Развитие науки финансового права в России - Андрей Лушников

Впоследствии В. Н. Татищев отказался от этих идей, но высшей властью до конца так прощен и не был. Все это закончилось, как упоминалось выше, его отставкой и ссылкой в 1745 г., в которой отставной сановник и провел в неустанных научных трудах последние пять лет жизни, с отлучкой на допросы и кратковременное заключение. Среди его наиболее рьяных гонителей окажутся такие видные сановники, как сенатор Новосильцев, генерал Тараканов, граф М. Г. Головкин, князь Н. Н. Трубецкой. Все они по настоянию В. Н. Татищева подписали самый умеренный конституционный проект, чем поставили под удар свою будущую карьеру. Этого они ученому никогда не простили. Судебные процессы против него длились непрерывно с 1736 по 1750 г., т. е. до смерти ученого, и напоминали театр абсурда. Сначала его, мягко говоря, недобровольно, отправили в 1734 г. обустраивать восточные окраины империи, затем обвинили во взяточничестве и отдали под суд. Дело почти сразу развалилось, но немедленно было возбуждено новое – и так пятнадцать лет подряд. При этом подсудимый управлял Оренбургским краем и Астраханской губернией, решал сложные калмыцкие дела и определял политику в отношении Персии, писал первый настоящий научный труд по русской истории. В итоге в архиве скопилось 12 томов следственных дел, которые явно были «шиты белыми нитками». Вышеназванные «сильные персоны», да и сама царица таким изощренным образом показывали опальному мыслителю цену «верховенства закона». Умер ученый под караулом в своей деревне Болдино под Москвой, которая для него ни чем не напоминала пушкинскую «болдинскую осень».

Встречавшийся с ним в последние годы жизни английский купец Д. Хенвей так описывал внешность ученого: «Этот старик отличался внешностью Сократа, поджарой фигурой, которую он сохранил благодаря большой умеренности, а также постоянной занятости ума. Если он не писал, не читал, не обсуждал деловые вопросы, он играл в кости сам с собой, перекидывая их из одной руки в другую»[106]. Неплохой способ тренировки памяти и кистей рук, добавим от себя.

Еще в период государственной службы он проявил себя как разносторонний ученый, прежде всего, как историк, автор пятитомной «Истории Российской с самых древнейших времен», а также как географ[107]. Свою «Историю…» он готовил около 20 лет и в 1739 г. представил в Академию наук. Василий Никитович одним из первых предложил периодизацию истории России и выделил три формы государственного строя: монархию, аристократию и демократию. Кроме того, ученый составил первый русский энциклопедический словарь – «Лексикон российский исторический, географический, политический и гражданский», доведя его до буквы «К». Очевиден его вклад также в развитие наук истории права и государственного права. Современный исследователь В. А. Томсинов в связи с этим не без основания утверждает: «Василий Никитович Татищев является родоначальником не только русской исторической науки, но и русской научной юриспруденции»[108].

Не обошел он стороной и проблемы финансовой науки, чему посвящены его «Рассуждения о ревизии поголовной и касающемся до оной» и глава XI «Краткой российской географии», а также «Представление о купечестве и ремеслах» (1748 г.) и «Краткие экономические до деревни следующие записки» (1742 г.)[109]. По печальной традиции при жизни ученого почти ничего из его многочисленных работ напечатано не было.

В его научной и политической деятельности сочетались холодность экономиста и математика, страстность историка и политического мыслителя, а также напористость драгунского офицера. Взгляды ученого на налоговую политику России в постсоветский период подверглись специальному рассмотрению[110]. Впрочем, в интересующем нас ключе изложение взглядов Василия Никитовича достаточно разрозненно и фрагментарно, что не может быть оценено в качестве более или менее целостной теории. Свои размышления, как и Ю. Крижанич, а позднее А. Смит, он начинал с богатства народов. Налоги, по его мнению, не должны отягощать народ. Это – государственная необходимость, но размер налогов должен быть экономически обоснованным, позволять поддерживать удовлетворительное состояние крестьянского хозяйства. Как считал В. Н. Татищев, рост потребностей государства не обязательно должен увеличивать налоговое бремя, ибо дополнительные средства можно получить и путем более рационального и экономного использования ресурсов. Он выступал категорическим противником «изобретения» новых налогов и сборов с населения, чем так увлеченно занимались так называемые «прибытчики» во времена Петра I. При этом не брались в расчет реальные возможности подданных и экономическая ситуация в стране, что еще больше ухудшало ситуацию. Важное место Василий Никитович уделял экономному расходу финансов. С этой целью он предлагал уменьшить военные расходы и иметь на постоянной основе небольшую по численности, компактную, но боеспособную армию в оборонительных целях. С этой же целью он предлагал уменьшить срок службы для дворян, что позволило бы экономить государственные средства и не отвлекало бы их от хозяйственной деятельности.

