Сталин против Лубянки. Кровавые ночи 1937 года - Сергей Цыркун

О том, с каким напряжением Сталин и Каганович ожидали, когда власть над НКВД окажется, наконец, в руках Ежова, свидетельствует такой факт. Когда Ежов в качестве наркома внутренних дел представил в Политбюро предложение «о мерах судебной расправы с активными участниками троцкистско-зиновьевской контрреволюционной террористической организации по первому списку в количестве 585 человек», Каганович, не в силах сдержать радостное облегчение, прямо на этом списке поставил не вполне уместную резолюцию: «Приветствую!» – словно выплеснул радость своего приветствия новому наркому внутренних дел, сумевшему, наконец, водвориться на площади Дзержинского. Молотов под этим подписался [201] .

Будучи в отпуске, Ягода оказался полностью изолирован от своих соратников. Следует отметить, что постановление об отпуске в то время для члена ЦК являлось обязательным «с пребыванием за городом и с воспрещением ему появляться в учреждении для работы» [202] . Ягода сразу же бросился на правительственную дачу к Сталину, рассчитывая при личном приеме устранить возникшее по отношению к нему, как он считал, недоразумение. Он уже не верил в лояльность Паукера и не решился обратиться к бывшему подчиненному с просьбой. Растеряв все свое недавнее высокомерие, он попытался проникнуть на прием к Сталину через весьма скромного по должности чекиста, о существовании которого еще несколько дней назад он едва ли помнил. Речь идет о Николае Сидоровиче Власике.

Этот человек обычно упоминается в соответствии с характеристикой дочери Сталина Светланы как «малограмотный, глупый, грубый» и крайне спесивый субъект, который едва ли не с 1919 г. возглавлял личную охрану Сталина. Есть также расхожие легенды, будто в 1933 г., когда прогулочный катер Сталина близ Пицунды был по ошибке обстрелян морской погранохраной, Власик, по одной версии, своим телом прикрыл Сталина, а по другой – открыл ответный огонь по берегу из пулемета; рассказывают также, что Сталина закрыл своим телом Берия. В действительности ни Берии, ни пулемета на прогулочном катере «Красная Звезда» не было, а выстрелов с берега на нем не слышали. Имела место обычная неразбериха, что и выяснилось в ходе расследования уголовного дела № 23718 (выводы следствия ныне опубликованы) [203] . И на карьере Н.С. Власика, хотя тот действительно присутствовал на катере, этот случай никак не отразился.

Во время Гражданской войны он находился в Царицыне (где в то время пребывал и Сталин) в качестве помощника командира роты штабной охраны Рогожско-Симоновского рабочего батальона [204] . Близость к штабу, видимо, и позволила ему попасть на глаза к Сталину. Возможно, по его рекомендации Власик попал в ВЧК, где служил сначала по линии Особотдела, а с конца 20-х гг. был переведен в Оперод помощником начальника 5-го (впоследствии 4-го) отделения, которое занималось непосредственно физическим сопровождением членов правительства. Руководил отделением бывший латышский стрелок, в прошлом телохранитель Ленин а А.Т. Дицкалн, а группу чекистов, непосредственно сопровождавших и охранявших Сталина, возглавлял литовец Иван Францевич Юсис. После смерти Юсиса в 1931 г. и перевода Дицкална в ГУЛаг Власик возглавил группу «ближней охраны» Сталина, однако оставался в скромной должности помощника начальника одного из многих отделений Оперода.

Именно к нему и обратился Ягода с просьбой посодействовать в попадании на личный прием в «Зеленую рощу». Власик не только отказал ему в этом, но преподнес это в докладе Паукеру в таком виде, будто Ягода хочет проникнуть к Сталину с целью совершения теракта [205] . Это событие и стало отправной точкой в дальнейшем карьерном взлете Власика.

