Юки-онна, или Записки о ёкаях - Лафкадио Хирн

с ней в комнате. Она даже не скрывала своих чувств, и я испугался, что ее отец, узнав обо всем, обвинит меня. Признаюсь, я решил, что лучше вообще у вас не бывать, и намеренно воздерживался от визитов. Но несколько дней назад, посетив дом Иидзимы, я внезапно узнал, что его дочь и ее служанка О-Ёнэ умерли. Тут-то я и догадался, что молодая госпожа умерла от любви к вам. [Смех.] Ах вы грешник! Да, да! [Смех.] Разве не грех – родиться таким красивым, что девушки умирают от любви?[59] [Серьезным тоном.] Что ж, умерла так умерла. Больше незачем об этом говорить… теперь остается только читать нэмбуцу[60].

И старик торопливо ушел, избегая дальнейшего разговора. Он считал себя невольно виноватым в том, что случилось.

3

Известие о смерти О-Цую как громом пора-зило Синдзабуро. Но едва к нему вернулась ясность мысли, он начертал имя девушки на памятной табличке, поставил ее на алтаре у себя дома и стал приносить жертвы и читать молитвы. Каждый день он совершал приношения и повторял нэмбуцу. О-Цую не покидала его мыслей.

Ничто не нарушало уединения Синдзабуро до наступления Бон, великого праздника поминовения усопших, который начинается на тринадцатый день седьмого месяца. Тогда Синдзабуро украсил свой дом, развесил фонари, которые помогают духам найти дорогу, и поставил угощение на сёрёдана – особый алтарь. После захода солнца он зажег маленькую лампаду перед табличкой с именем О-Цую.

Ночь была ясная, лунная, безветренная, очень теплая. Синдзабуро в поисках прохлады устроился на веранде. Одетый лишь в легкое летнее одеяние, он сидел, обмахиваясь веером, размышлял, мечтал, грустил да порой зажигал курильницу, чтобы отогнать москитов. Стояла тишина: квартал был малолюдный. До Синдзабуро доносились только плеск ручья да пронзительное пение сверчков.

Но вдруг тишину нарушил стук женских гэта[61] – кара-кон, кара-кон. Шаги быстро приближались, и вскоре незнакомка достигла живой изгороди, окружавшей сад. Синдзабуро из любопытства встал на цыпочки, заглянул через изгородь и увидел двух женщин. Одна, очевидно служанка, несла лампу, украшенную пионами[62]. Другая – стройная девушка лет семнадцати – была одета в кимоно с длинными рукавами, расшитое осенними цветами. Обе взглянули на Синдзабуро – и, к своему огромному удивлению, молодой человек узнал О-Цую и ее служанку О-Ёнэ.

Обе немедленно остановились, и девушка воскликнула:

– Какая неожиданность! Хагивара-сама!

Синдзабуро крикнул служанке:

– О-Ёнэ! Ты ведь О-Ёнэ… я тебя хорошо – помню!

– Хагивара-сама! – отозвалась О-Ёнэ с крайним изумлением. – Чего только на свете не бывает! Нам ведь сказали, господин, что вы умерли!

– Ну надо же! – ответил Синдзабуро. – А мне сказали, что умерли вы обе!

– Какая скверная сплетня! – сказала О-Ёнэ. – К чему ее повторять? Кто вам это сказал?

– Пожалуйста, входите, – попросил Синдзабуро, – здесь будет удобней беседовать. Калитка открыта.

Они вошли и приветствовали друг друга; когда гостьи устроились поудобнее, Синдзабуро сказал:

– Простите мне мою неучтивость. Я так долго у вас не бывал. Но лекарь Сидзё месяц назад сообщил мне, что вы обе скончались.

– Так, значит, это он? – воскликнула О-Ёнэ. – Какой дурной человек! А нам Сидзё сказал, что умерли вы. Полагаю, он хотел вас обмануть, и это оказалось совсем нетрудно, ведь вы доверчивы и прямодушны. Может быть, моя госпожа выдала свою благосклонность к вам неосторожными словами, которые дошли до ушей ее отца, и О-Куни, его новая жена, убедила лекаря соврать, чтобы вас разлучить. Когда моя госпожа услышала, что вы скончались, она хотела немедленно отрезать волосы и стать монахиней. Но я ей помешала и в конце концов убедила ее принести обеты лишь в душе. Отец хотел выдать мою госпожу за некоего молодого человека, а она отказалась. О-Куни сделала нашу жизнь нестерпимой, и мы, покинув особняк, поселились в крошечном домике в Янака-но-Сансаки. Делаем кое-что, кое-как перебиваемся. Моя госпожа постоянно читала нэмбуцу в память о вас. Поскольку сегодня первый день праздника Бон, мы обходили разные храмы – и вот столкнулись с вами!

– Чудеса! – вскричал Синдзабуро. – Правда это или сон? Ведь я тоже постоянно читал нэмбуцу перед памятной табличкой. Посмотрите!

И он показал им табличку с именем О-Цую на сёрёдана.

– Мы благодарны вам за теплые воспоминания, – с улыбкой сказала О-Ёнэ. – Моя госпожа… – добавила она, повернувшись к О-Цую, которая все время сидела молча, скромно прикрыв лицо рукавом, – моя госпожа говорит, что отец, если угодно, может отречься от нее на семь жизней или даже убить![63] Ну же! Неужели вы не позволите ей переночевать здесь?

Синдзабуро побледнел от радости и ответил дрожащим от избытка чувств голосом:

– Пожалуйста, останьтесь, только говорите тише, потому что у меня неприятный сосед – нинсоми[64] (гадальщик)[65] Хакуодо Юсай. Он очень любопытен, и лучше бы ему ничего не знать.

О-Цую и О-Ёнэ провели ночь в доме молодого самурая и ушли незадолго до рассвета. С тех пор они приходили каждый вечер на протяжении целой недели, в любую погоду, неизменно в один и тот же час. Синдзабуро все сильней привязывался к девушке; их соединяли узы наваждения, которые крепче стали.

4

В маленьком домике по соседству с Синдзабуро жил человек по имени Томодзо. Томодзо и его жена О-Минэ служили Синдзабуро. Оба были привязаны к молодому господину и благодаря его помощи жили в относительном достатке.

Однажды поздней ночью Томодзо услышал в покоях хозяина женский голос и забеспокоился. Он боялся, что Синдзабуро, будучи добрым и пылким, станет жертвой какой-нибудь хитрой распутницы, и тогда слуги пострадают первыми. Он решил последить – и на следующую ночь, тихонько прокравшись в дом Синдзабуро, заглянул в щелку между ставнями. При свете ночного фонаря он увидел, что его господин, сидя под пологом, беседует с какой-то женщиной. Поначалу Томодзо ее не разглядел. Она сидела к нему спиной, и он видел только, что она изящна и, видимо, очень молода, судя по одежде и прическе[66]. Приложив ухо к щелке, Томодзо отчетливо услышал, как женщина сказала:

– Если отец отречется от меня, вы позволите мне остаться с вами?

Синдзабуро ответил:

– Ну разумеется… я буду этому очень рад! Но, по-моему, нет причин бояться, что отец откажется от вас, – вы его единственная дочь, и он к вам привязан. Я боюсь лишь того, что нас насильно разлучат.

Девушка негромко ответила:

– Никогда, никогда я не соглашусь стать женой другого. Если наш секрет станет известен и отец убьет меня за то, что я сделала, я и после смерти не перестану о вас думать. Наверняка и вы не проживете долго без