Уголовно-правовые взгляды Н.Д.Сергеевского - Александр Чучаев

Во-вторых, в теории уголовного права XIX в. такое деление признавалось бесспорным. Так, С. Будзинский выделял определенный и неопределенный (разнообразный, переменный) умысел 222.

Наиболее развернутую характеристику видов умысла дает Н. С. Таганцев 223.

В-третьих, подобное деление имеется в современном уголовном праве, по моменту возникновения преступного намерения признающем заранее обдуманный и внезапно возникший умысел (простой и аффектированный) 224.

Неосторожность в представлении Сергеевского есть culpa, при наличии которой «вменяются деяния, совершенные вне действительного сознания совершаемого и предвидения последствий, но… при условиях возможности такого сознания и предвидения» 225.

Конструкция неосторожности, представленная в литературе, сводится к тому, что при этой форме вины лицо не осознает характера совершаемых действий, не предвидит его последствий, хотя должно было и могло сознавать содеянное и предвидеть его последствия, либо предвидело последствия, но надеялось их избежать. По этому поводу Сергеевский пишет: «Мы позволяем себе коренным образом разойтись в этом вопросе с господствующим воззрением. Эта конструкция неосторожности основывается на неправильном представлении, что человек может находиться к своей деятельности в следующих отношениях: имеет возможность познать результаты своей деятельности, но тем не менее не познает их; имеет возможность сознать противозаконность деяния, но тем не менее не делает этого. Можем ли мы, действительно, допустить такое состояние? – Не должны ли мы, наоборот признать, что если человек в известном данном случае in concreto не предусматривал последствия, то он в этом случае и не мог предусмотреть? – Мы со своей стороны убеждены в последнем» 226.

Юридическая конструкция ответственности за неосторожность Сергеевским строится на концепции неосторожности Штюбеля, покоящейся на учении о неосторожной форме вины Фейербаха. Вместе с тем эта конструкция близко примыкает к теории Руппа 227.

В своих рассуждениях автор исходит из того, что закон обязывает граждан воздерживаться не только от поступков, наносящих наличный вред, но и от действий, заключающих в себе опасность причинения вреда. К числу последних относятся нарушения правил, охраняющих личную и общественную безопасность. Однако ни один законодатель не способен перечислить и определить составы всех действий, опасных для общества и личности. Поэтому устанавливается ответственность за такие действия, «которые без умысла со стороны деятеля повлекли за собою какой-либо запрещенный в законе вред и тем доказали свою опасность» 228.

Однако признание наказуемыми всех деяний, повлекших вред, указанный в законе, могло бы привести к ограничению деятельности всех и каждого. Поэтому закон вводит ограничения, считая преступными не все подобные действия, а только те из них, которые по своему свойству, обстановке, условиям и способу совершения заключали в себе известную вероятность наступления вредного последствия, определяемую на основе имеющегося опыта. Другими словами, речь идет о деяниях, которые создают опасность причинения вреда не только в отдельной, конкретно взятой ситуации, но и вообще являются опасными по своей сути. Эти деяния, по мнению Сергеевского, и следует признавать неосторожными.

«Перенося указанный признак опасности действия на личность преступника, который не усмотрел в своих действиях того, что видел бы каждый внимательный и благоразумный человек, закон выражает его словами: „небрежность“, „неосторожность“… и т. д. Таким образом, по внешности, рядом со вменением деяний умышленных поставляется как бы вменение деяний неумышленных; но в действительности наказуются здесь не последствия, вызванные без умысла, но действия, их причинившие, – действия сами по себе или умышленные, или принадлежащие к разряду таких, в которых закон… неумышленное совершение приравнивает к умышленным» 229.

Согласно позиции Сергеевского, ответственность за неосторожное преступление есть лишь дополнение к ответственности за опасные действия. Закон должен стремиться к возможно полному перечислению всех уголовно наказуемых действий, но при этом наказуемость неосторожных деяний необходимо устанавливать только в тех случаях, когда интересы безопасности не могут быть обеспечены признанием преступными лишь опасных деяний самих по себе.

Размер наказания за неосторожные преступления зависит не от тяжести наступившего вреда, а от возможного вреда, так как опасность деяния в этом и заключается.

