Самолеты, или История Кота (СИ) - Хомутинников Юлиан "sirrum"

…Варится суп и картошка, а котлеты томятся в пароварке; но, несмотря на кажущуюся автономность этих процессов, контролировать их всё-таки надо, и это тоже работа дежурного по кухне.

Я сижу на табуретке, прислонившись к чему-то, похожему на решётчатую фанерную заготовку для самолётного крыла, — точнее, части крыла. Не сказать, чтобы очень удобно, но мне не привыкать.

В квартире снова воцарилась тишина, родители и братья притихли, каждый в своём уголке. И вот тогда, в этой тишине, разбавляемой лишь негромким бурлением мирно кипящего супа, я, сама того не заметив, проваливаюсь в сон.

В «белоснежный сон».

Но тут что-то изменилось. Я всегда замечаю, как и когда меняются сны, несмотря на то, что меняются они постоянно.

С другой стороны, именно «белоснежный» был единственным сном, который не менялся ни разу.

Но я — спокойна. Потому что я знаю причину этого изменения.

— А ты думала, я про тебя забыла?

Чеширски улыбаясь, Кот вдребезги разбивает монотонную белизну комнаты своей красной клетчатой рубашкой и синими джинсами, — но я-то знаю, откуда эти джинсы. А ещё — табуретка, наша кухонная табуретка, на которой сижу я, прямо сейчас, пока смотрю этот сон. Почему она тут, я не знаю; наверное, Коту просто надо было на что-то присесть.

— Нет, не думала. Я просто ждала, когда ты придёшь.

Кот тихонько смеётся — так, как только она и умеет — и говорит:

— Да, вот бы с ребятами было так же просто, как с тобой. А то ладно ещё Лохматый, пусть я и с ним немало помучилась. Но Матрица — это, конечно, песня. Зато ты — совсем другое дело.

— Ну, я ведь Сонная Соня. А ты помнишь нашу игру?

— Какую? — притворно удивляется Кот. — Неужто Ту Самую?

— Вот тебе и «неужто»! — показываю Коту язык. — Ты совсем не меняешься, Чеширский Кот. Правда, выглядишь как будто старше.

— Да и ты не молодеешь, Соня ты Ореховая! — парирует Кот, и мы весело смеёмся.

Да. Наша Игра. В Кэрроловское Чаепитие. Господи, а как мы подарили Лохматому дурацкую шляпу, а Матрице — заячьи уши на тесёмке! Хохотали ужасно. Ребята немножко дулись, конечно, но Игру приняли и играли с удовольствием. Ведь тот самый стол, за которым мы пили сегодня чай, тоже был участником Нашей Игры.

Мне тогда было 10, Коту 15. Лохматый и Матрица хотя и считали себя уже взрослыми для игр, но всё равно любили проводить это время вместе. Тогда Кот ещё не так часто путешествовала, проводила больше времени дома, и жизнь всё ещё казалась нам слишком обычной (даже с учётом квартирного самолётостроения).

— Как-то быстро всё поменялось, да, Кот?

Она пересаживается ко мне на кровать, а потом и вовсе укладывается рядом, смешно поджав ноги. Тычется носом мне в щёку, как когда-то, и шепчет:

— Ничего, Сонькин, не волновайся. Всё будет хорошо.

— Правда? — переспрашиваю я скорее для порядка.

— Конечно! — улыбается Кот.

Ну да. Как же иначе. Всё-таки хорошо иногда побыть маленькой: можно поверить любому слову, любому обещанию…

— Кот, ты ведь будешь приходить в мои сны почаще, да?

— Я постараюсь, Сонь. Честное Котовское. Я ещё не знаю, как всё это работает для меня теперь… Если, конечно, я действительно умерла.

— А зачем ты умерла, Кот?

— Да кто ж его знает…

Кот переворачивается на спину. Я любуюсь её профилем; о, как я завидовала этому профилю! Этим тонким чертам лица! Мои всегда казались мне немного грубоватыми.

— Понимаешь, Сонь, всё это так странно вышло, — продолжает Кот, задумчиво глядя в потолок. — Вообще, иногда мне кажется, что я, это вовсе даже и не я, а что-то совсем другое.

— В смысле?

— Не знаю… Не знаю, как сказать. Просто в какие-то моменты… мне кажется, что я знаю вас троих куда лучше, чем себя. Я вспоминаю свою жизнь и понимаю, что слишком многого не помню. Зато вот Чеширское Чаепитие — да, помню. А что-то, связанное только со мной, что-то личное, может… Так что, Соня, может, я и не умерла. Может я — это просто-напросто не я. И тогда всё становится ясно.

— Но если ты — это не ты, то кто же ты?

— Не знаю. Может, я — это ты? А может, я просто часть твоего сна. Или не только твоего. Может, вы меня выдумали, а? Ты, Лохматый, Матрица? Так хотели увидеть, что у вас получилось. Всяко лучше, чем быть призраком… Как думаешь, Соня?

— Котя, — я прячу лицо в её волосах. Её волосы — ещё один мой «объект поклонения» — такие длинные, что кажется, будто они опутывают всю кровать. — Котя. Даже если так. Давай ты просто вернёшься, хорошо? Не в сны и не призраком, а по-настоящему. Ведь можно?

— Не знаю, Сонь. Не знаю.

Так тихо. Здесь всегда так ужасно тихо. И Кот погрустнела, посерьёзнела. Ну вот…

— А что ты сделала с Лохматым? — я решительно выдёргиваю Кота из её мыслей. Будь со мной, Кот, будь со мной. В конце концов, ты ведь в мой сон пришла.

— Что-что сделала? — Кот снова поворачивается на бок и смотрит мне в глаза — сперва непонимающе, но потом в её глазах появляется эта её «фирменная» искорка, волшебная искорка. Я слишком хорошо её помню, я никогда не смогу её забыть. Кот смеётся, Кот лукаво улыбается, Кот хитрит. — А-а, Лохматый! Да, это было ужасно смешно! Я просто-напросто вытащила его с балкона, вот буквально силой.

— Ты знала, что я пошла в магазин? — Кот кивает:

— Ну да. И решила, что это будет для него неплохим опытом. Да и, в конце концов, что это ещё за история?! Кто у вас вообще в магазин ходит? Дежурный ведь?

— Ну-у… — тяну я. Ответ, конечно, очевиден.

— Что? Погоди… Чего-о?! — голубые глаза, кажется, увеличиваются вдвое. — Эти… хикки недоделанные заставляют тебя каждый раз ходить в магазин вместо них?!

Я улыбаюсь. Этюд: «Кот в гневе».