
— Ты сделал все, что в твоих силах, чтобы не выдать нам его. Ты же не хочешь, чтобы он узнал, что в конце концов ты заговорил. Я ему этого не скажу. Если он это выяснит, то лишь от тебя. И тебе известно, что он сделает узнав, что ты заговорил, поэтому тебе лучше молчать.
— Я ничего ему не скажу.
— Хорошо.
— Потому что я доберусь до вас сам. Сразу или через какое-то время, но доберусь, сучьи вы дети, — он вытер кровь с подбородка. — И вы оба свое получите. Советую вам как можно быстрее выйти на Уошбурна, иначе не выйдете на него вообще. Потому что я натравлю на вас целую армию, поставив перед ней одну задачу: убить вас.
От удара Дэйва Лублин лишился чувств. Бил Дэйв не сильно, не с тем, чтобы убить, но вывести из строя на какое-то время. Удар рукоятки револьвера пришелся за ухо. Лублин даже не пытался уклониться. Откинулся на спинку кресла и затих. Не шевельнулся, когда Дэйв легонько пнул его.
Натравит армию, сказал Лублин.
Но эта армия не включала Карла. Он лежал все в той же позе. Присмотревшись, они поняли в чем дело. Последний удар, лампой, размозжил ему голову. Он умер.
Музыкального автомата в закусочной не было. Зато за стойкой гремел радиоприемник. Элла Фицджеральд и Луи Джордан пели дуэтом. В воздухе стоял запах стряпни. Обе кабинки оказались занятыми, так что им пришлось сесть к стойке. Дэйв пил кофе, ожидая, пока ему принесут порцию овсянки. Джилл к кофе заказала оладьи. Его сигарета дымилась в пепельнице. Она не курила.
Закусочная находилась на Бродвее, чуть ниже Юнион-сквер. Покинув дом Лублина, они пешком прошли по Ньюкерк-авеню до Пятнадцатой улицы, где спустились в подземку. Купили жетоны, миновали турникет, подождали манхэттенского поезда. Ждать пришлось долго. Поезд состоял из нескольких вагонов, в такой ранний час по-другому и быть не могло. В каждом сидели один-два пассажира. Доехали они до Четырнадцатой улицы, поднялись наверх, увидели закусочную и направились к ней. Часы показывали семь.
Они провели в закусочной уже двадцать минут, когда мужчина, что сидел у стойки рядом с Джилл, сложил «Таймс» и направился к выходу. Дэйв наклонился к жене.
— Я его убил.
Она молча смотрела в чашку.
— Я убил человека.
— Ты не убивал. Защищался. Вы дрались и…
Он покачал головой.
— Если человек умирает в ходе или после совершения преступления, преступник виновен в убийстве первой степени.
— Мы совершили преступление?
— И не одно. Прежде всего, незаконное проникновение в чужое жилище, потом нападение с использованием оружия. И Карл умер. Это означает, что я виновен в убийстве первой степени, а ты — моя сообщница.
— И что…
— Нас ждет? Ничего, — он помолчал. — По крайней мере, со стороны закона. Им не скажут. Во всяком случае, официально. Как я понимаю, ситуация стандартная. Лублин избавится от тела.
— Бросит в реку?
— Не знаю, как у них принято. Я где-то читал, что раньше трупы укладывали в основание дорог. Ты понимаешь, у них есть приятель, занимающийся дорожным строительством. На месте будущей дороги ночью роют яму, бросают туда тело, наутро заливают бетоном, и с концами. Говорят, что под некоторыми шоссе в Нью-Джерси покоится не меньше двадцати человек. Автомобили катятся по трупам, а водители об этом даже не подозревают.
— Господи, — выдохнула она.
Ему принесли овсянку, желеобразную массу на дне миски. Он добавив сахара, молока, положил ложку в рот, отодвинул миску.
— Что-то не так? — спросил мужчина за стойкой.
Дэйв покачал головой, заверил его, что все в порядке, просто он не так голоден, как ему казалось. И попросил налить вторую чашку кофе. Кофе в закусочной был на удивление хорош.
— Ты понимаешь, у нас могут быть неприятности.
— Лублин?
— Да. К его угрозам надо отнестись серьезно. Мы его крепко помяли. Он к такому обращению не привык. И постарается расплатиться той же монетой. Более того, я вырвал из него фамилию Уошбурна, и теперь мы знаем, кто и почему заказал убийство Корелли. Он изо всех сил старался не называть нам его фамилию. Не хочет, чтобы Уошбурн узнал о том, что он его выдал. Если же мы все-таки выйдем на Уошбурна, Лублин понимает, что тот обязательно выяснит, кто направил нас к нему. Поэтому он постарается добраться до нас первым. Чтобы убить.
— Сможет он нас найти?
— Возможно, — он задумался. — Он знает мое имя. Ты при нем назвала меня Дэйвом.
— Вырвалось случайно. Он все еще думает, что меня зовут Рита?
— Не знаю. Возможно.
— Я не хочу умирать, — произнесла она эти слова спокойно, рассудительно, словно много думала над этим и решила, что смерти следует избегать как можно дольше. — Я не хочу, чтобы он нас убил.
— Этому не бывать.
— Он знает твое имя, но не мое. Он может нас описать. Но приметы не сойдутся, не так ли? Как ты думаешь, не пора ли мне стать блондинкой?
— Идея недурна.
— Расплатись. Встретимся на улице, за углом.
Дэйв допил кофе, заплатил по чеку. Она поднялась, скрылась в туалете. Он оставил чаевые и вышел на улицу. Небо очистилось, ярко светило солнце. Он закурил. От дыма запершило в горле. Слишком много курю, подумал он. Да и поспать не мешало бы. Он вновь затянулся, зашагал к углу Тринадцатой улицы. Окурок бросил в канаву.
Когда подошла Джилл, его глаза чуть не вылезли из орбит: столь разительно она изменилась. Перед ним стояла прежняя Джилл, блондинка, с падающими на плечи волосами, ненакрашенная, лишь со светлой помадой на губах. Лицо стало нежным, более женственным, от вульгарности дешевой шлюхи, роль которой она так удачно сыграла, не осталось и следа.
— Я, конечно, сделала не все, что могла. Не хотела мочить волосы, поэтому налет краски все-таки остался. Разберусь с этим в номере, а пока пойдет и так. Как я выгляжу?