Парижский десант Посейдона - Дмитрий Черкасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока.
До тех пор, пока не будет пущен в ход компромат.
Генерал-майор выжидал, когда наступит момент, подходящий для удара, и одновременно готовил для себя пути отступления, страховался, защищался. Когда разразится скандал – скорее всего международный, – ему не удастся отстояться в стороне, но это не означает, что он обязан сильно пострадать. Диск с материалами хранился у него дома, в сейфе, а партнер, его передавший, уже некоторое время как мертв. Трагически скончался от сердечного приступа на вокзале.
Ударить придется, потому что любимый шеф со всей очевидностью выживал из ума и был готов на любые кровавые безумства – лишь бы спасти свою древнюю задницу, которой все равно скоро подыхать. Клюнтин еще кое-как проглотил затею с островом Коневец и проглотит Париж, ладно, но что взбредет в голову старому хрену дальше – об этом и сам черт не скажет!
Этот старый хрен покамест держал за горло его самого, тоже, кстати, располагая некоторыми уликами. Но скоро Клюнтин изыщет способ выскользнуть из петли.
Едва генерал-майор приблизился к двери, как та услужливо распахнулась, не дожидаясь звонка, и на пороге возникла миловидная девица в белоснежном фартуке. Старый козел, видать, еще немного и педофил. На диске, помимо служебной, содержалась и кое-какая житейская информация. Людям покойного коллеги удалось исхитриться и кое-что заснять... Клюнтин не смог заставить себя смотреть эту мерзость. Он был воспитан пуританином.
– Добрый день, – поздоровалась горничная. – Милости просим.
Во множественном числе, ишь ты. Кем ты, дура, себя вообразила?
– Добрый, добрый, – широко улыбнулся Клюнтин. – Как наше здоровье? Суставы не слишком беспокоят?
– Сегодня терпимо, – ответила та. – А вот вчера, к дождю, ныли ужасно, чуть не криком кричал.
– Ай, ай, – Клюнтин сочувственно покачал головой. – Ну, ведите меня к нему.
Он прошел бы и сам, но предпочел немного поскоморошничать.
Старик жил внизу, на втором этаже обосновалась прислуга. Это и понятно: старикан ни за что не осилил бы винтовую лестницу.
Генерал-майор, идя вслед за горничной, свернул по коридору налево. Горничная постучала, дождалась одной ей слышного и понятного кряканья, открыла дверь и замерла. Клюнтин вошел в просторную комнату и остановился в ожидании, когда с ним заговорят.
Было тепло, но в комнате вовсю полыхал камин. Перед камином стояло кресло с высокой спинкой, из-за которой нельзя было видеть сидящего. Лишь по бокам выбивался клетчатый плед.
Клюнтин ничего не говорил и не откашливался с целью напомнить о своем присутствии. У старика, как ни удивительно, был отменный слух, и зрение тоже хорошо сохранилось. Зато имелась другая неприятная проблема: рак гортани. В горле зияла дырка, и старик подносил к ней микрофон. Голос после этого получался жутковатый, как у робота, а из дыры тянуло гнилью.
Старик приписывал эту гадкую хворь воздействию радиации. Он считал себя героем, пострадавшим во имя Отечества.
– Докладывайте, – проскрежетало из кресла.
Теперь Клюнтин позволил себе кашлянуть.
– Группа заряжена, товарищ генерал-лейтенант.
Бывший майор, а ныне генерал-лейтенант в отставке Жаворонок выпростал из-под пледа иссохшую руку и махнул, приглашая Клюнтина обозначиться в поле зрения. Тот покорно подошел к камину, где мгновенно взопрел, и остановился, созерцая шефа преданным взглядом.
Жаворонок повернул к нему лицо.
С Жаворонком произошли удивительные метаморфозы: сам генерал-лейтенант об этом не подозревал, но он сделался почти полным близнецом доктора Валентино Баутце! Старость уравнивает многих, а пуще – смерть, но в данном случае сходство было поразительным и вообще стало бы практически абсолютным, если бы не зловещая дыра-трахеостома.
Некогда аристократические черты лица постепенно сгладились-истерлись, а где-то заострились, и лицо казалось теперь птичьим. Жаворонок был абсолютно лыс. Пятнистая желтоватая кожа, мутноватые, с красными прожилками, слезящиеся глаза, набухший нос. Руки мелко дрожали, и подбородок тоже подергивался. На щеке выросла огромная бородавка, из которой торчал длинный белый волос, почему-то наводивший на мысли о китовом усе.
– Та же самая группа?
– Так точно.
– Это хорошо, – скрипуче молвило изуродованное горло.
– Правда, командир затребовал пополнения. Два члена отряда выбыли из строя, как вам известно, и вместо них мне пришлось добавить двух новых.
На лице старика написался гнев:
– Сколько раз повторять вам, Клюнтин, что специфика дела не позволяет расширять список информированных и причастных? Мы и так на виду, на ладони! Знают двое – знает свинья, помните это? А у вас сколько человек уже знают?
– Они ничего не знают, товарищ генерал-лейтенант.
