Карибский реквием - Брижит Обер

Дежурный был занят: он выслушивал вопли пожилой дамы, у которой только что стащили сумочку. Внезапно осознав, что не в силах противиться искушению, Даг осторожно проскользнул в сумрачный коридор. Если его там застукают, всегда можно сказать, что пошел искать туалет.

Он толкнул металлическую дверь, которая после его ухода осталась не заперта, и быстро спустился в архив. Он бесшумно вошел: никого. Он сразу бросился к стеллажу 1977 года и стал перебирать корешки… Джонсон, инд. 5478, прил. 2/38. Вот. Около двадцати страниц в бежевой папке. Он быстро пролистал их: заключение о вскрытии, фотографии, отчет о расследовании, испещренный штампами «Ф. Р», «д. с. п», «с подлинным верно», «для информации». Прекрасно.

Еще пару секунд он исследовал старую бежевую папку, задавая себе вопрос, что его так беспокоит. «… Инд. 5478, прил. 2/38». «Прил.» – приложение? Не хватало одного листочка. Он пролистал все вплоть до заключительного рапорта. Он был адресован комиссару Корне. Мало вероятно, что он до сих пор работает. Интересно, почему понадобилось уничтожать один документ из этого досье? Или, может, он тоже потерялся?

Он схватил соседнее дело: никаких «прил.». Следующая папка, какая-то мутная история двух соседей, закончившаяся поножовщиной, содержала одну такую пометку: служебная записка, адресованная инспектором Го комиссару Корне. Даг наугад проверил еще несколько дел: судя по всему, «прил.» означало внутреннюю переписку и конфиденциальные сведения, которыми обменивались между собой полицейские в ходе расследования.

Даг быстро пересек большую сумрачную комнату, внимательно рассматривая названия различных секций. Пучок света проник сквозь зарешеченное окно, словно лунный луч, и осветил это бумажное кладбище. Самые крайние стеллажи сгибались под весом в беспорядке наваленных скоросшивателей, на которых выделялись надписи фломастером: «Бухгалтерия», «Косметический ремонт», «Личный состав». Ага, это уже интереснее. Он стал рыться в этом хаотичном нагромождении папок, обратив в беспорядочное бегство десятки пригревшихся здесь тараканов.

Все было расставлено в алфавитном порядке. «Даррас Рене»: личная карточка, записи о гражданском состоянии, официальные письма, административные формуляры, служебная переписка. Служебная переписка. Расставлено по годам. Молодой инспектор неплохо справлялся с делами. Даг жадно набросился на 1977 год. Ерунда, сплошная ерунда. Он напрасно теряет время. Он собирался уже захлопнуть скоросшиватель, когда в глаза ему бросилась одна записка, от 18 сентября 1977 года, подписанная комиссаром Корне и подтверждающая получение прил. 2/38. А также уведомляющая, что инспектор Даррас не дал дальнейшего хода. Хода чему? Он вновь стал перебирать стопки папок: «Корне Реймон». Такой же ворох пожелтевших бумаг, объявления благодарности в приказе, продвижение по служебной лестнице, корреспонденция. Бумаги пахли пылью. По мере того как Даг приближался к интересующему его периоду, он чувствовал, как его лихорадит. А если там ничего нет? 20 августа 1977 года. Есть. Прил. 2/38. Письмо, отпечатанное на старой пишущей машинке и подписанное инспектором Даррасом. К письму пришпилен конверт.

Наверху раздался шум шагов. Даг, встревоженный, поднял глаза. Копам наверняка не понравится это несанкционированное вторжение в их подвал. Вытащив письмо с конвертом из скоросшивателя, он поспешно поставил папку на место. Затем, мысленно осыпая себя ругательствами, засунул папку с делом Джонсон в сумку, некогда принадлежавшую мисс А. X. Одним преступлением больше, одним меньше… Осторожно, стараясь не шуметь, он поднялся по ступенькам. С опаской толкнул железную дверь. Никого не было видно, где-то хлопнула дверь, раздался голос Го: «Бардак! У меня работы выше головы!» Даг проскользнул в коридор, делая вид, будто застегивает ширинку. Всегда можно сослаться на внезапное кишечное расстройство.

Ему казалось, что в сумке он несет бомбу. «Эта бомба может взорвать твою лицензию», – нашептывал внутренний голос, когда он добирался до приемной. «Никто ничего не заметит». – «А если Го захочет освежить дело в памяти? Ему напомнили, и у него могли возникнуть какие-нибудь идеи». – «Нет, он слишком загружен работой», – решительно возразил Даг своему внутреннему голосу.

