Мёртвый мир. Поселенец - Кирилл Шарапов

Сделав дело, Вилен с радостью нырнул обратно в свой грот. О том, чтобы продолжить путь, и речи не шло. Он сильно жалел, что устроился в лесу, а не где-нибудь в подвале отдельно стоящего дома. Где можно было бы вытянуть ноги, разжечь нормальный костёр, приготовить грибы, которые он насобирал по пути, сварить морс из черники, на которую наткнулся прямо на обочине шоссе, не доходя километра до мегаполиса. Полчаса на карачках – и полкило ягод в пакете. Кому рассказать, не поверят: он собирал чернику в километре от Москвы. Ни один москвич, находясь в здравом уме, не польстился бы на подобные «дары природы», но выглядели эти ягоды вполне съедобно, разве что были немного крупнее обычных. Теперь оставалось сварить компот из черники и диких яблок, зелёных и кислых. Что за хрень из всего этого выйдет, неясно, но поэкспериментировать стоило, всё равно заняться было нечем.

Вилен влез в пластиковый дождевик, который «смародёрил» в одном из туристических магазинов Красногорска. Там же он прихватил и две литровые фляжки с хорошим креплением, сразу разместив их на рюкзаке. Взяв одну флягу, котелок, мачете и пакет с ягодами и яблоками, парень вылез наружу. Ливень сошёл на нет, изрядно подмочив лес, но нижние лапы ёлок вполне годились для костра. Вилен наломал сушняка и, удобно устроившись под развесистой старой елью, принялся за приготовление компота. Вокруг моросил дождик, от костра шёл легкий дымок, тепло огня согревало ноги. В этот момент Вилен затосковал по гитаре, захотелось чего-то этакого, для души. Когда-то он недурно играл, даже участвовал в концерте в честь приезда министра обороны, вдруг решившего посетить их часть. Так сказать, окинуть хозяйским взглядом свою вотчину.

Кроме как с самим собой, разговаривать Вилену было не с кем, и тогда он начал вспоминать всё подряд. Тридцать лет за плечами, есть что вспомнить.

С чего всё началось? Наверное, с отца, его фотографии, на которой он в пыльной «афганке» сидит на БТР, в руках – АКМС. Это было его последнее фото. Спустя четыре часа БТР подорвался на фугасе, а Сергей Ульянов был захвачен в плен и казнён. Одному из солдат, бывших тогда с ним, удалось бежать, и спустя пятнадцать лет он рассказал Вилену о гибели отца. Как его обезглавили, насадив потом голову на кол прямо перед сараем, где держали пленных….

– Твой отец не был трусом и не молил о пощаде. Он мог купить себе жизнь, указав на одного из нас, но он предпочёл умереть сам. Даже «духи» его зауважали.

Уже прощаясь, этот мужчина в дорогом костюме, один из председателей Общества ветеранов Афганистана, тихо сказал:

– Своей жизнью я обязан ему. Я помню свой долг.

Вилен тогда не обратил внимания на эти слова, но, когда этот человек появился спустя пять лет на пороге его дома, отправил на лечение в Германию, а потом за счёт фонда сделал ему протез глаза – тогда Ильич понял, что долг не забыт. Вилен очень гордился отцом, хотя никогда его не видел. Фотография и перочинный нож – единственная память о нём.

Да, пожалуй, всё началось с карточки. Мама говорила, что более смелого и самоотверженного человека на свете просто не встречала. Он был высоким, смугловатым и всегда хотел помочь всем и каждому. Это его и сгубило, о себе он заботился меньше, чем о своих солдатах, во всяком случае, так говорила мама. Наверное, из-за той фотографии Вилен и захотел стать настоящим военным. Во дворе он играл в «войнушку» с другими мальчишками, но те – играли, а он уже начинал жить этим. И проигрыш воспринимал как смерть. Наверное, поэтому он никогда не проигрывал.

Потом была армия… Армия. С мечтой о военной романтике Вилен распрощался уже на следующий день после «учебки». Едва он переступил порог казармы, как тут же ввязался в драку. Четверо «дедов» лупили невысокого щуплого парня, но и тот оказался крепким орешком. Летел на пол, снова поднимался и, низко опустив голову, размазывая кровь по лицу, сжав кулаки, продолжал бой. Снова отправлялся на пол и снова вставал. Это было достойно уважения. Вилен ринулся в свару, не раздумывая. Высокий, крепкий, с хорошей физической подготовкой и навыками рукопашного боя, он быстро расшвырял «дедов». Пока те отвлеклись на неожиданного помощника, щуплый парнишка снова встал и, перехватив за ножку табурет, с силой опустил на бритый затылок сержанта. Тот рухнул мгновенно, словно не по голове, а по ногам ударили. Драчунов растащили. Вилен и парень, который назвался Юрой, оказались на губе. «Деды» – в больнице. Это был последний случай «дедовщины» в третьей роте, да и в остальных ротах она пошла на убыль. А Вилен попал на заметку к капитану Сорокину, командиру разведроты. Сильного, крепкого парня перевели к разведчикам. Ещё через два месяца он уже был в Чечне.

Это была война. Жестокая и беспощадная. Но на этот раз войска действовали иначе. Не было парадных колонн, как шесть лет назад, когда у грозненского железнодорожного вокзала полегла 131-ая Майкопская бригада. В города и селения входили, как и предписывалось боевыми наставлениями: штурмовые отряды зачищали здания, а со спины их поддерживала «броня». Жизнь солдатская от этого проще не стала, но боевых потерь теперь было намного меньше.

А потом погиб его друг Юра. Он умер на руках у Вилена, пытаясь зажать руками развороченный осколками живот. Ещё через два дня Ильич потерял глаз. Потом была гражданка, на которой он оказался совершенно никому не нужен, и если бы не дед… Девушка, обещавшая Вилена ждать, не дождалась. Через два месяца, как он призвался, она вышла замуж за преуспевающего бизнесмена, с которым была давно знакома. Да и после неё женщины в жизни Вилена не задерживались. Приходили и уходили, сменяя друг друга, словно кадры диафильма. Исчезала одна – появлялась другая, а потом – новый круг. Вилен попытался вспомнить их лица, но ничего не вышло, он неплохо помнил имена, фигуры, постельные привычки, но совершенно не помнил лиц…

Шелест раздвигаемых ветвей отвлёк его от воспоминаний. Вилен рефлекторно подхватил автомат, целясь на шум.

У кустов стоял пёс, не слишком большой, размером с добермана, но совершенно точно – не доберман. Широкая грудь, мохнатый, как волкодав, с длинным хвостом, острыми смешными ушами, как у овчарки, и довольно милой, немного вытянутой мордой. Вилен опустил ствол – зверь совершенно не проявлял агрессии, казалось, он сам изучал человека. Выждав пару минут, пёс медленно пошёл к костру и сел по другую сторону, напротив человека.

– Хм, – сказал Вилен, – погоди-ка немного.

Он помешал закипевший в котелке компот и снял треножник с огня. Пёс следил за ним глазами, не проявляя беспокойства. Вилен поставил котелок возле ствола, надо было дать ему остыть. Пить горячий компот – моветон. При этом он сознательно повернулся к псу спиной. Тот не отреагировал, да и Ильич не почувствовал никакой опасности.