– Не знают... у вас в спецназе одни идиоты, да? Тогда на кой черт их посылать?
– Они не идиоты...
– А если не идиоты, то уже давно имеют вопросы... Зачем вырезали цыган? Откуда взялся на вокзале чемодан с маяком? Откуда, позвольте узнать?
Клюнтин с трудом себя сдерживал. У старика не то склероз, не то простое желание достать и пронять до печенок. Он уже в пятый раз спрашивал про этот чемодан. Ну да, Клюнтин оплошал, перемудрил...
Он повторил то, что уже говорил раньше:
– Вокзал – идеальное место для встреч... я всегда пользуюсь вокзалом, там у меня явки...
– Идиотская практика! Умники хреновы. Забрали и отвезли, к чему какие-то промежуточные этапы?
– Исполнителей все равно нет в живых, товарищ генерал-лейтенант.
– И что? Вопросы-то остаются! Нестыковки и неувязки! Почему не присылали подкрепления на остров, например...
– Вы сами запретили, позвольте напомнить. Огласка...
– Конечно, запретил, – прохрипел Жаворонок. – И это оказалось бы не слишком заметным, если бы не прочие глупости... Ладно, отставить.
«Это он кому? – саркастически подумал Клюнтин. – Не себе ли?»
Старик молчал, вяло пожевывая губами и пялясь на огонь.
– Что с контейнерами? – спросил он, наконец.
– Ищем, товарищ генерал-лейтенант.
– Вы понимаете, что это вещдок? Что они непременно должны исчезнуть с лица земли? Испариться?
«Уже испарились».
– Так точно, понимаю.
– Кто занимается предателем?
– Я затребовал группу Маэстро.
Жаворонок раздраженно поморщился:
– Кто такой Маэстро? Говорите внятно. Я не обязан знать каждого рядового исполнителя по его дурацкой кличке.
«Чертов склеротик».
Генерал-майор еле слышно вздохнул и терпеливо объяснил:
– Это командир Первой боевой группы, приданной нам в усиление по моему запросу. Он зачищал цыганский особняк.
Жаворонок хмыкнул:
– Скажете, он тоже не в курсе событий, этот ваш Маэстро?
– Не в курсе, товарищ генерал-лейтенант. Зафиксирован его контакт с Посейдоном, но встреча не вылилась в реальные проблемы для нас.
– Их всех придется зачищать, – прокаркал Жаворонок.
Клюнтин взглянул на него искоса.
Шеф окончательно свихнулся.
Зачистить «Сирен» и группу Маэстро?
Во-первых, их голыми руками не возьмешь. А если и возьмешь, то такую акцию совершенно невозможно будет скрыть.
Дед положительно выжил из ума, пошли ему Бог повсеместные метастазы...
– Мы работаем над этим, – сказал он вслух.
– Работайте. Что со вторым?
– Красавчик готов к сотрудничеству.
– Хорошо. Выходите через него на всех, кто вертится вокруг этого дела. Следователя поощрите. Потом ликвидируйте вместе с Красавчиком, – глаза Жаворонка хищно посверкивали сквозь слезы, губы кривились в не менее зверской усмешке. Его удовольствие выглядело неподдельным.
«Да-да, мы всех убьем и съедим!»
– Иначе и быть не может, товарищ генерал-лейтенант.
Взгляд Жаворонка остановился на Клюнтине и застыл.
Все говорило за то, что ветеран прикидывает, кому поручить ликвидировать самого генерал-майора. Тот стоял как вкопанный, изображая обожание и преданность.
– Немца убейте, – тупо сказал Жаворонок.
– Товарищ генерал-лейтенант, с этим могут возникнуть проблемы. Насколько я понимаю, документы важнее немца. За ним охотится Моссад – пусть забирают...
– Нет!.. – Из дыры в горле вылетело металлическое сипение. – Немец много знает. Он и сдаст нас жидам...
– Жиды уже в курсе. Красавчик давно им все слил.
Пальцы Жаворонка скрючились.
– Вот даже как...
– По-моему, им нет до нас никакого дела. Они приняли тему к сведению и положили под сукно – авось пригодится. И пригодится, наверное, если мы перейдем им дорогу. Давайте отдадим им Валентино, он все равно не жилец.
Старец пребывал в тягостных размышлениях.
То, чем он занимался, было своего рода искуплением грехов в извращенной версии. Он убирал всех, кто имел хоть какое-то отношение к прошлому. Ему мнилось, что если он останется единственным, кто знает и помнит о былом, то посмертные мытарства окажутся легче. Он полетит в эмпиреи один-одинешенек, без груза, тянущего его в преисподнюю. К старости даже многие убежденные атеисты становятся втайне верующими, хотя подчас даже сами этого не осознают. И, конечно, не разбирают, кто им нашептывает и внушает разного рода идеи – силы света или силы тьмы. В случае с Жаворонком действовали как раз последние – тот самый невидимый дьявол, который орудовал на «Хюгенау» и овладел многими, в частности – бывшим милиционером Гладилиным.
