Лев Толстой и жена. Смешной старик со страшными мыслями - Андрей Шляхов

Это было не предложение, но увертюра к нему. Увертюра страстная, мощная, не оставляющая сомнений в намерениях. Так, во всяком случае, думала Соня.

Интересно сравнить с воспоминаниями сестер Берс сцену объяснения Левина и Кити Щербацкой в «Анне Карениной»: «“Как же я останусь один... без нее?” — с ужасом подумал он и взял мелок. — Постойте, — сказал он, садясь к столу. — Я давно хотел спросить у вас одну вещь.

Он глядел ей прямо в ласковые, хотя и испуганные глаза.

— Пожалуйста, спросите.

— Вот, — сказал он и написал начальные буквы: к, в, м, о: э, н, м, б, з, л, э, п, и, т? Буквы эти значили: “когда вы мне ответили: этого не может быть, значило ли это, что никогда, или тогда?” Не было никакой вероятности, чтоб она могла понять эту сложную фразу; во он посмотрел на нее с таким видом, что жизнь его зависит от того, поймет ли она эти слова.

Она взглянула на него серьезно, потом оперла нахмуренный лоб на руку и стала читать. Изредка она взглядывала на него, спрашивая у него взглядом: “То ди это, что я думаю?”

— Я поняла, — сказала она, покраснев.

— Какое это слово? — сказал он, указывая на «н», которым означалось слово никогда.

— Это слово значит никогда, — сказала она, — но это неправда!

Он быстро стер написанное, подал ей мел и встал. Она написала: т, я, н, м, и, о...

Он вдруг просиял: он понял. Это значило: «тогда я не могла иначе ответить».

Он взглянул на нее вопросительно, робко.

— Только тогда?

— Да, — отвечала ее улыбка.

— А т... А теперь? — спросил он.

— Ну, так вот прочтите. Я скажу то, чего бы желала. Очень бы желала! — Она написала начальные буквы: ч, в, м, з, и, п, ч, б. Это значило: «чтобы вы могли забыть и простить, что было».

Он схватил мел напряженными, дрожащими пальцами и, сломав его, написал начальные буквы следующего: “мне нечего забывать и прощать, я не переставал любить вас”.

Она взглянула на него с остановившеюся улыбкой.

— Я поняла, — шепотом сказала она.

Он сел и написал длинную фразу. Она все поняла и, не спрашивая его: так ли? взяла мел и тотчас же ответила.

Он долго не мог понять того, что она написала, и часто взглядывал в ее глаза. На него нашло затмение от счастия. Он никак не мог подставить те слова, какие она разумела; но в прелестных сияющих счастьем глазах ее он понял все, что ему нужно было знать. И он написал три буквы. Но он еще не кончил писать, а она уже читала за его рукой и сама докончила и написала ответ: Да».

Из Ивиц, как и было обещано, Берсы снова на день заехали в Ясную Поляну. На этот раз там не было весело — день прошел в сборах. Мария Николаевна собиралась уезжать вместе с Берсами в Москву, а оттуда за границу, где ее ждали дети. Застенчивую Соню смущало повышенное внимание к ней Льва Николаевича и подозрительные взгляды всех окружающих, в первую очередь сестер, заметивших это.

В Туле была нанята большая карета, имевшая четыре места внутри, и два, словно в крытой пролетке, сзади. К удивлению отъезжающих, Толстой вдруг выразил желание ехать вместе с ними. «Разве можно теперь оставаться в Ясной Поляне? Будет так пусто и скучно», — сказал он.

Соня догадалась, что Лев Николаевич поступает так неспроста, и очень обрадовалась. Решено было, что Толстой поедет на одном из задних, открытых, мест, а Соня с сестрой Лизой станут скрашивать его одиночество, меняясь во время каждой остановки на станциях.

Соне страшно хотелось спать, она зябла на открытом воздухе, куталась в накидку и в то же время ощущала себя счастливой, находясь подле любимого ею с детства человека, давнего друга семьи, автора восхитительных книг, и, вдобавок ко всему, такого ласкового с ней, и от этого нравившегося ей еще больше. Толстой Подробно и красочно рассказывал Соне о своей жизни на Кавказе, о красоте тамошних гор и красоте первозданной природы вообще. Не умолчал он и о своих подвигах. «Мне так хорошо было от его голоса, равномерного, но как будто горлового, издалека откуда-то, и нежно-растроганного. И я то минутами засыпала, то Опять просыпалась, и все тот же голос рассказывал мне красиво и поэтично свои кавказские сказки», — вспоминала Софья Андреевна.

Ехали всю ночь. На последней станции перед Москвой ехать со Львом Николаевичем должна была Соня, но Лиза упросила сестру уступить ей очередь, сославшись на духоту внутри кареты. Видимо, Лиза чувствовала, что акции ее стремительно падают, и намеревалась поправить положение, оказавшись наедине с Толстым.

