Газета Завтра 35 (1032 2013) - Газета Завтра Газета

Первый план

Борис Лизнёв

29 августа 2013 0

Культура Общество

В Москве моё любимое место - это заповедник Коломенское. Если заглянуть туда в выходные дни, то неподалёку от храма Вознесения можно услышать музыку, моментально привлекающую внимание. Звуки так завораживают, так органично заполняют пространство, что будто растворяешься во времени, перестаёшь ощущать его. Хочется стоять, слушать, думать. Это звучит звонница, состоящая из плоских колоколов, которые ещё именуются билами.

На них играет их создатель Александр Иванович Жихарев, человек-самородок, одновременно и музыкант, и конструктор, и своеобразный философ. Когда-то он был технарём и вроде бы всё хорошо, но, как Александр Иванович сам говорил: чего-то всё не хватало. Не было какой-то наполненной красоты.

С детства Александр Иванович любил звук. Особенно его восхищали звуки природы. "Вы слышали, как гудит земля во время землетрясения? - спрашивает он, - Это ни с чем нельзя сравнить, - а затем поясняет, - можно просто визжать от восторга!".

Как-то раз Александр Иванович услышал звук подвешенной за верёвку металлической пластины. Кто-то стучал по ней, и звуковые волны поражали своей чистотой и продолжительностью. Александр Иванович решил побольше разузнать об акустических свойствах листов железа. Узнал, что в древности были такие била, которые при храмах играли роль сигнального инструмента. Стал экспериментировать, лить пластины из различных сплавов алюминия и бронзы. Работал и с формой, использовал и овал, и треугольник, но лучше всего звучали прямоугольники, изготовленные в пропорциях древнерусской иконы. Для себя Александр Иванович назвал свой инструмент "било иконное".

Совершенно неожиданно было сделано открытие. Александр Иванович вывел формулу, с помощью которой можно выявить оптимальную точку подвеса для каждого била. Если её выявить правильно, то звук не гаснет очень долгое время, длительность звучания достигает пятнадцати минут. Затем выяснилось, что пластины можно темперировать - от самых низких до самых высоких нот.

Прошли долгие годы поисков и экспериментов, прежде чем Александр Иванович прикоснулся к тайне звучания плоского колокола. И вот результат - звонница из нескольких десятков металлических пластин. Автор несколько лет играл у себя дома, но однажды он вышел в люди. И первое же выступление в одном из московских парков встретило тёплый приём. Инструмент был признан и по достоинству оценен. Люди оставались слушать звуки бил до поздней ночи. Однажды рядом оказался заместитель директора заповедника Коломенское и сразу же пригласил к себе на работу.

Свыше двадцати лет Александр Иванович каждое воскресенье и в праздники играет на одном и том же месте. Не имея никакого музыкального образования, Жихарев никогда не думал, что станет музыкантом. А стал он им, как сам говорит, чтобы избежать позора. "Ведь я просто создал этот инструмент, но, ударив пару раз, понял, что собравшиеся зрители ждут от меня музыки, думают, что перед ними музыкант. Стыдно было необычайно. Не мог сделать следующий удар", - рассказывал Жихарев.

Во время выступлений Жихарев замечал, что люди, заслушавшись, буквально замирали на месте. Их заполняло умиротворение, и они будто бы засыпали. Позже он почувствовал, что не сам играет музыку, а будто бы отвечает на людские запросы, будто бы что-то свыше действует через него, а он лишь передатчик. "К тому, что звучит, я никакого отношения не имею, - говорил Александр Иванович, - звучит поистине космическая музыка".

В Коломенском, где с одной стороны здания Георгиевская колокольня, а рядом Водовзводная башня, возникает порхающее эхо. Звук, исходящий от плоского колокола, вдруг отражается, возвращается, соединяется с другими волнами, и происходит формирование своеобразной полифонии и необыкновенное обогащение обертонов. Именно об этой красоте всегда мечтал Александр Иванович.

Металл, из которого делается било, прокатывается. В нём нет пузырьков и трещин, которые часто появляются при литье колоколов. От этого их звуки будто бы обладают особыми свойствами, успокаивающими, очищающими душу. Сам Александр Иванович очень любит низкие частоты - от 16 до 40 герц. Как он говорит, это те самые звуки, по которым тоскует наша душа. Для одного из подмосковных храмов Жихарев создал самое большое било - Царь-било, весом в две с половиной тонны, с очень низким звучанием. Недавно полуторатонное било изготовлено и для храма во имя Александра Невского в Пскове.