По времени демарш Власика совпал с остроумным политическим ходом Троцкого. Узнав о результатах процесса Зиновьева – Каменева, а вслед за этим – о смещении Ягоды, Троцкий разыграл парадоксальную комбинацию, позволившую ему сполна отплатить Ягоде и за унизительное преследование троцкистской оппозиции в 20-е гг., и за скандальное «дело о типографии», по итогам которого Троцкого исключили из партии, и за гнусную оперетту 7 ноября 1927 г., когда переодетые чекисты избивали троцкистов, сорвав их демонстрацию, и за позорное выселение из Кремля 14 ноября того же года, и за полоскание имени Троцкого на «открытом» политическом процессе. Когда-то Троцкий, находясь в зените политического могущества, закрыл молодому Ягоде карьеру в военном ведомстве. Потом пятнадцать лет Ягода мстил за это Троцкому. Теперь «демон революции» решил воспользоваться ситуацией и раздавить Ягоду. В октябрьском номере редактируемого Троцким «Бюллетеня оппозиции» появилась анонимная статья «Убийство Кирова», где содержались такие слова: «Оказывается, таким образом, что десятки террористов… в течение многих месяцев разговаривали о терроре, ездили на террористические свидания, устраивали террористические совещания и т. д., и т. д. Они направо и налево рассказывали об этом, все их друзья и приятели знали, что они готовят убийство Кирова, не знало об этом… одно лишь ГПУ. И когда ГПУ, наконец, – после убийства Кирова – производит аресты, то из них ему ничего не удается извлечь. Почти два месяца следствия вокруг дела Кирова, наличие, повторяем, среди террористов агента(ов) ГПУ, три процесса – а ГПУ все еще не имеет никакого понятия о «террористической деятельности» Зиновьева, Каменева и др. Кажется, что дело происходит на Луне, а не в СССР, насквозь пронизанном сетью всесильного ГПУ…

Не подлежит сомнению: если бы хотя бы одна десятая того, в чем обвинили себя подсудимые, была бы правдой, они были бы судимы и расстреляны по крайней мере два года тому назад».

Этой статьей Троцкий не только указал Сталину на то, почему ему необходимо расправиться с Ягодой; ведь это был наиболее очевидный ответ на поставленный им же вопрос: как получилось, что Зиновьев, Каменев и прочие столько лет готовили «заговор», а НКВД (этот орган Троцкий по старой памяти называет ГПУ) до поры до времени об этом было ничего не известно. Наиболее логичным сталинским ответом в условиях отстранения Ягоды от руководства НКВД был бы такой: Ягода сам состоял в сговоре с бывшими оппозиционерами! Именно к такому решению и подталкивал Сталина Троцкий. А чтобы это было яснее, в той же статье прямо сказано:

«Суд над ленинградскими гепеурами и сама формулировка приговора неопровержимо доказали, что убийство Кирова произошло не без участия ГПУ» [206] З десь речь идет о наскоро сотворенной Ягодой судебной расправе над руководителями ленинградского управления НКВД, которые «не уберегли товарища Кирова», во главе с начальником управления Филиппом Медведем (по этому поводу чекисты той эпохи мрачно шутили: «В лесу медведь ест ягоды, а у нас Ягода съел Медведя» [207] ). Этой статьей Троцкий, не обращаясь напрямую к Сталину, показывал ему, как лучше всего поступить с Ягодой, чтобы процесс над Зиновьевым и Каменевым не выглядел столь нелогично. И сделал это крайне вовремя: перемещение Ягоды подало сигнал к тому, что Сталин им недоволен и раздумывает о его дальнейшей судьбе. Статья Троцкого стала последним гвоздем в крышку гроба всей ягодинской клики.

Павший духом Ягода провел весь остаток октября на правительственной даче «Кабот» в Кисловодске, рассказывая всем, у кого была охота его слушать, что он еще вернется на пост главы НКВД [208] . Ежов же начал с того, что назначил масштабную ревизию в Административно-хозяйственном управлении НКВД, отозвав из отпуска его начальника Островского [209] . Это был очень сильный ход против Ягоды. Ибо именно этим путем можно было быстрее всего показать Сталину, насколько далеко зашла ягодинская клика, как по хозяйски распоряжались ягодовцы всем, что представляло для них интерес. В руках Островского были сосредоточены колоссальные неподотчетные фонды дефицитных товаров, которыми он распоряжался по своему усмотрению безо всяких расписок и прочей документации. Ягода легко решал вопросы о передаче в ведение Островского любой стройки, любого предприятия, такого, например, как Московский золото-платиновый завод. Когда открылся первый в стране экскаваторный завод в Коврове, Ягода тут же добился перевода его в ведение НКВД и направил Островского принимать его, причем Островский щедро раздавал руководителям завода привезенные с собою деньги и материальные ценности вроде дорогих дефицитных тканей. И это в то время, когда в стране ощущалась острая нехватка мануфактурных товаров; если они изредка появлялись в свободной продаже, за ними моментально вырастали гигантские очереди. Провинциальные исполкомы принимали постановления о разгоне «мануфактурных очередей» силами конной милиции [210] . А понадобился Ягоде и Островскому этот завод лишь для того, чтобы первая партия экскаваторов была направлена на работы по расширению московского стадиона «Динамо», принадлежавшего спортобществу НКВД [211] . Даже самая поверхностная проверка хозяйственной деятельности Островского, за спиною которого отчетливо виднелась фигура Ягоды, дала в руки Ежова крупнейшие козыри…