Как перед Богом - Кобзон Иосиф Давыдович

- А вы сразу влюбились в Нелю Михайловну или, так сказать, долго присматривались? — уходя от темы, спрашиваю я.

- Сразу. Абсолютно, — улыбается, что- то вспомнив, Кобзон.

- А то я написал, — продолжаю я, — "мало- помалу", а мне Неля Михайловна говорит: "Да вы что… "мало-помалу"? Он сразу, уже через три дня, готов был сделать мне предложение".

Абсолютная правда. Оно было такое выстраданное, потому что после расставания с Гурченко… Людмилой Марковной я был в неопределенном тяжелом депрессивном состоянии. Скороспелые неутешительные романы шли у меня один за другим. У меня был роман с Ксенией Рябинкиной, с Наташей Варлей, еще с кем-то… Но все это было на какой-то непостоянной основе. И когда вдруг я увидел Нелю, понял, что она та, которую я совершенно спокойно могу привести к маме. Мама моя очень переживала, что сыну скоро 33, а он все никак не определится. Встретив Нелю, я понял, что поиски мои закончились навсегда… Однако до Нели было знакомство с Галей Брежневой.

Как-то днем летом 68-го года Галя позвонила мне и говорит "Зная твое пристрастие к пиву (а я и до сих пор кроме пива почти ничего не пью), давай, — говорит, — пойдем в Парк Горького". Там в то время было, чуть ли не единственное место, где можно было попить вкусное пиво со шпикачками. Чешский такой пивной ресторанчик был. Ну, пошли. Когда, так сказать, пивка попили, Галя мне говорит (а она, кроме пива, еще кое-что пила): "Слушай, проводи меня, пожалуйста, домой. Сейчас за мной машина приедет…"

- В молодости Галя симпатичная была? — интересуюсь я. — А то, когда в конце 80-х я встретил ее в ЦДЛ после "литературного ресторана", она выглядела уже грубой, обрюзгшей, спившейся бабой.

- Когда мы познакомились, она была в хорошей форме, заметно похудевшая. Но главное — она была очень добрым человеком, и поэтому ее все любили.

- Но выпить она уже тогда любила, да?

- Нет. Чурбанова, ее будущего мужа, с которым она тоже у Радовых познакомилась, еще и в помине не было, — загадочно отвечает Кобзон и продолжает. — Галя попросила проводить ее домой. И я поехал к ней на Рублевку, где была дача Брежнева. Доехали мы до ворот. Я говорю: "Ну, все. До встречи. Меня довезут назад, до Москвы?" А Галя мне: "Ну, проводи меня в дом, что ты боишься?" Я говорю: "Не боюсь. Просто неудобно". Она: "Удобно". И мы с ней пошли. Заходим в ее комнату. Галя включает магнитофон, тогда это была еще редкость. Сидим мы с ней, слушаем музыку. Вдруг открывается дверь. Без стука. И входит сам. Ну, я до этого так близко его не видел. Конечно, вскочил. Он посмотрел на меня: "О! По-моему, Кобзон у нас в гостях?" Галя говорит: "Да, папа, Кобзон!" Он говорит: "Ну, хорошо". А я, как вскочил, так и стою, словно шпагу проглотил. Членом партии я тогда еще не был, но генетика-то у меня советская…

Короче, Брежнев говорит: "Зайди ко мне, Галя". Когда она вернулась, я ей: "Добилась того, чего хотела?" А она: "Ты чего? Такой трусливый, что ли?"

- Галя, — говорю я ей, — просто ты в других измерениях живешь. Я совсем не трусливый, но… пойми меня правильно… я не хотел бы подвергаться ненужным разбирательствам.

- Да не волнуйся ты! Отец — нормальный мужик. Все будет нормально.

- Ну, ладно… пора ехать, — говорю, хотя на часах только около семи вечера. А Галя, хотя и не пьяная, но уже слегка выпивши, была,

- …Это она как раз после развода была? — уточняю я.

- Да какой развод?! Она еще не была с Урбановым…

- А вы знаете, что мне Семичастный рассказывал? — не соглашаюсь я. — Рассказывал, что Галя с кем-то там тайно вступила в брак, и поэтому ей пришлось развестись…

- А! — неожиданно вспоминает Кобзон. — Это, наверное, после развода с артистом Милаевым. Я его хорошо знал. Как-то даже в концертной программе вместе работали.

- Нет, — опять возражаю я. — Это история была у нее с Игорем Кио.

