Молчаливый - elSeverd

Первая война вскрыла всю беззащитность и коррумпированность Англии и ряда европейских стран, министерства магии которых были организованы по сходному принципу, перед согласованной работой боевых групп темных магов и финансировавших их внешне нейтральных семей. Фактически только взявший власть Бартемиус Крауч-старший сумел удержать страну на краю бездны, став при этом самым непопулярным начальником департамента Правопорядка за последние двести лет. Крауч сумел надавить на министра магии и начать реформы. Но даже эти реформы запоздали, поскольку были проведены только после начала открытого террора Пожирателей смерти и гибели множества волшебников. Принятые им поистине драконовские меры о казнях носителей Черной метки без суда, конфискации их имущества в казну Министерства позволили отдалить победу Вольдеморта в Англии и его выход на международную арену.

Однако же точку в войне поставили не силы Аврората, департамента правопорядка и Ордена Феникса, а ребенок пророчества, убивший Вольдеморта в доме семейства Поттеров неизвестным до сих пор способом. Каким образом годовалый ребёнок смог убить величайшего темного мага Англии, равного по силе победителю Гриндевальда Альбусу Дамблдору, выяснить не удалось ни Аврорату, ни расследовавшим этот вопрос сотрудникам Отдела Тайн и Международной Конфедерации магов.

Гибель Вольдеморта, тем не менее, не ознаменовала завершение войны и не повлекла за собой новый виток реформ, ограничивавших распространение темной магии. Вскрывшееся участие родного сына Крауча-старшего в войне на стороне Пожирателей смерти и обнаруженная черная метка на его руке позволили оставшимся в стороне нейтральным семьям убрать неудобного лидера. План Крауча-старшего выдвинуть свою кандидатуру на выборах провалился, и большая часть запланированных им реформ так и осталась нереализованной.

Основная масса послевоенных реформ в Англии была направлена на ограничение прав волшебных существ, представители которых сражались в войне на стороне Пожирателей. Вампиры, оборотни, немногочисленные вейлы последовали за Вольдемортом, обещавшим им равенство с волшебниками. Этим Министерство магии создало новый, еще более сильный очаг напряжения в стране».

Выписка из неопубликованного учебника «Подлинная история магического мира XX века», автор неизвестен.

От бессмысленного созерцания возвращенной на место горгульи меня отвлекли мягкие шаги. Такие слегка скрипучие кожаные сапоги носил только директор Хогвартса и, действительно, спустя пару секунд из-за угла вывернул Дамблдор.

— Здравствуй. Гарри. Ты хотел что-то спросить?

— Вы разрешили мне обратиться к вам, если у меня возникнут вопросы, директор, — я заставил себя опустить глаза.

— Хорошо, — он быстро взмахнул кистью руки, и горгулья отъехала в сторону вместе со своим постаментом и куском стены.

Пройдя по узкой винтовой лестнице, мы оказались в святая святых Хогвартса, кабинете его директора, если не считать наверняка существующего здесь центрального рунного зала, на котором держалась магия замка. На лестнице я несколько раз ощутил прикосновение то холодного, то горячего воздуха — многослойная защита ожидала неосторожного грабителя.

— Присаживайся, Гарри, — директор устроился в массивном кожаном кресле, покрытом многочисленными заплатами и ожогами.

Я намеренно неловко сел в кресло для посетителей, отдав должное таланту директора ставить оппонента в неудобное положение. Весь участок кабинета, где стояли стол и кресло Дамблдора, был на пару ладоней приподнят над остальным кабинетом. Кресло для посетителей, при всей его мягкости, богатстве отделки и удобстве, буквально затягивало сидевшего в нем, дополнительно опуская его относительно взгляда директора. Массивный письменный стол и расположение Дамблдора выше своего собеседника сходу давали ему некоторые преимущества. А зашторенное окно чуть левее кресла директора намекало на то, что и светом в лицо при необходимости он не побрезгует. Пошевелившись в удобном мягком кресле, я понял, что и мгновенно вскочить с него, если потребуется, будет затруднительно. Впрочем, в кабинете стояли и несколько стульев, а также небольшой столик — для переговоров, где подобные довольно очевидные методы воздействия были излишними.

