Сверхновая американская фантастика, 1995 № 3 - Делия Шерман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тетчи заметила тень сомнения в его глазах, но поняла, — сознавая, что его брат сильнее, Гэдриан никогда не признает этого, никогда не отступит от своего долга, в чем бы он его ни видел. Она попыталась встать, но силы все еще не вернулись к ней.
— Возьми меня с собой, — сказала она. — Позволь помочь тебе.
— Ты не знаешь, чего просишь.
— Но я хочу помочь.
Гэдриан улыбнулся:
— Смело сказано, но на войне не место для ребенка.
Тетчи постаралась найти довод поубедительней, но не смогла ничего придумать. Хотя он и не сказал этого, Тетчи хорошо знала, почему он не хочет брать ее с собой. Она просто будет для него обузой. Неповоротливая, без каких-либо особых способностей, разве что ночное зрение… Да и это вряд ли сможет им помочь.
В тишине, воцарившейся, пока Тетчи мучительно размышляла об этом, она снова услышала вой.
— Псы, — сказала она.
— Нет никаких диких псов, — ответил ей Гэдриан. — Это всего лишь ветер, пересекающий пустоты его души. — Он взъерошил волосы Тетчи. — Я сожалею о той боли, что принесла тебе эта ночь. Если судьба будет благосклонна ко мне, я попытаюсь как-нибудь загладить вину.
Прежде чем Тетчи успела ответить ему, Гэдриан зашагал прочь, на запад. Она попробовала было двинуться за ним, но плелась еле-еле. Добравшись до вершины холма, где громоздилась каменная глыба, она обнаружила, что длинные ноги несли Гэдриана уже по склону следующего холма. В отдалении, невысоко над землей, плясали голубые молнии.
«Наллорн», — подумала она.
Он там поджидал Гэдриана. Наллорн собирался убить Повелителя снов, и стать правителем королевства за Вратами Сновидений. Тогда не будет больше снов, только кошмары. Люди станут страшиться сна, не находя в нем прибежища. Наллорн превратит целительный покой в боль и отчаяние.
И все это произойдет из-за нее. Ведь она думала только о себе. Хотела увидеться со своим отцом, стать нормальной. Конечно, она еще не знала, кем был Наллорн, но незнание не может служить оправданием.
«Важно не то, что другие думают о тебе, — однажды сказала ей мать, — лишь то, что ты сама о себе думаешь. Будь хорошей, и неважно, как о тебе будут говорить другие люди. Что бы они ни сказали — все это ложь.»
Они звали ее монстром, и страшились ее. Теперь же она сама убедилась, что это не ложь.
Она повернулась к камню, который был ее отцом, прежде чем солнце подловило его и обратило в камень. Отчего до сих пор такого не случилось и с ней? Отчего бы и ей не стать камнем в тот миг, когда ее в первый раз коснулось солнце? Тогда бы Наллорн никогда не смог сыграть на ее тщеславии и ее горе, никогда бы не перехитрил ее. Если бы только она была камнем…
Прищурившись, Тетчи провела рукой по грубой поверхности стоящего рядом камня, и голос Наллорна всплыл в ее памяти.
«Я говорю о крови.
Всего лишь булавочный укол — одна капля, быть может три, и не для меня. Для камня. Призвать его обратно.»
Призвать его обратно.
Наллорн подтвердил, что в ее крови есть магия. Если он не лгал, если… Могла ли она сама попытаться вернуть своего отца? И если он действительно вернется, послушается ли ее? Сейчас была ночь, когда троу сильнее всего. Но ведь если она все расскажет, объяснит, ее отец не сможет не воспользоваться своей силой, чтобы помочь Гэдриану?
Гомон голосов горожан пронесся через ее воспоминания.
Когда троу увидит тебя, он просто не сможет не выпить твою кровь.
Видал одного, чистая правда, сидел на кладбище и, будь я не я, если он не грыз бедренную кость, которую только что выкопал!
У этих тварей нету сердца:
Нет души.
Они станут жрать друг друга, если под рукой не окажется другого мяса.
Нет, сказала себе Тетчи. Все это ложь, против которой остерегала мать. Если ее мать смогла полюбить троу, тогда он не мог оказаться злым.
Палец все еще болел в том месте, где Наллорн уколол его своей длинной серебряной булавкой, однако ранка уже затянулась. Тетчи прикусила его снова, и почувствовала на языке солоноватый вкус крови. Затем она выдавила несколько капель на шероховатую поверхность камня.
Она ничего не ждала, просто надеялась. И тут же почувствовала слабость, как и тогда, когда Наллорн отобрал у нее три маленькие капли. Мир закружился у нее перед глазами во второй раз за эту ночь, и она опять начала проваливаться, только на этот раз — в камень. Твердая поверхность, казалось, стала мягче глины, и целиком поглотила ее.
