Поединок. Начало - Виктор Державин

нужно опаздывать, а когда нельзя. Тогда я удивлялся услышанному. Считал: кому больше нужно, тот может и подождать. Но мне разъяснили, что когда партнёру нужно, а ты проявляешь лояльность и приезжаешь раньше, то показываешь не только уважение к нему, но и заранее выдвигаешь неопровержимый аргумент, что очень хочешь ему помочь, а это уже доверие. И слово «доверие» для нелегального военного разведчика — это почти первый класс, это означает, что впереди неминуемый успех.

Обратил внимание, что Рон на сей раз заказал бутылку очень дорогого виски и, несмотря на то что долго ждал меня, выпил не больше ста граммов.

Мы с ним только едва пригубили виски при встрече, для формы. Это говорило о том, что Рон был настроен на разговор очень по-боевому.

— Рон, у меня есть информация от моих русских друзей о том, какие акции нужно срочно купить.

— Неужели?

— Да, именно поэтому я попросил тебя срочно приехать.

— Откуда вдруг у тебя такая информация?

— Ты считал бы нормальным, если бы я тебе назвал источники?

— А почему ты решил со мной поделиться этой информацией? Кстати, она стоит денег, и немалых.

— А ты сам как считаешь?

— Я не понимаю и задаю тебе вопрос.

— У меня нет денег для вложения. Надеюсь, что ты мне дашь в долг какую-то сумму, и у нас с тобой будет сделка. Эта сделка выгодна тебе, выгодна мне.

— Ты доверяешь полученной информации?

— Иначе зачем мне влезать в долги?

В этом разговоре я умышленно затеял игру как можно больше отвечать вопросом на вопрос. Зная, что Рон не является разведчиком, надеялся на то, что он не будет на это реагировать.

— Подожди, Виктор. Я не сомневаюсь в твоей честности. Но хочу понять, откуда у тебя доверие к такой информации. Тот, кто занимается такими делами, хорошо знает о том, что подобной информацией часто злоупотребляют мошенники. Кроме того, если она и есть, то достать её можно лишь преступным путём.

— Вот я тебе сказал. Это преступный путь?

— Не знаю, откуда она у тебя, но ты мне сказал, и это не преступление. Но и верить так, чтобы вложить несколько миллионов, — это безрассудство.

— Это риск. Можешь не покупать. Можешь мне одолжить денег, и я вложу.

— Виктор, у меня есть офшор, который может купить эти акции. Могу тебе совершенно официально одолжить сумму до одного миллиона. Для этого дела больше не дам. Но меня беспокоит источник информации. Точнее, не сам этот источник, я его знать не хочу, но мне важно понимать мотивы того, кто дал тебе такую информацию. Может быть, ты из-за моих вопросов тоже поостережёшься вкладывать деньги, взятые у меня в долг. Понимаешь? Я не критикую, а хочу понять.

— А меня беспокоит, что я тебе сейчас скажу правду, и она будет очень неприятная. Скажу ещё более прямо: информация добыта преступным путём. Вот ты это узнал, допустим. Твои действия?

— Не знаю.

— Ну, и как мне тебе отвечать? Врать я не хочу.

— Дело в том, что преступления могут быть разные.

— Рон, это не ответ.

— Виктор, допустим, я хотел сказать, что одно дело, когда криминал и уголовщина. Прямо говорю, что с этим я связываться не буду. Другое дело, когда, например, ты или твои друзья подкупили какого-то чиновника, и он продал информацию. Это тоже противозаконно, но, скажем так, терпимо.

— Насколько терпимо?

— Ну, если там криминал был, то ни насколько. Если чистый коммерческий подкуп, то вполне можно работать. Так более понятно?

— Понятно. Могу тебя уверить, что не было никаких убийств, пыток и тому подобного. Коммерческого подкупа тоже не было.

— Ничего не понимаю. У нас что, такая информация так доступна?

— Ладно, скажу по-другому. Скажу, что это было целенаправленное хищение информации в том месте, где она точно бывает, пусть и не всегда.

— Хакеры?

— Ну зачем тебе эти детали? Не скажу. Это хищение, причём целенаправленное, хотя и не без случайностей. Охотились за одним, нашли другое, но тоже ценное и в том же духе.

— Формально это криминал, но я к этому нормально отношусь. Это мой ответ.

— В этом случае что мы делаем?

— Ты мне сейчас пишешь расписку на два года на рассрочку, то есть без процентов выплачиваешь в определённом графике всю сумму. Оговорим, тут нет проблем, любой удобный тебе график. Это не коммерческий кредит и вообще не кредит, а я не получаю доход в виде процентов или услуг, просто оперирую своими официальными накоплениями. Поэтому для меня это безопасно в любом случае. Для тебя тем более. С тобой вопрос решён. Или есть вопросы?

— А сами деньги, когда и как я их получу?

— Уже завтра они будут у тебя на счёте, который ты мне дашь. Возврат, кстати, тоже строго на счёт, с которого от меня их получишь.

— Отлично. А ты как сделаешь, если не секрет?

— Не секрет. От тебя не секрет. Но без подробностей. Они тебе просто не нужны. Один из офшоров просто купит завтра нужные акции. Всё!

— У тебя уже есть офшор?

— Виктор!

— Что, Рон?

— Ну не будь ты таким наивным! В конце концов, мы в Америке! Я закончил Принстон. У меня много друзей, кто в Принстоне стал финансистом или юристом, и не только в Принстоне. Мы общаемся, разговариваем, встречаемся. Что-то обсуждаем и даже спорим. Я же не коней в прерии гоняю!

В принципе, что-то и в таком духе я и ожидал от него. Никаких неожиданностей. Это акция для завоевания доверия. Доверия его ко мне. Из этой акции я даже не пойму, какой офшор купил эти акции, тем более не смогу понять, записан ли он на него, или на его «сестру», или кого-то там ещё.

Изначально я надеялся, что буду иметь каким-то образом документы о том, что именно на него тот или иной офшор записан, и через эту точку отсчёта можно будет устанавливать связи между компаниями Рона и остальными. Разумеется, эти документы поставили бы Рона перед выбором идти в тюрьму на очень много лет или долго служить агентом ГРУ.

И тем не менее он мне перечисляет деньги из какого-то офшора. В итоге я имею расписку, а деньги, то есть акт приёма-передачи денег по расписке, получаю в электронном виде по перечислению из офшора. Что это значит? Это значит, что для контрольно-надзорных органов США, как минимум, для их налоговой будет очевидное доказательство связи того офшора с Роном. Он это понимает? Безусловно. Как он относится к этой информации? Очевидно, он не хочет, чтобы ей обладала