Мишень для сердечных ударов - Марина Серова

– Размазня, – попробовала я на язык едкое словечко, подкинутое дедом. – Если он никак не определится, которую из сестер выбрать, это его проблемы. Да и некогда мне. Дедуль, ты не знаешь, много ли в нашем городе фотомастерских, берущихся делать портреты для памятников? Такие, в овальчиках?

– Окстись, мон ами, я еще молод и полон сил. Конечно, о плохом надо думать заранее, но я категорически заявляю: никаких овальчиков! Это только для бедных и лишенных вкуса. Еще не хватало, чтобы ты заказала мой портрет с той ужасной фотографии на паспорте и прохожие с содроганием взирали бы на мое некрасивое лицо. Давай лучше остановимся на печальном маленьком ангеле: так жаль, что сейчас перестали ваять этих пухлых младенцев с крылышками. Я видел подобного на гробнице княгини Лопухиной – очень мило. Без излишнего трагизма, только мимолетное ощущение легкой печали и вечности. А над стихами на памятнике я подумаю. Надо взять что-нибудь из классики, например…

– Дедуля, прекрати, – взмолилась я, – какие ангелочки? Какие классики? Дай мне сначала с ведьмами и мастерами шансона разобраться. Ты про овальчики мне ответишь или нет?

– Не отвечу, – обиделся Ариша. – А если тебя так заинтересовала похоронная атрибутика, иди к магазину, там тетя Маня козье молоко продает, у нее и консультируйся. Это ее самая любимая тема.

– Ариша, да ты просто энциклопедия русской провинциальной жизни, – восхитилась я, – разве может в Горовске что-то укрыться от твоего зоркого взора! Спасибо.

Я чмокнула деда и побежала к маленькому магазинчику, расположенному на территории коттеджного поселка. Тетя Маня, торгующая козьим молоком, охотно рассказала, что керамические портреты для памятников в нашем городе делают только в одной мастерской. Она назвала адрес, который я и так знала, схватила меня за рукав и начала подробно, в деталях инструктировать по поводу организации похорон. Я предвидела подобную словоохотливость, поэтому купила у нее бутылку молока, уловила момент, когда она отпустила мой рукав, для того чтобы отсчитать сдачу, и убежала. Это очень хорошо, что я успела познакомиться с персоналом фотомастерской. По крайней мере, я знаю, что при появлении купюр парень закроет глаза на вопросы морали.

Мне повезло, либо в мастерской работал один мастер, либо сегодня была смена моего знакомого. Меня встретил тот самый тип, который продал мне файлы с фотографиями бабы Вали, покинувшей этот свет не без помощи госпожи Серафимы.

В мастерской было пусто, поэтому я молча выложила перед ним купюру, а рядом – листок, на котором были данные на тех несчастных, которые тоже пострадали от «лечения» целительницы.

– И что? – облокотился на локти парень.

– Фото на памятники, – пояснила я, – у вас наверняка сохраняются электронные версии портретов. Поищи-ка мне вот этих товарищей, только быстренько. Гарантирую доплату за срочность.

– Бабушки и дедушки? – вспомнил он меня.

– Двоюродные, – кивнула я.

– Вы меня пугаете, сеньорита, – ломался он. – Такая юная, прекрасная – и пагубная страсть к покойникам? Несовместимо! Хотите, я продам вам свою фотографию? У меня есть одна в стиле ню.

– Хочу, – кивнула я, – нам для черной мессы как раз не хватает одного живого и молодого. Гемофилией не страдаешь? Плохо. Для жертвоприношения они как нельзя лучше подходят. Но ничего, на безрыбье и рак рыба.

Парень застыл в замешательстве, ища на моем лице тень улыбки, потом, решив, что его все-таки разыгрывают, махнул рукой:

– Вот всегда так. Начнешь клеиться к симпатичной девчонке, а нарвешься на ведьму. Подожди немного, в базе данных посмотрю. Когда, говоришь, почтенные покинули мир иной?

Спустя десять минут к фотографиям бабы Вали на моей флешке присоединились фото еще двух погибших, если и не по прямой вине, то не без содействия госпожи Серафимы. Теперь дело за Витей Шиловым и за моими приятелями, Васей и Люсей.

Кладбищенские бомжи были мне рады. Люся схватила меня за рукав и потащила к часовне, гримасничая и делая таинственные знаки Васе. Вася скромно трусил следом.

– Только молчи, – предупредила его Люся, – только рот открой! Скажешь хоть слово заранее, я тебе всю морду раскарябаю!

– Да я… – начал было Вася.

– Молчи, говорят, – рявкнула его подруга.

Наконец она подвела меня к часовне. Она являла собой весьма забавное зрелище. Сбоку купола красовалась основательная труба, в полуразрушенное узкое оконце была вставлена пластиковая рама.