Когда сознание наконец вернулось, Тетчи обнаружила, что лежит, уткнувшись лицом в жесткую грязь. Она приподняла голову, сощурилась в тусклом свете. Каменная глыба исчезла, вместе со знакомым ей миром. На сколько хватало глаз простиралась унылая пустошь, освещенная болезненным светом, источник которого она не могла определить. Это была знакомая ей местность — очертания холмов и долин были такие же как и к западу от Бёрндейла — но выглядели они иначе. Казалось, здесь больше ничего не растет, ничего живого не было видно вокруг, кроме нее, да жива ли она сама?
Если это был мертвый мир, безжизненное отражение известного ей мира, тогда и она не могла не умереть, раз попала сюда.
Как ни странно, эта мысль не расстроила ее. Похоже, что после всех злоключений сегодняшней ночи больше ничего не могло вызвать у нее удивления.
Она взглянула в сторону, где в ее мире стояло кряжистое старое дерево, но на его месте оказалась лишь мертвая коряга, немногим выше нее. Лужайка вокруг была покрыта мертвыми ветвями. Главный ствол дерева упал, и Тетчи видела его поверженным на склоне холма.
С опаской она поднялась на ноги, но оказалось, что слабость и головокружение исчезли. В грязи у своих ног, где должна была стоять каменная глыба, она увидела черную пиктограмму, глубоко впечатанную в землю. Знак напомнил! ей татуировки, точь-в-точь как на груди у повелителя сновидений или его брата. Как если бы его сняли с кожи у кого-то из них, увеличили, швырнули в землю По ее рукам побежали мурашки.
Тетчи вспомнила рассказ Гэдриана о краях, которыми он правил, о том, что люди ее мира могли попасть в них, только пройдя сквозь Врата Сновидений. Она чувствовала такую слабость, когда предложила свою кровь каменной глыбе, ее веки были такими тяжелыми…
Может, это просто сон? Но если да, то откуда он? Пришел ли он от Гэдриана, или от Наллорна, который насылал на умы кошмары?
Она опустилась на колено, поближе взглянуть на пиктограмму. Знак был немного похож на человека со спутанными веревкой ногами, линии отходили в разные стороны от его головы, как если бы волосы его стояли дыбом. Она осторожно потянулась и дотронулась пальцем до путаницы линий вокруг ног импровизированной фигурки. Грязь была влажной в этом месте. Она потерла испачканный палец. На ощупь влажность была какой-то маслянистой.
Едва сознавая что делает, она вновь потянулась и обвела Контуры знака. Палец легко скользил по маслянистым земляным канавкам. Когда весь знак был обведен, пиктограмма начала тускло светиться. Тетчи поспешно поднялась и отступила назад.
Что она наделала?
Голубое сияние поднялось над землей, сохраняя форму вытисненной в грязи пиктограммы. Негромкий ритмичный рокот раздался вокруг, как если бы началось землетрясение, но земля под ее ногами была спокойна. Только слышался рокот — низкий и какой-то зловещий.
За спиной хрустнула ветвь, и она повернулась к останкам дерева. Высокая тень выделялась на фоне неба. Тетчи попыталась было что-то сказать, но собственный голос не подчинился ей. И в тот же момент она заметила вокруг холма кольцо наблюдающих за ней блестящих глаз, бледных глаз, в которых отражалось свечение висящей в воздухе пиктограммы. Они были низко над землей, жуткие звериные глаза.
Ей вспомнился вой диких собак, из ее собственного мира.
«Нет никаких диких собак, — говорил Гэдриан. — Это всего лишь ветер, пересекающий пустоты души Наллорна.»
Вскоре она смогла различить треугольные головы существ, которым те глаза принадлежали, напряженные спины крадущихся к ней тварей.
О, зачем она поверила Гэдриану? Она знала его не лучше, чем Наллорна. Кто сказал, что хотя бы одному из них можно доверять?
Одна из собак поднялась во весь рост и двинулась к ней на прямых ногах. Низкое рычание, донесшееся из ее глотки, вторило рокочущему звуку, вызванному ее глупостью с пиктограммой. Тетчи стала было пятиться назад от наступающего на нее зверя, но тут вторая собака, затем третья двинулись к ней, и уже не осталось места, куда бы она могла отступить. Тетчи повернулась к молчаливой фигуре, стоявшей рядом с деревом посреди груды опавших ветвей.
— П… пожалуйста, — сумела она выговорить, — Я… я не хотела ничего плохого.
Фигура ничего не ответила, собаки зарычали сильнее, услышав звук голоса девочки. Ближайшая к ней оскалила свои клыки.
