Предновогодье. Внутренние связи (СИ) - Хол Блэки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Афка, говори да не заговаривайся, — вскинулся парень.
— А то что? Ну, что? Что ты мне сделаешь? — подзуживала девица.
— Сделаю, мало не покажется, — парировал вяло парень.
Но по всему выходило, что у него не хватит сил воевать и выдерживать агрессивные нападки.
— Вдобавок тупую музыку врубили! — снова завелась девица.
— Почему тупую?
— Потому. Отстой только бараны слушают.
— Сама бараниха!
— Свинья!
— Лохудра заквашенная!
— Гном вонючий!
Ну, здесь девушка дала маху. Парень имел богатырский рост, хотя телосложением похвастать не мог.
— Прищепка разукрашенная!
— А ты!.. Да ты!..Ты…
Видимо, богатый словарный запас оскорблений у девушки закончился. Парень заржал, хватаясь за живот.
Неожиданно девица взмахнула руками и, банка с краской, стоявшая спокойно у стенки, полетела прямехонько в парня. Секунда — и вездесущая голубая краска обильно покрыла его волосы, лицо, залепив рот и глаза, стекала по груди, капала на руки, на пол, безвозвратно уляпывая серые штаны. Вот им-то я посочувствовала всем сердцем.
Ошарашенный парень беззвучно хватанул воздух, и краска попала в рот. Он начал плеваться.
Стихийное заклинание отбросило незнакомку назад и ударило о стену. Съехав на корточки, девушка засмеялась, не в силах остановиться.
— Ой, не могу! Посмотрите на него! Ха-ха-ха! Голубой рыцарь! Ой, мамочки! — причитала сквозь смех, утирая выступившие слезы.
— Фу, ффе, Фафка, фы доффыгафаф, — прошипел, вернее, профуфнил парень и с грохотом захлопнул дверь.
— Тикаем, пока голубой рыцарь не вышел на тропу войны! — Девушка схватила меня за руку и потащила в свою комнату. — Представляешь, давно хотела съездить по роже наглому гамадрилу, а как сделать, если он выше меня в два раза? — поделилась она впечатлениями. — Зыковско получилось, правда?
Я пожала плечами.
— Аффа, — представилась девушка. — Эх, руки будут болеть. Я же толком не рассчитала, когда закручивала aireа[8].
— Да, болеть будут. Это точно, — поддакнула я. — Эва.
— Ты к кому-то в гости пришла? Учти, кроме меня и олигофрена, в блоке никого нет.
— Живу в соседней комнате, — кивнула я на стену. Хорошая, кстати, стена. В обоях с цветочками. Да и комната выглядела по-домашнему обжитой и уютной, со шкафом и крепким письменным столом в интерьере.
— В швабровке, что ли? — удивилась Аффа. — Значит, в институте учишься? Что-то я тебя не встречала.
— Сегодня перевелась.
— Понятно. Ну, ничего, не боись. Если привыкнуть, то и в швабровке неплохо. Жалко, что за стенкой будут жить два козла, но это мелочи. Мы им быстро рога пообломаем! — пообещала она с воодушевлением.
— Да я и не переживаю.
— Отлично. На каком курсе? Я на третьем, элементарка.
— Третий, нематериалка.
— Почему тогда торчишь здесь? Беги на лекцию! Капа тоже на третьем, но ему с голубой рожей лучше не соваться, — хихикнула девушка. — А тебе пропускать совестно, — покачала головой с фальшивой укоризной.
— Может, с завтрашнего дня начать? С утреца, — протянула я неуверенно.
— Наивная, — Аффа закатила глаза к потолку. — Когда-то я была такой же. Монька пробил билет в новую жизнь?
Я кивнула.
— Когда пробил, твою фамилию автоматически внесли в учебные списки и планы, и за отсутствие на лекциях начали тикать первые прогулы.
— Всего-то… недавно пробил, — растерялась я.
— А уже вторая лекция пошла, — наставительно просветила Аффа. — Ладно, считай, на нее ты безвозвратно опоздала, так что не стоит ломиться зазря. До следующей у тебя в запасе полчаса. Только не знаю, в какой аудитории у них занятия, и какой предмет. — Тут ее осенило: — Погоди, спрошу у Капы. Он, правда, слегка невменяемый, но ничего, разговорится. Главное, знать подход к мужчине!