– Видишь, – хвастливо обвела рукой Люся свое жилище, – как красиво сделали? И печку, и стекло. Окошко даже открывается, проветривать можно. Но пока не надо, двери-то все равно нет. А вообще, похоже на маленький замок.

Как же я забыла про дверь? Надо исправить, пока не начались настоящие холода. Меня и так удивляло это неожиданное желание Люси и Васи гнездоваться: насколько я помню, оба они решительно выступали против какого бы то ни было устроенного быта. Может, время пришло?

– Люсь, а может, выкупим вам какой-нибудь маленький домик в деревне? – в который раз предложила я. – Потихонечку устроитесь, работу вам найдем.

– Ты что, с ума сошла, в деревне? – возмутилась Люся. – Да там одни необразованные и алкоголики остались, Васю моего в момент с пути истинного собьют. И работать я никогда в жизни не буду. Раз у меня замок есть – значит, я уже не просто Люся, а леди. А настоящие леди работают только на благотворительность. А мне кажется, из меня эта самая ледя очень хорошая получилась бы. Только правила надо выучить. У тебя книжки какой нет?

– Книжки нет. Зато есть возможность поставить вам дверь.

– Что делать надо? – подошел сообразительный Вася. – Мне этой самой леди быть не хочется, я могу и так поработать, за дверь или деньги.

Вася внимательно выслушал, что от него требовалось, задал несколько наводящих вопросов, взял деньги на расходы, записал адрес. Люся все это время неуверенно топталась рядом. Когда я уже собралась уходить, она шмыгнула носом и заявила:

– За дверь работать не буду. А за интерес буду. А то ишь ты, какие хитрые, им приключения всякие, а мне – бутылки собирай. Сами собирайте!

Если вопрос с наймом бомжей решился быстро, то Шилову пришлось повозиться: мое счастье, что для Вити не было ничего невозможного. Чем сложнее казалось мое задание, с тем большим энтузиазмом он за него брался, и не было случая, чтобы этот доморощенный гений меня подводил.

Не прошло и суток, как к приведению в исполнение наказания для госпожи Серафимы все было готово. Точнее, почти все. Не хватало самой малости – свободного доступа в квартиру. Хочется не хочется, но придется прибегать к услугам Ермака – предоставим ему возможность выполнить долг чести. Ариша сказал, что Коля почти каждую ночь появляется в казино, видимо, у парня отпуск после отсидки. Вечером я наложила грим и вслед за дедом направилась в казино. Дед не видел меня в этом образе, и этим был застрахован от сердечного приступа – если бы он увидел меня вместе с Колей Ермаком, стоять мне в углу до второго пришествия.

Игрок из меня неважный, поэтому я решила не ронять своего достоинства за карточным столом, а присела к автоматам. Отсюда я могла исподтишка наблюдать за игровым залом. Арише сегодня везло, но он вел себя достойно: бесстрастное выражение лица, отсутствие лихорадочного блеска в глазах. Вот что значит воспитание! Впрочем, игра для него не была средством существования, скорее, развлечением. И полувековой стаж за игровым столом чето-нибудь, да значил.

Ермак со свитой прибыл ближе к полуночи, я знала, что в казино он пробудет недолго, но не торопилась. Мое алое мини в сочетании с париком-каре цвета воронова крыла дополняли длинные накладные ногти, покрытые черным лаком, и высокие ботфорты. Совершенно не выношу сочетание черного и красного, но признаю, что не заметить столь яркое пятно невозможно.

Наконец он мельком пробежал глазами по моей фигурке, потом обернулся и посмотрел более пристально. Кажется, узнал. Презрев созданный им же и подобными ему этикет, он вскочил с кресла и сам подошел ко мне.

– Ты чего так быстро убежала? Даже телефона не оставила! Мои весь город обыскали. Я обещал тебя озолотить – значит, озолочу, хочешь ты того или нет.

– А ты хочешь, чтобы я смотрела, как ты вершишь правосудие? – фыркнула я. – Мало удовольствия. Я свое дело сделала, дальше – твоя работа.

– Любая работа должна оплачиваться.

– Я сама решаю, требовать за свои услуги плату или нет.

– Это тебе только кажется. Мать для меня – святое, любой, кто позволит упасть слезинке из ее глаз, до конца жизни будет жалеть об этом. Если, конечно, ему повезет и он поживет еще какое-то время. А ты спасла ей жизнь. Значит, должна быть вознаграждена. Проси чего хочешь.

Я еле смогла сдержать улыбку. Сколько же примитивного романтизма кроется в этих темных душах! Я неплохо успела узнать Валентину Борисовну, и скорбный старческий лик с потерявшейся в морщинах прозрачной слезой как-то не вязался с ее образом. Эта бабуся сама могла довести до слез кого хочешь. К тому же я сейчас чувствовала себя героиней сказки, вытащившей джина из кувшина. Чего загадывать будем? Новое корыто или дождь из купюр мелкого достоинства?