Критикуя Сергеевского, Н. С. Таганцев указывает, что «автор противополагает опасные деяния, запрещенные законом, опасным деяниям, которые наказуемы не сами по себе, а только как неосторожное причинение вреда, и полагает, что этой последней группой исчерпывается объем неосторожности; но во всех законодательствах существует обширная группа наказуемой неосторожности причинения вреда деяниями, прямо запрещенными ввиду их опасности… Далее, положения автора, что при наказуемости неосторожного последствия мы всегда наказываем «действия умышленные и опасные», также неверны, так как опасные действия, особо запрещенные в законе, для их наказуемости вовсе не требуют умышленности…» 230.

Таким образом, по теории неосторожной формы вины Руппа и Сергеевского неосторожными следует признавать особо указанные в законе деяния, опасность которых проявляется в их последствиях. Основанием наказуемости в этом случае выступает причинение вреда. Одним из недостатков такого подхода к неосторожной форме вины и наказуемости деяний, совершаемых по неосторожности, является отсутствие какого-либо различия между виновным и случайным причинением вреда.

Сергеевский выделяет два вида неосторожности: преступную самонадеянность и небрежность. В первом случае лицо, совершая деяние, предвидит возможность наступления вредных последствий, но не желает их и надеется избежать данных последствий; во втором случае – не сознает совершаемого деяния или, сознавая совершаемое, не предвидит его последствий, но по обстоятельства дела мог это сделать.

Второй вид неосторожной формы вины предполагает, таким образом, специфическое содержание интеллектуального момента вины.

Принцип вины в уголовном праве XIX в. еще не был основополагающим, поэтому имело место и объективное вменение. Оно было возможно при отсутствии осознания общественной опасности и противоправности деяния или обстоятельств, признаваемых квалифицирующими признаками. В связи с этим существовала проблема разграничения указанных ситуаций от невиновного причинения вреда, исключающего уголовную ответственность. «Обстоятельства, определяющие невменение, могут заключаться или в отсутствии необходимых для вменения отношений познавательной способности к деянию, то есть отношений сознания и предвидения; или в таком положении действующего, когда он, невзирая на наличность этих отношений сознания и предвидения, тем не менее, по обстановке своей деятельности, лишен был возможности руководствоваться нормами закона и был принужден совершить деяние, само по себе незаконное» 231.

К первой категории обстоятельств, определяющих невиновное причинение вреда, относятся случай (casus) и фактическое заблуждение (error facti); ко второй категории – принуждение (vis absoluta), исполнение обязательного приказа и состояние крайней необходимости 232.

По Сергеевскому, случай есть такое стечение обстоятельств, при котором лицо не только не сознавало и не могло или сознавать свойств совершаемого, или предвидеть последствия 233. Исходя из этого выделяются казус непосредственный и казус посредственный, или казус в последствиях.

Немецкая уголовно-правовая доктрина выделяла еще один вид казуса (casus mixtus). В современном уголовном праве это обстоятельство именуется отклоняющимся действием, ответственность за него определяется по правилам неосторожной формы вины. Свое отношение к нему автор не определяет.

Некоторые криминалисты данное обстоятельство относят к aberratio delicti seu aberration ictus 234, которое характеризуется тем, что: виновный реализует преступный умысел; в момент его осуществления по причинам, лежащим вне воли виновного, вред причиняется не предполагаемому, а какому-либо иному правоохраняемому объекту 235.

Фактическое заблуждение имеет место в тех случаях, когда лицо не осознавало и не могло осознавать каких-либо фактических обстоятельств, с которыми связывается преступность деяния или его квалификация. К данному обстоятельству ученый относит и так называемую мнимую оборону.

Рассматриваемое обстоятельство исключает ответственность лишь в том случае, если ошибка извинительна (неустранима), в противном случае она влечет ответственность как за неосторожное причинение вреда 236.

Под принуждением понимается воздействие на лицо безусловно превосходящей силы, в результате чего оно совершает деяние или не предотвращает последствия своего деяния. По сути, в этом случае отсутствует свобода воли, лицо не может руководить своими действиями. «Человек, совершающий известный факт, является здесь не более как простым орудием. Лицо может сознавать совершаемое, может сознавать и предвидеть последствия, но не может принять закон в руководство своей деятельности; оно поставлено в необходимость поступать именно так, а не иначе. Необходимость эта может проистекать или от другого человека, или от сил природы» 237.