"Низкие звуки очищают пространство, потребность в них огромна. - говорит Александр Иванович. - Именно поэтому когда-то на Руси был отлит Царь-колокол, который так ни разу и не зазвучал". Мечта Жихарева - создать било с таким же звуком, как у никогда не запевшего гигантского колокола. Он произвёл множество расчётов. Чтобы звук был точь-в-точь, как у трёхсоттонного колокола, потребуется восьмитонное било. Александр Иванович мечтает когда-нибудь создать такое.

Но зеленеет МОСХа древо...

Алексей Касмынин

29 августа 2013 0

Культура Общество

Молодые художники в пространстве Москвы

Кузнецкий мост красуется своей пластической операцией. Этой улице уложили новые тротуары, подлатали дряблые бока домов. Помню, как шесть лет назад я шёл вниз к Тверской, и справа от меня заискрил и загорелся силовой кабель. Провод тянулся прямо по старенькому, белёному сотню раз фасаду. Теперь такого нет, как нет больше и палаток с хот-догами. Даже два тоннеля, по которым люди идут от метро, выложили мрамором. Плиты покрылись граффити за ночь. Такое уличное искусство (хотя, скорее, вандализм, учитывая повальную бездарность и вторичность московских граффитчиков) не нуждается в пестовании или конформистском поощрении - оно возникает, как сорняк. За граффити карают, но, тем не менее, это никого не останавливает. Пока я шёл к выставочному залу Московского союза художников, размышлял, сколько работников кисти забросило бы своё ремесло, если бы появился действительный намёк на то, что за это можно получить реальное наказание. А в здании выставочного зала, что напротив Дома иностранной книги, проходит экспозиция "Москва - пространство для жизни. Пространство для творчества", которая продлится как минимум до 8 сентября.

Часто в выставочном зале Московского союза художника чем-то торгуют. Самодельными украшениями, шапками, мехами, самоцветами. Это не так уж и плохо - свои товары реализуют частники, порой то, что они предлагают, больше не найти нигде. Но в избранное для выставок время они исчезают, и члены Московского союза художников готовят вернисаж. Обычно выставки в этом зале молниеносны, может случиться так, что они длятся считанные дни. Они будто бы существуют "для своих", практически нерекламируемые, тихие, тайные события. На этот раз в рамках экспозиции "Москва - пространство для жизни" большое внимание было уделено молодым художникам.

И сразу у входа, позади столика кассирши, я увидел то, чего не было на официальной "архитектурной" московской выставке в ЦДХ. Я увидел смелые, грандиозные проекты. Замах монументален: Шуховскую башню реставрировать и вокруг неё создать галерейный комплекс. А рядом висит проект правительственного центра, который, хотя и похож на штаб-квартиру китайского телевидения в Пекине, но на плане стоит справа от комплекса Москва-сити и габаритами не уступает небоскрёбам. Центральный зал заседаний - внизу, он смахивает на огромный ртутный эллипс и ночью подсвечивается снаружи. А основная часть здания, забитая административными помещениями и кабинетами чиновников всех рангов, включая президента, возвышается над эллипсом, формируя некое подобие кубической арки.

В самом большом и светлом зале галереи организаторы постарались создать некую живую, ветренную атмосферу. Обычно к оформлению собственных выставок Московский союз художников относился консервативно. Получилось местами хорошо, а местами инфантильно. В центре зала стоит стенд с панорамой Москвы 1867 года, выполненной фотографической фирмой "Шерер и Набгольц". Съёмка велась с храма Христа Спасителя. У входа на выставку выдают пояснительный листок со списком объектов на панораме. Честно говоря, узнать что-то, кроме Кремля, весьма проблематично - за последние полтора века Москву перемесили, как тесто, ориентирами могут послужить лишь церкви и некоторые дома.

Вокруг стенда с панорамой выставлены картины и инсталляции. Некоторые экспонаты вступают друг с другом в стилистический и цветовой диссонанс, а некоторые, как, например, ночной пейзаж "Сентябрь", изображающий вид на один из районов Москвы, будто бы существуют в отдельном пространстве. На них не влияют ни грубо отёсанные деревянные фигуры в этнических костюмах, ни заборные сетки, обёрнутые кумачовой материей, ни огромные тубусы из оргстекла, заполненные школьными канцелярскими принадлежностями. Среди этой сдержанной, вынужденной эклектики (наверняка хотели уместить всё и сразу), между крайностями инфантилизма и "бесконечной глубины смыслов" ощущается присутствие художественного процесса. И даже некоего эстетического напряжения, правда, слабого в отсутствие чёткого направления.