Тайны Торнвуда - Анна Ромеро

Бронвен легко влилась в свой новый класс. По виду она нисколько не нервничала – терпеливо улыбалась, пока учительница представляла ее, грациозно села на свое место, едва глядя на меня, остановившуюся в дверях класса, чтобы помахать на прощание.

Выйдя из здания школы, я поспешила в сторону главной улицы по дорожке, покрытой пятнами солнца. Пока я шла, оно согревало мое лицо и руки, помогая ослабить тревогу, которую я всегда чувствовала, расставаясь с Бронвен. Оказавшись на главной улице, я направилась к пекарне. В моей маленькой вселенной было только одно известное средство от тревоги, вызванной разлукой, – пирожное. После долгих размышлений я остановилась на куске шоколадного торта и пироге с пеканом, к которым добавила бисквитное пирожное с шоколадной глазурью, орехами и джемом для Бронвен – в качестве награды за первый день занятий. Сжимая бумажные пакеты, я заторопилась назад по главной улице к «Селике». На полпути кто-то окликнул меня по имени.

Первое, на что я обратила внимание, были волосы, – оттененное бронзой золото в утреннем солнечном свете. Кори Уэйнгартен широким шагом выходила со школьного двора, ее широкое лицо было обожжено солнцем. Мы улыбнулись друг другу, потом завязали разговор, как две старые подруги.

– Я так и думала, что, наверное, увижу вас утром, Одри. Бронвен нормально начала?

– Отлично. Что вы здесь делаете?

– Привезла дочь моего брата, Джейд. Она жила у меня, пока ее отец находился в Таунсвилле. Дэнни вернулся сегодня утром, но тут же уехал по срочному вызову. Он наш местный ветеринар, занимается всем – от отела коров до спасения котят. У него бывают разъезды в связи с работой – семинары, всякое такое, – поэтому подключаемся мы с мамой – приглядываем за Джейд. Она замечательный ребенок, но немного капризничает, когда отец уезжает. С тех пор как ее мать погибла несколько лет назад, у нее случаются перепады настроения.

– Бедняжка, это так понятно.

– Она вообще-то жизнерадостная. Сейчас дети гораздо более уравновешенные.

– Бронвен такая же.

Карие глаза Кори оценивающе глянули на меня.

– Как вы справились после ухода Тони? У вас была совместная опека?

– Когда Тони женился, мы об этом говорили, но он всегда был занят, подготавливая выставки или уезжая за границу. В конце концов показалось проще, чтобы Бронвен жила со мной.

На ветку над нами села ворона-флейтист и завела свои трели; ее красивая булькающая гортанная песня наполнила воздух.

– Семья вам много помогала?

Я покачала головой:

– Отец умер, когда я была маленькой, его сбила машина. Я его не помню. Моя мать смотреть за мной не могла, поэтому я жила с тетей Мораг.

– Почему ваша мать не могла за вами смотреть?

Возникла неловкая пауза. Инстинктивно мне захотелось солгать. Выдумать историю, которая выставила бы меня в более выгодном свете. Но что-то в Кори подтолкнуло меня разоткровенничаться. Ее интерес казался искренним, а карие глаза светились добротой и умом. И все же дело было не только в этом. Каким бы безумием это ни звучало, я чувствовала контакт с ней – словно нас связывала долгая история, а не всего лишь недавнее знакомство.

Я сказала:

– Моя мать была… В общем, у нее было много проблем. Наркотики, в таком духе. Думаю, на нее подействовала смерть моего отца.

– Вы с ней встречаетесь?

– Нет. Я даже не знаю, жива ли она. Тетя Мораг заполнила пропасть, которую оставили после себя мои родители. Мораг оказалась потрясающей женщиной, мне посчастливилось, что она у меня была. Но иногда я спрашиваю себя: не слишком ли сильно она повлияла на меня? Настолько, что я не просто похожа на нее, но и стала ею.

– В каком смысле?

Я пожала плечами, ощущая непринужденность беседы, несмотря на то что обнажила свою душу.

– После ухода Тони мы всегда только вдвоем с Бронвен. У меня были друзья, но ни одного близкого. Знаете, я, как и тетя Мораг, всегда держусь особняком.

– Тетя Мораг никогда не была замужем?

– Она в это не верила. Работала натурщицей у художников, даже когда ей было за шестьдесят. Она говаривала, что муж испортил бы ее. Ее самым драгоценным достоянием, как она однажды сказала мне, была независимость. Она избегала самой идеи привязанности к мужчине.

– А вы?

Я пожала плечами:

– После ухода Тони я взяла пример с тети Мораг. Считала разумным полагаться на себя – по крайней мере, именно это я не устаю себе повторять. По правде говоря, я так никогда никого и не встретила.