С непринужденным видом он миновал дежурного, который даже не поднял головы от своих журналов. Вот так-то, проще пареной репы. Даг сел в стоявшее на площади такси, между тем язвительный голосок не унимался: «А как же сумка, принадлежавшая убитой, и, главное, оружие, из которого ее убили? Ты считаешь, очень умно таскать его с собой?» – «А что мне с ним делать? Предъявить Го и провести ночь в кутузке? Я напрасно потеряю время, пытаясь объяснить ему, как мать семейства, снаряженная как какой-нибудь мафиозо, собиралась меня прикончить просто так, ни за что». Даг щелкнул пальцами, что заставило обернуться молчаливого старика шофера.

Взгляд шофера упал на продырявленную сумку, затем снова обратился на дорогу.

Даг мысленно продолжил диалог:

«Ну и что ты собираешься делать с сумкой и оружием? Намереваешься вернуться с этим добром в СенМартен?» – «Брошу в мусорное ведро в аэропорту». – «Навести копов на ложный след? Браво!» – «А на что я их должен навести? На себя самого?»

Скрип тормозов. Он поднял голову: старик смотрел на него.

– Выходите.

– Что?

– Выходите из моей тачки.

Это еще что такое? Даг наклонился вперед, и прямо в нос ему уперся старый, но хорошо смазанный револьвер. Он вытаращил глаза: и этот дедуля туда же, не может быть!

Старик указал на кожаную сумку:

– Забирайте свою сумку и убирайтесь! И не пытайтесь вытащить оружие, а то пристрелю.

Только теперь Даг осознал, что все это время в салоне булькало радио. Старик встряхнул свой пугач.

– Они только что сообщили, что какой-то мужчина убил белую в центре города и сбежал с ее темно-синей кожаной сумкой, эта сумка тоже кожаная и темно-синяя, в сумке пистолет с глушителем, уж пистолет-то я распознать могу. На вашей рубашке темные следы, от них воняет засохшей кровью, и вы сейчас выйдете из моей машины.

Возражать не имело смысла. Даг сгреб в охапку сумку и открыл дверцу такси. Хорошо еще, что старик не привез его прямиком в участок.

– Тут далеко до Вье-Фор?

– Три километра.

Держа палец на спусковом крючке, старик целился ему прямо между глаз: похоже, он совсем не шутил.

Даг хлопнул дверцей. Оставалось только идти пешком, надеясь, что никто не выстрелит в него и не арестует. Такси, как смерч, рвануло с место, подняв клубы пыли, оставив его одного в наступающих сумерках. Дорога была неровной, пустынной, мирной, как в фильме «К северу через северо-запад»[43]. Повесив сумку на плечо, он ускорил шаг, предусмотрительно держась обочины. Под луной сверкал ржавый автомобильный каркас. Он вынул украденное дело, сунул его под рубашку, огляделся по сторонам и бросил в канаву компрометирующую его сумку, предварительно порывшись в ней, не надеясь, впрочем, отыскать ничего интересного. Не до такой степени она была идиоткой, чтобы держать там записную книжку или свой адрес. И в самом деле, кроме известного ему пистолета с глушителем в сумке находились розовый закрытый купальник, ключ и журнал. Маленький плоский позолоченный ключик на брелоке в виде дельфина. Он положил его в карман. Оставался еще журнал, какая-то английская дребедень про подводное плавание и водные виды спорта. Он свернул его и засунул в задний карман брюк. Эта наемница еще и спортом занималась.

Он с сожалением посмотрел на Sig-Sauer P-200[44]. Жаль было выбрасывать такое прекрасное оружие: эта модель была взята на вооружение многими полицейскими подразделениями Европы и Америки, а также Швеции и Японии, но оставить его у себя означало получить обвинение в убийстве. Он тщательно протер рукоятку, бросил пистолет в прокаленный каркас машины и отправился в путь.

Интересно, а мальчишки? Как это она с ними провернула? Неужели взяла напрокат на утро? А потом, когда она стала за ним следить? Он пытался восстановить в памяти, была ли она в отеле, когда он прибыл туда накануне, но вспомнить так и не смог.

И еще одна картинка неотступно преследовала его: припухший кусочек плоти, размером с долларовую монету, внизу шеи инспектора Го. Десять против одного, здесь имела место попытка свести татуировку. Какую-нибудь компрометирующую татуировку, которая имелась у очень немногих людей на этой планете. Даг имел случай видеть такую на расчлененном трупе во время рейда по трущобам гаитянских беженцев. Человек был изрублен на куски мачете, и плотно утоптанная земля впитала литры пролитой крови, превратившись в розоватую, губчатую трясину. Какой-то юнец в обтрепанных шортах, отогнав мириады налипших на труп мух, показал Дату знак, который стоил тому человеку жизни: глаз с тремя зрачками. Метку посвященных в братство служителей Дамбалы[45], которых вербовали в основном среди элиты тонтон-макутов[46]. После падения режима многие пытались стереть позорную метку, не желая, чтобы их пытали с применением подожженных шин, как обещали бывшие жертвы.