В качестве единицы обложения крестьянского хозяйства ученый предлагал размер обрабатываемой земли, т. е. был сторонником введения поземельного налога. При этом он настаивал, чтобы крестьянство было «податьми сколько можно облегчено». Он осуждал практику передачи сбора налогов в руки армии, что было характерно как для петровских времен и к чему вернулись в царствование Анны Иоанновны. Это означало, что солдаты и сержанты становятся бесконтрольными распорядителями имуществом и даже жизнями налогоплательщиков. Следствием этого стало повальное бегство крестьян и разорение купечества. Одним из первых ученый выступил за профессионализацию и специальную профессиональную подготовку государственных чиновников финансовой системы, а одним из главных предметов обучения он называл законоучение.

Очевидно, что Василий Никитович также одним из первых предлагал учитывать при организации налогообложения не только текущие запросы казны, но и экономические возможности налогоплательщиков, не только ближайшие, но и отдаленные последствия увеличения налогового бремени. Кроме того, он был сторонником более равномерного распределения налогового бремени на население, перевода взимания повинностей преимущественно в денежную форму. Конструктивным считалось закрепление за крестьянами определенных земель и взимание фиксированного оброка. Барщина должна была применяться в ограниченном числе случаев. В перспективе ученый не исключал освобождения крестьян, хотя считал это пока несвоевременным.

В. Н. Татищев первым предложил для увеличения числа фабрик и развития торговли создать банк для купечества, используя деньги дворянства и духовенства. Здесь с очевидностью прослеживается идея кредитования купечества за счет средств дворянства и духовенства, которые аккумулировались бы в государственном банке. Отметим, что Государственный заемный банк, который состоял из Дворянского заемного банка и Купеческого банка, был создан Указом Елизаветы Петровны в 1754 г., уже после смерти ученого. Его взгляды на купечество были вполне меркантилистскими, а призывы уменьшить налоговое бремя на него и защитить высокими таможенными тарифами на ввозимые товары достаточно традиционными. Богатство нации он видел в развитой системе ремесел и торговли, хотя его эквивалентом считал все-таки приращение драгоценных металлов.

В дальнейшем некоторые проблемы финансового права затронули в своих трудах дипломат Дмитрий Алексеевич Голицын (1734–1803) и активный деятель трех царствований от Екатерины II до Александра I Алексей Борисович Куракин (1759–1829). Однако по глубине и широте проработки названной проблематики они явно уступали своим предшественникам[111].

Таким образом, представители первой российской генерации ученых-финансистов смогли обозначить ряд подходов к проблемам финансового права, хотя их труды были либо не известны современникам, либо известны ограниченному кругу лиц. В связи с этим трудно говорить об их влиянии на финансовую политику государства, за исключением, возможно, трудов В. Н. Татищева. В то же время научное наследие вышеназванных деятелей позволяет нам вести речь о генезисе финансовой науки уже на рубеже XVII–XVIII вв.

Глава 4

Чиновники, ставшие учеными (первая половина XIX в.)

Как в русской, так и в мировой истории еще не было двух таких соседних, но не похожих друг на друга веков, как XVIII и XIX вв. «Галантный» век Просвещения сменил рациональный век «железа и крови». Если для первого были характерны лозунги «свобода, равенство и братство», естественное право и общественный договор, то во втором получили распространение такие понятия, как «индивидуализм, свободная конкуренция, утилитаризм». На смену «романтикам» пришли прагматики, причем как на должности в государственных структурах, так и на роли «властителей дум». Кумирами были уже не столько Ж. Ж. Руссо, Ш. Л. Монтескье, Д. Дидро, сколько И. Бентам, А. Смит, Д. Рикардо, Г. Спенсер. На смену патриархальному укладу аграрной цивилизации приходила жесткая и рационалистическая цивилизация индустриальная. В Европе активно воспринимался, а главное реализовывался, лозунг либерального реформаторства: «Хочешь выжить – проводи реформы». Невиданными ранее темпами изобретались технические новшества, а их оперативное внедрение оказывало все большее влияние на роль в мировой политике того или иного государства. В этом отношении именно на рубеже веков феодально-крепостническая система исчерпала свои внутренние ресурсы и показала свою экономическую и социальную несостоятельность. Новый век для России начался с краткого правления и трагической смерти Павла I, продолжился широкими реформаторскими замыслами Александра I и их трагической неосуществленностью. Наконец, Николай I и его ближайшее окружение, осознававшие необходимость коренных реформ, в очередной раз не решились на их проведение. В результате первая половина XIX в. в истории России отмечена не только победой в Отечественной войне 1812 г., территориальной экспансией и укреплением тогдашней «вертикали власти». Этот период памятен и упущенными возможностями, сохранением, хотя и с некоторой трансформацией, архаичной политической и экономической системы[112]. При этом стоит согласиться с американским историком экономики Дж. Ф. Нормано, который отмечал: «В то время как в других районах неразвитого или слаборазвитого капитализма экономисты и публицисты часто писали и все еще пишут стихи… в России поэты, романисты и драматурги обсуждали экономические судьбы мира. Русская интеллигенция в течение почти всего XIX столетия обсуждала и решала судьбы капитализма, будущее Европы, упадок западной цивилизации…»[113] В эту работу включились и российские государственные деятели, среди которых были и талантливые реформаторы, и консерваторы-государственники, и свободолюбивые декабристы.