Вернувшись в комнатушку, я выложила в тумбочку вещи и прочий нехитрый гардероб, оставив в сумке купленные про запас тетрадки и перо. Подумала и всунула в боковой кармашек сумки обрезок черно-белой фотографии с улыбающейся женщиной. Не буду оставлять ее здесь. Потом еще хорошенько подумала и надела на шею шнурок с брошкой в виде решетки и спрятала под свитер.
В соседней комнате послышались крики, визги, шум. Что-то ударилось о стену. Потом голоса стали более спокойными, и наконец стихли. Через секунду в двери показалась Аффа.
— Лети навстречу счастью, соседка — улыбнулась она хитро. — Вернее, в объятия учебе. Общая теория висорики, юго-восточный коридор, читает Лютеций.
— Слушай, Аффа, а что ты пообещала? — кивнула я в сторону комнаты парня.
— Капе? — Девушка облизнулась. — Что вместе смоем краску. Вдвоем. В душе.
И увидев мои расширившиеся глаза, добавила:
— Но ведь пентюху необязательно знать, что обещанного три года ждут.
Это могла быть 9 глава
Я попала на лекцию последней, зайдя в аудиторию за полминуты до звонка, и сразу же клятвенно пообещала себе, что на выходных решу проблему с часами, вернее, с их отсутствием. Нужно лишь потерпеть три дня.
Общую теорию висорики читал тщедушный человечек с птичьим хохолком волос, в смешных очках с гигантскими линзами, создававшими эффект стрекозьих глаз. Преподаватель метался у доски, вытирал пот с лица, тыкал указкой по развешенным схемам и рисункам, в общем, надрывался, тщетно пытаясь перекричать дискантом гул аудитории.
Я мельком оглядела состав потока. Ничего нового. Как располагаются массы в любом учебном коллективе? На передних рядах усаживаются стабильные отличники и зубрилы, в середине окапывается основной объем студентов — так-наперекосяк, а на тылах заседает деловая часть общества, считающая себя элитой.
Я ловила взгляды исподтишка, замечала перешептывания. Меня с интересом изучали, обсуждали, делали выводы. Но знакомиться не спешили, сохраняя дистанцию, поэтому на лекции Лютеция-без-отчества мне досталось одинокое место в крайнем ряду у окна.
За стеклом повалил большими хлопьями снег. Вдруг отчаянно захотелось выскочить на улицу, и, беззаботно смеясь, лепить снежки и бросаться ими. Я одернула себя. Что за смешные мысли? Давно пора придушить в корне ростки запоздалого детства и думать рассудительно. А для начала вслушаться в речь лектора.
Но здравая идея проплыла мимо, вытесняемая другими, совершенно посторонними раздумьями.
Черт с ним, с курсом общей теории, мои мысли текли в другом направлении, возвращаясь к обрывкам подслушанного телефонного разговора между отцом и мачехой. Хорошая связь позволила на расстоянии различить нотки недовольства в голосе женщины. Я никогда не видела вторую жену папеньки, да и она не горела желанием встретиться с падчерицей.
— Не нашел ничего лучше, чем пристроить её в столицу? — вопросила гневно моя вторая мама.
— Дорогая, это оптимальный вариант. Когда смогу, подыщу что-нибудь другое.
— Господи, какой позор, — вздохнула преувеличенно громко мачеха. — Нет, нам не ужиться в одном городе.
Отец перевел работу динамика в тихий режим и вышел из машины, чтобы продолжить разговор без свидетелей.
Меньше всего я рассчитывала на перевод в столичный институт. Мало приятного знать, что неподалеку живет и строит карьеру человек, давший мне жизнь. У родителя была другая семья, другая жена, другие дети. Звучит так, словно он приобрел новые вещи взамен старых и ненужных, но сравнение отражало суть. Отец купил стабильность и успешность, выбросив остатки прошлого, напоминавшего об ошибках молодости.
После того, как по колледжу поползли слухи, родителю пришлось в спешном порядке устраивать перевод в другой ВУЗ. Отец сильно рисковал, пристраивая мою особу в институт в том городе, где жила его семья, а мне предстояло провести какое-то время в месте, от которого я отпинывалась и отбрыкивалась всеми правдами и неправдами. В лучшем случае протяну здесь месяца три-четыре, в худшем — не более недели. Если узнают.
Хватит киснуть, надо прийти в себя! Например, похлопать физиономию по щекам и упорядочить эмоции, но присутствующие вряд ли поймут мой способ самоприведения в чувство.