Антитело - Андрей Тепляков

Глеб неожиданно осознал, что с того момента, как он вошел в дом, приятные ощущения можно было пересчитать по пальцам одной руки. Здесь не было комфортно, как должно быть дома. Скорее он чувствовал себя живущим в лагере на передовой. На границе, за которой притаился невидимый и страшный враг. Впервые за время пребывания на ферме, Глеб предположил, что этот дом мог быть чужим и для дяди с тетей. И Аленки. И не просто чужим — враждебным.

И туман. Он окружил поле, словно стена. За последнее время к нему привыкли и перестали обращать внимание. Как будто его и не было. Но он был. Он не рассеивался и не отступал. Не менялся. Он сторожил их.

«Что за мистическая чушь лезет в голову!».

Глеб никогда не жаловал мистику. Он любил читать о таком в книгах, но в жизни ее существования не допускал. Все можно объяснить естественными причинами — таким был его девиз.

«Природа бесконечно разнообразна и многогранна. И слепа. Она не видит отдельных людей и не испытывает эмоций. Следовательно, если мы столкнулись с необъяснимыми проявлениями естественных процессов (круто сказано!), то можно предположить, что они не были сознательно направлены против нас. Тогда, если не будет возможности с ними бороться, можно просто уйти. И никто не будет преследовать».

В небе прогрохотало. Гром прокатился над полем и лесом, вибрируя на низкой частоте, и затих. Мягкий рассеянный свет успокаивал, словно нежное прикосновение.

«Похоже, сумерки забыли вовремя убраться».

Глеб снова погрузился в размышления.

Он закончил с лужайкой перед домом и удовлетворенно потянулся. Мышцы, непривычные к физической работе, ныли, поэтому оставшуюся часть газона Глеб решил отложить на потом и покатил косилку обратно в сарай. Напряженное ожидание дождя, разлитое в воздухе, постепенно передалось и ему.

Дядя содержал сарай в образцовом порядке. Садовые инструменты, велосипеды, тележки и множество всевозможных мелочей — все это располагалось на своих местах. К одной из стен крепились бесчисленные полки, каждая из которых, очевидно имела свое особенное назначение. Посреди пола темным пятном выделялся квадратный люк, закрытый металлической крышкой с кольцом. Глеб покатил косилку к дальней стене, где она хранилась по соседству с вилами, лопатами и граблями, но не дойдя до цели нескольких шагов, он вдруг остановился, удивленно глядя перед собой.

«Это еще что такое?».

Перед ним была дверь. Деревянная дверь, обитая вагонкой. Она почти полностью сливалась со стеной, прикрытая садовой утварью. Ни ручки, ни замка на ней не было.

Глеб оставил косилку и подошел ближе.

«Интересно, что там?».

Он осторожно расчистил проход, отложив грабли и лопаты в сторону. Между дверью и стеной темнела щель, но слишком узкая, чтобы можно было просунуть палец. На полках нашлась стамеска. Глеб просунул ее в зазор и нажал.

Дверь поддавалась с трудом. Приходилось действовать очень аккуратно, чтобы острое лезвие не оставило следов на вагонке. Провозившись минут десять, Глеб уже был готов бросить эту затею, когда, наконец, сопротивление ослабло и проход открылся, выдохнув в лицо Глебу пыль и темноту.

Рассеянного света с улицы едва хватало, чтобы осветить потайную комнату на пару шагов. Пахло затхлостью и старыми вещами.

«В доме есть фонарь. Я видел его в коридоре».

Глеб подпер дверь табуреткой и быстрым шагом направился к выходу.

Тетя с Аленкой стояли возле зеркального шкафа. Тетя искала что-то на одной из полок, Аленка шмыгала носом.

— Привет, — сказал Глеб.

— Привет, — ответила девочка.

Ее голос прозвучал странно. Обычно, когда она говорила, слова звенели, как маленькие колокольчики. Во всех ее фразах неизменно слышались восторженные, восклицательные нотки. Теперь же ее голос показался тусклым и лишенным красок, как поле и лес за окном. Пасмурным.

«Ничего удивительного. Наверное, она плохо спала остаток ночи».

— Привет, Глеб, — сказала тетя.

Она вытащила из шкафа небольшой пузырек и повернулась к свету, рассматривая его содержимое. Аленка достала из кармана платок и высморкалась. Тетя повернулась к ней.

— Идем.

Они направились в гостиную, и по пути девочка закашлялась.

«Простудилась, что ли?».

Глеб взял фонарь и вышел на улицу.

В темной комнате было холодно. Узкий луч света осветил обширное пространство, сплошь забитое картонными коробками. Повсюду густым слоем лежала пыль. Кроссовки оставляли на полу четкие следы.

«Похоже, сюда не заходили несколько лет».

Под воздействием воздуха пыль поднялась и повисла, образуя плотное облако. Глеб несколько раз кашлянул и прикрыл нос рукой. Кроме коробок в комнате ничего не было. Он подошел к ближайшей и заглянул внутрь.

«Фигня какая-то».

Фонарь осветил ржавый серп без ручки, чугунный утюг, потрескавшиеся миски и деревянные ложки. Все это было свалено в кучу без всякой системы — просто барахло.

Открыв следующую коробку, Глеб присвистнул.

«А вот это уже интересно».

Там были кресты. Множество крестов. Большие, маленькие, деревянные, металлические, резные и совершенно примитивные — две палки, связанные веревкой. Один из них — тяжелое почерневшее распятье — мог оказаться серебряным. На некоторых крестах были вырезаны буквы. Глеб поднес фонарик поближе и, с трудом разбирая старинное написание, прочитал:

«Да восстанет Бог и рассеются враги Его, и да бегут от лица Его ненавидящие Его».

Он заглянул в следующую коробку — то же самое. И в другой. И в третьей. Кресты, кресты, кресты — сотни крестов.

«Да тут хватит на войну с целой армией вампиров!».

Еще одна коробка оказалась набитой старым тряпьем, от которого поднимался едва уловимый, но неприятный запах.

И снова кресты.

Всего двадцать четыре коробки.

В горле пересохло, от висящей в воздухе пыли слезились глаза. Глеб стоял посреди комнаты, пытаясь осознать свою находку. Она выглядела настолько дико, что в голову лезли предположения одно фантастичней другого.

«Можно сколько угодно размышлять о силах природы, но, когда увидишь такое, поневоле начнешь сомневаться».

Он закашлялся и попятился назад. Забитые пылью легкие болели. Кашель был такой сильный, что Глеба чуть не вырвало. Пришлось отступить и выйти наружу, чтобы вдохнуть чистого воздуха.

Когда спазмы в груди прекратились, он выключил фонарь и закрыл дверь. Возвращаться в потайную комнату не хотелось. В ее затхлой атмосфере было что-то нехорошее, ненормальное.

«Такого просто не должно быть в доме!».