Соня согласилась, но в итоге вышел конфуз. Увидев, как Соня садится в карету, Лев Николаевич напомнил ей, что сейчас ее очередь ехать сзади. Соня сказала, что она замерзла, и поспешила захлопнуть за собой дверцу кареты. Толстой постоял минуту, словно в раздумьях, и уселся на козлы, рядом с кучером. Лизе пришлось ехать в одиночестве. Можно представить себе, как она злилась.

В Москве Толстой поселился на съемной квартире и занялся хлопотами по поводу яснополянской школы и издания педагогически-просветительского журнала под названием «Ясная Поляна», предназначенного для народных школ. Он также подал через дежурного флигель-адъютанта письмо императору Александру II, находившемуся в Москве по случаю маневров на Хо-дынском поле. Письмо содержало жалобу по поводу оскорбления, нанесенного Толстому жандармским обыском в Ясной Поляне 23 августа 1862 года, проведенным без всяких на то оснований.

Дела не мешали Толстому часто навещать Берсов на их даче в Покровском. Лев Николаевич и Соня подолгу гуляли вдвоем, оживленно беседуя. Однажды Толстой поинтересовался, ведет ли Соня дневник. Соня ответила, что она не только ведет дневник с одиннадцатилет -него возраста, но и написала прошлым летом длинную повесть. Лев Николаевич попросил дать прочесть ему дневники, но Соня отказалась. Тогда Толстой захотел прочитать повесть и получил ее. «26 августа. Пошел к Берсам пешком, покойно, уютно. Девичий хохот. Соня нехороша, вульгарна была, но занимает. Дала прочесть повесть. Что за энергия правды и простоты. Ее мучает неясность. Все я читал без замиранья, без признака ревности или зависти, но “необычайно непривлекательной наружности” и “переменчивость суждений” задело славно (главный герой Сониной повести, князь Дублицкий, списанный ею с Толстого, был «необычайно непривлекательной наружности» и имел «переменчивость суждений». — А.III.). Я успокоился. Все это не про меня», — записал Толстой в своем дневнике.

Повесть под названием «Наташа» Соня написала летом 1862 года — чувства юной девушки требовали выхода, пусть даже и на бумаге. Считается, что именно не дошедшая до нас «Наташа» послужила основой для создания семейства Ростовых в «Войне и мире» и существенно повлияла на образ Наташи Ростовой, любимой героини Льва Николаевича.

Рукопись повести была уничтожена Софьей Андреевной вместе со своими девичьими дневниками. Благодаря Татьяне Берс, в замужестве ставшей Кузминской, нам хотя бы известно содержание «Наташи».

В этой повести два главных героя-мужчины: Дуб-лицкий и Смирнов, и одна женщина, точнее девушка — Елена. Дублицкий некрасивый, но энергичный и умный господин средних лет, с переменчивыми взглядами на жизнь. Смирнов — прямая противоположность Дублицкого, он молод (что-то около двадцати трех лет), слегка флегматичен, доверчив. В отличие от неприкаянного Дублицкого, Смирнов целеустремленно делает карьеру, умудряясь оставаться при этом идеалистом. Елена — юная красавица, пленяющая мужчин прежде всего своими большими черными глазами. Елена — средняя из трех сестер. Старшая ее сестра Зинаида описана несимпатичной расчетливой и холодной, а младшая, пятнадцатилетняя, Наташа — резвой и милой. Повесть была не столько художественной, сколько документальной.

Смирнов влюблен в Елену, и она отвечает ему взаимностью, но не спешит принимать его предложение, так как ее родители выступают против этого брака по причине молодости и жизненной несостоятельности Смирнова. Смирнов, разумеется, страдает, мучается и уезжает куда-то по делам службы, освобождая сцену для Дублицкого, в которого тайно влюблена Зинаида. Сам же Дублицкий просто бывает с визитами в доме сестер без каких-либо мыслей о любви. Постепенно Елена влюбляется в Дублиц-кого, совершая тем самым, как ей кажется, двойное предательство — перебегая дорогу старшей сестре и изменяя Смирнову. Честная девушка борется со своим чувством, но борется безуспешно. Постепенно Дублицкий увлекается Еленой, совершенно не обращая внимание на ее старшую сестру, и оттого любовь Елены, как и следовало ожидать, разгорается еще ярче.

Пламя любви, пылающее в душе девушки, не может охладить ни переменчивость жизненных взглядов Дублицкого, ни предъявляемые им требования, ни его нерешительность, подчас граничащая с холодностью. Елена мысленно сравнивает Дублицкого со Смирновым, таким простым, таким понятным, делает выводы в пользу последнего и... продолжает любить Дублицкого.