- А-а-а… Точно. Это с Кио было, — соглашается Кобзон. — Когда они в Москве поженились и поехали…

- …В Одессу, — продолжаю я. — Там у них сотрудники КГБ изъяли паспорта и вывели штампы о браке… да так, что никакая экспертиза не установит. Так мне Самичастный рассказывал…

- Не-е-ет. Прилетели они в Сочи и поселились в цирковой гостинице. А вслед за ними тут же прилетел самолет с работниками в штатском, которые зашли к ним в номер и потребовали у них паспорта Игоря Кио строго предупредили. Дескать, если что-нибудь подобное повторится, с ним будет другой разговор. Документы забрали, Галя стала возмущаться: "Как вы смеете? Буду жаловаться отцу…" А они в ответ: "Вот мы и выполняем поручение вашего отца. Так что можете жаловаться кому угодно…" В итоге, выдали новые паспорта. И на этом дело кончилось. Так сказать, "кавказская пленница" не состоялась.

- А мне Семичастный говорил, что ему доложили, что штампы о браке из паспортов вывели.

- Нет-нет. Конечно, царство ему небесное, но пусть он не сочиняет… — после небольшой паузы, как бы восстанавливая в памяти, что было дальше, Кобзон говорит, — по дороге от Гали товарищ, который на спецмашине вез меня домой на проспект Мира, сказал: "Иосиф, послушай моего совета. Забудь, пожалуйста, этот адрес. Тебе же лучше будет". Я говорю: "Хорошо, спасибо". И неприятный холод прошел по всему моему телу. Хоть и был я еще довольно "зеленый пацан", однако уже вполне осознавал, что я ей не могу быть парой. Кто я? Еврей… да еще безродный…

- Извините, — перебил я, — но ведь и Виктория Петровна, супруга Леонида Ильича, тоже была еврейкой…

- Ну и что, что она была еврейкой? Они поженились, когда были еще молодыми людьми. А попробовал бы он жениться на ней, когда стал генсеком… Кто бы ему дал это сделать? Вот так закончился мой неожиданный визит в дом Генерального секретаря ЦК КПСС товарища Леонида Ильича Брежнева…

Много позже, когда Галя пришла в дом Радовых уже с Чурбановым, как-то получилось, что того рядом не было, и она с какой-то обидой, что ли, словно не очень была довольна моим поведением тогда, бросила упрек, что не думала, что я такой трусливый. Она не могла, да и не хотела понять, что подобные советы просто так не давались.

- Вы знаете, Иосиф Давыдович, вы зря думаете, что с вами поступили так, потому что вы еврей. Я со многими поклонниками детей высокопоставленных лиц разговаривал, и всех их предупреждали, независимо от национальности. Я учился в МГУ на одном курсе с Леной Мазуровой. Отец у нее, как вы знаете, был членом Политбюро. И вот ребята, которые пытались к Лене "клинья подбивать", рассказывали, как их предупреждали: дескать, нам бы не хотелось, чтобы у вас были проблемы. На этом все кончалось. Так что вы не думайте, что это касалось только евреев.

- Я не думаю. Я это по себе знаю… Ну да ладно. Дело прошлое. А тогда наш разговор с Галей закончился тем, что я сказал ей: "Галя, тебе все это сложно объяснить. К тому же я женат. И те, кому надо, это знают…" Я отлично понимал: каким может быть представлен мой моральный облик, тем более что моей женой была тогда Людмила Марковна Гурченко. И они с Галей очень дружили. Были очень близкие подруги…

Кстати, здесь самое место рассказать поподробнее о том, как и что у меня было с Люсей… Прошу прощения, с Людмилой Марковной Гурченко!

Как-то я был на гастролях в Куйбышеве. (Теперь это опять Самара.) И ко мне прилетела Людмила Гурченко. Мы жили тогда вместе, но расписаны не были: как-то все времени не хватало, да и не считали это обязательным. И вот после ужина в ресторане, в первом часу ночи поднимаемся ко мне в гостиничный номер (кажется, это была гостиница "Центральная"), а дежурная нас не пускает. Я говорю: "Я — Кобзон". Она говорит: "Вижу". "А это, — говорю, — Людмила Гурченко, известная киноактриса, моя жена". "Знаю, — говорит, — что актриса, но что жена — в паспорте отметки нет. В один номер не пущу. Пусть снимает отдельный и там живет". Смотрю, у Людмилы Марковны истерика начинается, слезы ручьем Что делать? Звоню среди ночи домой директору филармонии Марку Викторовичу Блюмину: так, мол, и так, извините, едем в аэропорт, гастроли придется отменить. Он выслушал: "Приезжайте ко мне". Переночевали у него. Утром, после кофе, он везет нас в филармонию, ведет к себе в кабинет, а там уже ждут — дама из загса, свидетели и все такое. Так он нас с Людмилой Марковной и поженил. А через два года мы расстались.