Резкая птичья трель оторвала меня от осмотра кабинета. Под высоким куполообразным потолком зависла невероятная птица — настоящий феникс из сказок. Так что моё лицо, даже без всякого усилия с моей стороны, выразило восторг — в империи эти птицы вымерли много веков назад. Хотя маги-исследователи до сих пор спорили о том, что могло повредить возрождавшимся из пепла птицам.

— Это Фоукс, — директор снисходительно наблюдал за тем, как я разглядываю неожиданного гостя. — Феникс и мой фамилиар.

— Он прекрасен, — совершенно искренне сказал я, и Фоукс довольно курлыкнул, спустившись ниже и присев на подлокотник моего кресла. Потянуло дымком, в руках Дамблдора возникла палочка, и спустя мгновение феникс уже сидел на созданной прямо из обивки кресла металлической плите. Стало понятно, почему у части мебели в кабинете такой потрёпанный вид.

— Что ты хотел спросить? — Голос Дамблдора оторвал меня от осторожного поглаживания пушистых перьев, удивительно прохладных, хотя феникс, казалось, пылал настоящим живым огнём. — Вижу, Фоуксу ты понравился.

— Я хотел бы посетить банк Гриннготс, директор, — с сожалением погладив напоследок еще раз феникса, я посмотрел на Дамблдора. — Всё равно мне нужно подготовиться к следующему году, да и приобрести кое-какие книги, чтобы быстрее восстановить все пробелы в моей памяти.

Всё это время я нервно постукивал пальцами по подлокотнику, и старался говорить несколько взволнованно, так что Дамблдор должен был это заметить.

— Но ведь это же не всё, Гарри? — проницательно заметил он.

— Я... думаю, что надо купить какой-нибудь подарок Гермионе, директор, — я опустил голову, скрывая якобы смущение, хотя в действительности меня начал разбирать смех. — Она пожертвовала своими каникулами, лишь бы помочь мне.

Похоже, я подобрал правильные аргументы, и Дамблдор милостиво кивнул, расплывшись в довольной улыбке.

— Хорошо, Гарри, я попрошу профессора МакГонагалл отвести тебя с утра в Косой переулок.

Заметив моё непонимающее лицо, он пояснил.

— Это основная торговая аллея волшебников в Лондоне, там есть банк, множество разных магазинов и увеселительных заведений. Завтра к десяти утра будь готов к выходу.

Директор открыл один из ящиков стола и стал увлечённо копаться в его содержимом. На стол полетели несколько треснувших и помутневших кристаллов, обугленная деревяшка, изогнутая металлическая пластина. Наконец он нашёл искомое и протянул мне небольшой золотой ключ с причудливой головкой.

— Это твой ключ от сейфа в Гриннготсе, — сказал Дамблдор. — Как твой опекун, я обязан хранить его.

— Спасибо, директор Дамблдор, — я с трудом выбрался из объятий мягкого кресла и напоследок ещё раз погладил феникса. Почему ключ от детского сейфа хранился у моего опекуна, а не у меня, я спрашивать не стал. Кто же в здравом уме доверит ребёнку свободно распоряжаться деньгами? Хотя... Многие дети Старших родов и торговых династий получали с самого детства в управление небольшую сумму, которую могли преумножать по своему разумению. И эта мера себя полностью оправдывала, когда выросшие дети брали в свои руки управление всеми семейными капиталами.

Утром следующего дня я был готов к походу. Вместо небольшой пробежки перед завтраком, я добрался до библиотеки и сдал мадам Пинс, похоже, проникшейся ко мне определённым уважением, очередную пачку просмотренных книг.

Гермиона, которую я с утра попытался уговорить на посещение Косого переулка, отказалась: как выяснилось, она уже успела договориться с всё той же мадам Пинс. Та обещала достать из запасников какую-то поистине драгоценную инкунабулу. Так что я оставил Гермиону наслаждаться предвкушением знакомства с редчайшим изданием за авторством некой Ровены Равенкло. У каждого человека своё счастье.

Корявый, плохо заточенный нож вернулся за завтраком обратно к столовым приборам, а я в сборах ограничился только взятой с собой палочкой, да самой приличной из мантий. Прочитав в газетах, что отличительной чертой Мальчика-который-выжил, как называли Гарри Поттера, является шрам на лбу, я задумался. Мне хотелось пройтись по Косому переулку так, чтобы меня воспринимали своим, а не пялились на «национального героя или сумасшедшего», как Поттера то хвалили, то оскорбляли в статьях за последние два года.