Кори внимательно смотрела на меня. В ее взгляде не было ни осуждения, ни жалости, ни даже намека на фальшивое сочувствие. Только любопытство.

– Тетя Мораг еще жива?

– Она умерла, когда мне было шестнадцать.

– Как жаль. Я бы с удовольствием с ней познакомилась.

Кори стояла совсем рядом, но ее близость меня не тревожила. Мне нравилось смотреть на нее, нравилась открытость ее лица и легкость, с которой можно было читать по нему ее мысли. Интересно, какая именно черта создавала такое впечатление: веселые веснушки чайного цвета на переносице, пытливые карие глаза, экзотически широкие скулы или большой рот, который всегда, кажется, готов улыбнуться?

– Вы звонили Хобу? – вдруг спросила она.

– Вообще-то я думала нанести ему визит. Представиться, может, расспросить об истории Торнвуда. Думаете, он будет против?

– Нет, это доставит ему удовольствие. Кроме того, вы соседи. Дом Хоба всего в пяти минутах вверх по дороге от Торнвуда. Это маленькое деревянное бунгало на холме – не пропýстите. Жилище грубоватое, но Хоб непременно пригласит вас выпить чаю. Он любит поболтать, особенно с новыми людьми.

Я нахмурилась.

– По-моему, я это место знаю. Я заехала туда спросить дорогу в тот день, когда приехала посмотреть на Торнвуд. У мужчины, с которым я разговаривала, одно стекло очков было заклеено.

– Это Хоб, бедный старый чудак.

– Что у него с глазом?

– Представления не имею.

– Э-э… Должна признаться, что после рассказанного вами на прошлой неделе мне любопытно узнать побольше о дедушке Тони.

Кори приподняла бровь.

– Никаких ночных кошмаров, я надеюсь?

Кровь бросилась мне в лицо, когда я вспомнила о письме Айлиш и беспокойной ночи, которую оно за собой повлекло.

– Ничего подобного, – заверила я. – Но если честно, меня интересует, что за человек был Сэмюэл.

Мы серьезно посмотрели друг на друга. Я чувствовала, что мы с ней настроены на одну мысленную волну, идя к общему заключению.

Первой заговорила Кори:

– Вы хотите знать, был ли он виновен.

Я кивнула.

– Тогда мне лучше вас предостеречь. Хоб считает, что был.

– Он знал Сэмюэла?

– Да, и страстно его ненавидел. Мне ужасно хотелось бы услышать, что он о нем говорит. Вы потом мне расскажете, ладно?

– С удовольствием.

Мы мило пообщались еще немного, потом Кори откланялась.

– Развлекательный полет, – объяснила она. – Мужчина и его старик отец, они выиграли в церковной лотерее, повезло же. А вы, Одри, когда вы снова со мной полетите?

– Через неделю или около того. Коссарту понравился последний комплект фотографий, поэтому я надеюсь стать одной из ваших постоянных клиенток.

– Мне было бы приятно.

Тепло ее улыбки вдохновило меня, и я спросила:

– А вы не хотите как-нибудь днем приехать вместе с Джейд в Торнвуд? Мы устроили бы пикник. Девочки побродят по саду, а я покажу вам дом. С задней веранды открывается потрясающий вид.

– Я помню этот вид, – сказала Кори, ее глаза заискрились. – Чудесная идея. Как насчет этих выходных?

– Идеально. В субботу днем, скажем, в четыре?

– Отлично, до встречи!

Она пожала мою руку, а затем размашисто зашагала прочь. Я подождала, пока за углом исчезнут из виду ее подпрыгивающие золотисто-рыжие волосы, и поспешила к «Селике». Мне нестерпимо хотелось узнать, что же Хоб Миллер знает о Сэмюэле.

Жилище Миллера было именно таким, каким я его запомнила, – обветшалое бунгало, примостившееся на склоне холма над Брайарфилд-роуд. В тихом свете утреннего солнца дом выглядел не таким убогим, имел более уютный, гостеприимный вид. Окружающий лес из черноствольных эвкалиптов больше не был страной теней, несущей невидимую угрозу; море трепещущих серо-зеленых листьев казалось почти дружелюбным.

Когда «Селика» затряслась по гравийной дорожке, я увидела, что у дома припаркован третий автомобиль. Помимо старого пикапа и безупречно чистого «Плимута Валиант», там стоял блестящий черный грузовичок-«Тойота». Я встала рядом с «Тойотой», выключила двигатель и вылезла из машины. Тишина стояла абсолютная, нарушаемая только хрустом моих сандалий по гравию, курлыканьем местных воронов и песней вездесущих цикад. По мере приближения к дому я различила еще один звук: мелодичное журчание бегущей воды.

Присмотревшись, я увидела цистерну для воды, наполовину укрытую за стеной вечнозеленых гревиллей и цветущего каллистемона, погрузивших ее в глубокую тень.