Франсуа Винсент - Олег Ёлшин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прощай, маленький трудяга!
Потом перевернулся на спину и посмотрел наверх. Долго так лежал и глядел на высокое небо, на облака. Когда он в последний раз так смотрел? Только сквозь окно самолета, да и то мельком. А тут целых три дня! И он целых три дня имеет право находиться здесь, на, пока еще, его земле, его склоне и просто смотреть! Может, это и есть счастье, которого так не хватало раньше? Хотел ли он вернуть себе прошлую жизнь? Наверное, нет… Точно – нет! Там не будет такого неба. И смотреть ты на него не будешь, только себе под ноги, на каменный забор, сквозь окна машины с охраной. И любить тебя снова будут только за деньги. А значит, не будут любить никогда. Зато, в этой жизни был волшебный вечер, и ночь, потом утро. То утро, когда он проснулся.… За это можно все отдать. А он и отдал. Но, оказалось, что взамен получил еще больше. Теперь у него было все. Он был свободен! Он любил! Не было денег. Но, появились – небо, трава, муравей… девушка, которая останется в его сердце. И не важно, что он никогда ее не увидит. Главное, что он любит ее!
А теперь хотелось раствориться на три дня в этом воздухе и больше не думать ни о чем. Забыть. Он заслужил это! Целых три дня! Какие-то насекомые, – вспомнил он, – живут лишь один день, но успевают многое. А тут целых три! И если не пробегать, ценить каждый шаг по этой траве, какой огромной эта жизнь может показаться!
Вдалеке, с вершины холма, он увидел небольшую речушку и отправился к ней. Место было пустынное. Где-то там стояли домики с заборами и виноградниками, а здесь не было никого. Он разделся, снял с себя все и нырнул в прозрачную теплую воду. Долго купался, смывая прошлую жизнь, растворяясь в этой новой. Разве он мог позволить себе так в своем клубе, в бассейне? Разве можно быть пьянее, нежели от этого воздуха, от всего, что сейчас его окружало? А все вокруг казалось наивно обнаженным и нетронутым. Сохраненным человеком. Эти голые деревья и кусты, трава, солнце, там, в вышине. Оно без стыда сияло, улыбаясь ему. Какое счастье просто лежать на траве и знать, что ты свободен, как ласковый ветерок, как вода в реке, облака на небе! А каждая клетка твоя трепещет от счастья, свободы и желания жить!
Больше трава не прогибалась под его ступнями, солнце не отбрасывало тень, а вода в реке не колыхалась от его прикосновений. Потому что ненадолго он стал этой травой, и рекой, и солнцем. Всем тем, что безмятежно и спокойно жило вокруг…
Но все когда-нибудь кончается и эти три дня тоже. Кончается, для того, что бы начинать что-то другое, новое.
Что он будет делать завтра? Этого он не знал. Как его будут искать преследовать, отбирать за долги замок? Сегодня он отсюда уйдет. Поедет автостопом в Марсель. Будет работать в порту. У него достаточно сил – справится. Справляются же несчастные бедняги, которые, бросив все, причаливают сюда на лодках, спасаясь в поисках лучшей жизни. Все получится. Чем он хуже других? У него есть паспорт. Он прекрасно знает язык. Будет преподавать русский местным таксистам!
И, наконец, останавливает прощальный взгляд на своем замке. Смотрит на бронзовые литеры FV. Напротив дом Мари, где на мгновение они были так счастливы. На сколько жизней хватит? Будет ли еще когда-нибудь так? Главное, что это было. Значит, и сейчас где-то есть. В параллельном мире, в другом измерении это мгновение замерло и растянулось на целую вечность. Они и сейчас там вместе! – он знал это точно.
Напоследок потянуло на обрыв, туда, где прервался полет друга. Он легко поднимался на кручу холма. Раньше сюда ни разу не приходил. Совесть не позволяла. А сейчас, когда был совершенно свободен от всего…
Как здесь высоко! Когда-то его друг стоял на этом краю, последние секунды превращая в целую жизнь, и тоже смотрел вдаль!
