Белая ферязь - Василий Павлович Щепетнёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Разумеется, разумеется, — а сам подумал, что гражданину Швейцарии доверять будут больше, чем гражданину России. Такая уж репутация у тех, и у других. Я бы и сам не прочь разместить центнер-другой золота в швейцарском банке. Ещё и размещу!
После урока (у меня свой, у сестёр свой) Papa повел нас на прогулку. В парк. Моциона ради. Papa сторонник здорового образа жизни, его девиз «Сила в движении!», где под силой подразумевается здоровье, умственное и физическое. Вот и сейчас мы не просто гуляем, а катаемся на лыжах. То есть на лыжах Papa и сёстры, а я на санках. Санки у меня не простые, ближе к извозчицким, кресло на платформе, а платформа на лыжных полозьях — а можно поставить и на коньки. Только вместо лошади у меня дядька Андрей. Либо впереди, тянет, либо позади, толкает. Не быстро? А мне быстро нельзя. Но и не медленно, от лыжников не отстаем. Дамский лыжный костюм — та же длинная юбка, только шубка короткая. Не очень и побегаешь. Ровно идём.
Дошли до Белой Башни. Papa и девочки катаются с горки, по сути — пологого холмика. В парке есть холм и повыше, Парнас, но сегодня мы здесь. Вдруг и я захочу прокатиться по наезженной дорожке? На саночках?
Но я не хочу. Не-не-не. Вдруг санки опрокинутся, я вывалюсь, ударюсь… Мне это часто снится. Дежурный кошмар.
Поэтому дядька Андрей подвёл меня к парковой скамейке. Конечно, чистой, снега на ней быть не может, но дядька постелил медвежью полость.
— Садись, ваше высочество! — он со мною просто, потому как — боевая обстановка. Некогда в бою титуловать полностью, а для меня любой выход на природу почти бой. Ну, как споткнусь?
Я сел. Тепло, светло, красота.
И я красивый. Нет, не в ферязи, ферязь — это для праздников, для показа чужим, а я среди своих, отдыхаю. Волчья шапка, волчья шуба, я злой и страшный серый волк! На руках меховые рукавицы, а на ногах не берцы, а валенки. Тоже удобная обувь, и тёплая. Особого мороза нет, природа дала послабление, но мёрзнуть не хочется.
Подъехала полевая кухня. Да-да, куда мы, туда и кухня. На салазках, четверо в обслуге: повар, поваренок, и два мужика-за-всё. Хорошо быть императором!
Вроде пикника, свежий воздух пробуждает аппетит. Нет, ничего особенного нам не предложат, всё скромно, Papa сам бы и вовсе ничего не желал, но вдруг я чего-нибудь захочу? Я — особенный, что есть, то есть.
Я захотел чаю, японского. Нам недавно японский император чай прислал в подарок. Особый, зелёный, очень, говорят, полезный. Особенно для таких, как я. Может, намекает, что в курсе о моём недуге, а, может, просто любит чай, и всех им одаривает, японский император. Чай этот мельчайшего помола, pulvis subtillissimus (я медицинских книг немало прочитал, там, в двадцать первом веке). И готовят его на японский манер — в подогретую кружку льют горячую воду, но не кипяток, взбивают венчиком, добавляют канадский кленовый сироп и кокосовые сливки, опять взбивают, и таким, взбитым, подают.
Вкус, как сказал один умный человек, «спцфческий», но я привык, и теперь пью с удовольствием. И в самом деле бодрит и радует, рекомендую. Если вам тоже японский император пришлёт чай в подарок.
Поваренок Васька подал чай на подносе. Я поблагодарил, спасибо, Васечка. Всей дворцовой прислуги я, конечно, не знаю, но с кем встречаюсь лично — запоминаю имя, а у старых, кому за сорок, и отчество. Так Papa научил. Вежливость, говорит, ничего тебе не стоит, а людям приятно. Да тебе самому тоже будет приятно, только попробуй.
И да, как с чаем — привык, и приятно, кажется, что иначе и нельзя. Только «тыкать» неудобно, но — нужно, говорить слугам «ты», это вроде знак доверия, милости, на «вы» переходить нужно, когда чем-то или кем-то недоволен. Каков монастырь, таков и устав.
Кружку держу руками, выпростал из рукавиц, и держу. Японский чай по правилам высокого искусства нужно пить из деликатнейших фарфоровых чашечек, но мы не в Японии, мы в России, у нас морозные зимы, и потому глиняная кружка с толстыми стенками удобнее, она ещё и грелка, долго держит тепло.
Поставил кружку на поднос, взялся за карандаш. Рисую. Изображаю Белую Башню, деревья, лыжников. Людей без прорисовки, некие люди, и ладно. После японского чая разные идеи сами лезут в голову. Переписать «Темную башню» Кинга. У него тёмная, у нас светлая. У него — красный король, у нас — белый. И Стрелок сотоварищи идут к белому королю на помощь, вызволить из башни. Чем не сюжет, а? Нет, писать не собираюсь. Там, в загранице, если будет литературная артель, тогда… Толстому и отдам, Алёшке.
Подошла Ольга. Видно, накаталась. Или решила, что мне скучно, надобно развлечь братика.
— Пьёшь чай?
— Пью, — с достоинством ответил я. Ольга махнула рученькой, Васька тут как тут.
— Васенька, можно и мне чаю, — вроде бы спрашивает, а на деле — повелевает. Она природная царевна, не переселенец, как я. У неё само получается.
Васька и рад стараться. Бегом, бегом.
— Можно посмотреть?
Я подал альбом.
— Очень хорошо, — похвалила Ольга.
Ну да, хорошо. Но без изюминки.
Поварёнок принес чай. Ольга попробовала.
— Замечательно. Поблагодари, Васенька, Егорыча, скажи ему от меня спасибо.
Я ж говорю — природная царевна, настоящая. Я вот как-то и не подумал о поваре.
Пьём не спеша.
— Дядька Андрей, мороз не велик, а стоять не велит. Ты тоже сходи, погрейся, а мы тут посидим, посекретничаем, — сказал я дядьке. Это нормально, на кухне всегда есть что-нибудь для прислуги. Нет, не японский чай, но сбитень, и пирог с рыбой или картошкой найдутся. Слуга, как и солдат, должен быть трезв, но сыт, говорит Papa. Сытый солдат — стойкий солдат.
Когда мы остались вне зоны прослушивания, я сказал:
— Ольга, у меня к тебе разговор. Только серьёзный.
— Ой, можно, я сначала чай допью?
— Тогда и я допью.
Сказано — сделано.
Когда кружки опустели, а животы, напротив, наполнились теплом, Ольга сказала:
— Теперь я вся внимание.
— И очень хорошо. Потому что речь пойдет о тебе.
— Начинай, — сказала она спокойно.
— Ты читала акт нашего пра, императора Павла Петровича? О престолонаследии?
Ольга замедлилась с ответом, чем я и воспользовался:
— Конечно, читала. И не раз.