Он с восторгом оглядел окрестности. А взгляд его пролетал над бескрайними полями и холмами. Стремился все дальше и дальше. Уже летел над Парижем, где реставрировали замечательный Собор, над улицей, с которой, наверное, ушла та румынская девочка. Летел над казино, которое щедро кормило свою маленькую страну на деньги людей, которые не знали, куда их девать. Над морем, которое соединяло эти земли, а не разъединяло. И зачем нужны эти барьеры, когда люди должны быть вместе. Быть вместе и идти друг к другу навстречу! И, если он когда-нибудь снова будет богат, наверное, сумеет кому-нибудь помочь. Сумеет точно…
– Что ты здесь делаешь?
Он не заметил, как появилась чудесная всадница на черном скакуне. Это был мираж, сказка. Ее черные волосы дивной гривой развевались на легком ветру, а утреннее солнце обрамляло их края золотым светом. Он так долго ждал ее, искал, а теперь не был готов видеть снова. Опешил и не знал, что сказать. Он не ждал ее больше!
– Я не хочу, чтобы ты стоял на том краю. Иди сюда… Иди ко мне, мой русский.
Девушка соскочила с лошади и побежала к нему. Снова, как когда-то, взяла его за руку, прижалась. Он схватил ее, поднял на руки, и они долго кружились на вершине холма. Потом поставил на землю и, глядя в ее черные глаза, спросил:
– Ты меня любишь?
– Я не могу больше без тебя. Я пыталась, но не смогла.
– Мы будем вместе?
– Да, если ты этого хочешь… Прости меня.
Он подсадил ее в седло, махнул рукой, зовя за собой, и помчался вниз со склона. Она неслась следом, но вежливый конь не стал его обгонять, словно, почуял в нем хозяина. А он все продолжал свой стремительный бег. Теперь пусть Мари гонится за ним. Больше она не денется от него никуда!
У подножья остановился. Мари тоже спешилась, соскочила с лошади, подошла, взяла его за руку и больше не отпускала. И шли они по этой булыжной мостовой, наконец, рядом и, наконец, вместе…
– Мари, я беден, как церковная мышь, – вдруг сказал он.
– Я знаю, – просто ответила она.
– Меня могут выгнать из твоей страны.
– Теперь это наша страна.
– А как ты здесь оказалась?
Она посмотрела на него, улыбнулась и ответила:
– Кто-то же должен был найти часы, которые ты постоянно теряешь, – и достала их из кармана.
– Та-а-ак, начинается, – подумал он, надевая их на руку.
– А чем мы будем заниматься в этой жизни? – спросила она. Он был потрясен этим вопросом. «В этой жизни». Сейчас, стоя рядом с ней, и слыша эти слова, он почувствовал себя бессмертным.
– Я буду выращивать виноград, ты – разводить лошадей.
– Мы снесем наши заборы, и получится огромный луг для пастбища.
– И пусть только попробуют твои негодные лошади измять мой виноградник! – грозно воскликнул он. А она счастливо засмеялась.
– Тебе понравился этот черный красавец? – и потрепал по крупу свою маленькую Нормандскую победу, этого чудного рысака.
– Очень. Он стоит немыслимых денег! Русский… Ты просто русский.
– Мы же не будем его продавать? – спросил он.
– Продавать? А ты знаешь, мой бедный русский, сколько нам будут платить заводчики за свадьбу своих лошадок с нашим мальчиком?
– Та-а-ак! – теперь уже вслух произнес он. – Пока не знаю. Но у меня к тебе есть просьба. Очень большая просьба! – он остановился и снова обнял ее.
– А давай побудем этими самыми – самыми бедными еще хотя бы несколько дней. Ты не представляешь, какое это счастье!
– Вон в том моем домике? – спросила она.
– Да, моя девочка! – и задал последний вопрос: – Ты всегда будешь называть меня русским?
– Какой же ты русский? Ты на французском-то говоришь лучше меня, – и задумалась. – А как тебя называть?
– Франсуа, – не задумываясь, ответил он.
– А что, мой русский. Мой бедный русский. Мой богатый француз. Тебе идет. Франсуа!.. Франсуа Винсент!
Декабрь 2010 г.
