Планета-мечта - Лилия Баимбетова

Впрочем, теперь я думаю — есть ли мнимая магия, кто рассудил, мнимая ли она? Откуда во мне некогда бралось это высокомерие? Казалось бы, мне, координатору, не пристало огульно так судить; ведь кому-кому, а нам известно, что все во Вселенной вовсе не так однозначно, как кажется иной раз людям, не выходящим за рамки своей устоявшейся жизни. Теперь я думаю: магия всегда есть магия, но, как и всякое природное, она тиха и незаметна. Так действие лекарств наглядней и быстрее, чем действие травяных отваров, однако ж и они тоже действуют, и действие их мягче и меньше вредит организму. Так же и магия. Быть может, все эти наговоры, нашептания, заклятия имеют силу, но действуют они исподволь, незаметно….

Смешно, как человек замыкается в своем мироощущении, даже не в том, чего он сам достиг, своим умом и сердцем, а в том, что ему внушили с детства. Целый год я прожила среди шаманов, сама черт знает чем занималась, да только…. Разум мой закостенел в обывательских представлениях о жизни, даже странно чувствуешь себя, узнав о себе такое. Впрочем, шаманизм — это не магия, они отличаются примерно так же как детские рисунки и картины гениальных художников. Обращаются они к одним и тем же силам, но между художником и красками стоят техника, талант, многолетний опыт — словно защита от красок и кистей. Так и магия. А шаман, он один на один с природными силами, ничем не защищенный от них, и они хватают его, бросают его, носят в своей бесконечной мощи. Маг обращает силы эти себе на службу, шаман же отдается им сам. Страшная это, в общем-то, штука. Даже в воспоминаниях страшная. Сколько раз я сама танцевала в священной ярости, с копьем или боевым шестом в руках, отдаваясь на волю этих сил. И в те минуты — вот что самое страшное! — я теряла себя; в те минуты, когда я танцевала на алых, нереальных камнях, нагретых беспощадным солнцем, не было уже ни координатора второй степени, ни той девочки, что ходила некогда по прозрачным улицам веганских городов, ни маленькой Ра, что обнимала когда-то за шею Царя-ворона. Была только На-гои-тана, отшельница священной ярости, босоногая маленькая женщина с короткими волосами, к жилищу которой не смели приближаться ни люди, ни звери….

Михаил Александрович, наконец, совсем заскучав, вышел на улицу, оставив Стэнли и Эмму Яновну договариваться с хранителем. Помедлив немного, я вышла вслед за ним.

После темного помещения выйдя на яркое солнце, я почувствовала себя так, словно вышла из небытия в жизнь. Облака, стоящие на ярком, голубом, низком небе, не закрывали солнца, и свет его заливал все вокруг с беспощадной силой. Двор, на который я вышла, был пуст и вытоптан, без единой травинки, как и всюду в деревне. Желтоватая сухая земля была утоптана до каменной твердости, лишь за вытащенными и сваленными вдоль забора старыми, уже трухлявыми скамьями росли робкие лопухи, покрытые желтой летней пылью. Михаил Александрович, в зеленой куртке и светлых мятых брюках, с растрепанными седыми волосами, на вид мягкостью напоминавшими встрепанные волосенки двух-трехлетнего ребенка, стоял подле невысокого, в три ступени крыльца и ковырял носком ботинка твердокаменную землю. Я присела на темную от времени ступеньку и, подперев щеку кулаком, посмотрела на Каверина из-под челки. Ему это явно понравилось.

— Ну, что, Кристина? — сказал Михаил Александрович тем особенным, ласково-поощрительным тоном, которым обычно говорил со мной; таким тоном часто говорят пожилые профессора со способными и привлекательными студентками, и те, чувствуя, так и льнут к своим профессорам. И я, чувствуя, что нравлюсь Каверину, слегка кокетничала с ним, как студенточка с пожилым профессором. В сущности, такие отношения, никого не задевая всерьез, являются одним из очарований классического образования. И это не цинизм, я, правда, так думаю, и любая женщина, припомнив свои студенческие года, согласится со мной. Есть что-то совершенно особенно в том внимании, которое оказывает тебе пожилой и умный, с научными степенями человек, от которого, ты, к тому же зависишь, и который тебя обучает, с которым ты, быть может, разрабатываешь какую-то научную проблему….

— А вы?.. что думаете? — откликнулась я живо.

— Интересный человек этот хранитель, — сказал Михаил Александрович, — Энтузиаст.

— Они все такие.

— Н-да…. А вы хотите послушать новое сказание, Кристина? Хоть вы им скажите, а то меня ведь Эмма не слушает. Она уговорит-таки Стэнли на «Марию». Она, знаете ли, ее собирает, разные варианты, а вариантов этих немереное количество. В каждой деревне свое исполнение.

— "Марию из Серых гор"?

— Да. Печальная история, правда? В сущности, мне всегда было интересно, почему они похищают девушек. Я слышал даже, что среди воронов совсем нет женщин.

— Да, так говорят, — сказала я тупо. Обсуждать воронов, даже с Кавериным, в первый момент мне показалось невозможным. Иногда даже думать странно о том, как в жизни все просто: они были, и их — нет.

— …и интересно еще, почему таких молоденьких или совсем даже детей. Зачем ворону дите пяти лет?

— Ну, это я вам скажу, — усмехнулась я вдруг, — это я вам объясню, — говорила я, с неожиданной ясностью вспомнив мою Элизу, ее печальные глаза и полный тоски голос, когда она говорила про Альверден, про свой Альверден. Почти все, что я знаю о воронах, рассказала мне она — вечерами, укладывая меня спать, и я слушала, как сказки, эти безумные, странные, пронизанные нечеловеческим колдовством истории.

— Это я вам объясню, — сказала я, — Это просто. Что будет, если украсть взрослую девушку? Она уже привыкла к определенной жизни и мышление ее уже устоялось, все понятия о жизни. И тосковать она будет. А ребенка можно переучить. А ребенок будет считать своим домом Серые горы. Да и воспитать себе жену — в этом есть своя мудрость. В мудрости воронам не откажешь, их представления о жизни на наш, человеческий взгляд, странные, но на проверку, пожалуй, более мудрые и верные…. Хотя и взрослых похищают конечно. Похищали, — прибавила я, вспомнив, о ком говорю.

— Жалко их, конечно. И Альверден…. Ах, какой красивый был город! Опять же, университеты. Но, знаете, Кристина, я, например, не замечал никакой неприязни. Ведь это уже не первая колонизация планеты, да и колонизацией-то это не назовешь, нас здесь так мало и больше, пожалуй, не будет. Ведь это же настоящее космическое захолустье.

Тихо я пересказала ему свою версию случившегося. Михаил Александрович покрутил головой.

— Что ж, это не так уж и глупо. И вороны! Очень может быть, что вы правы, Кристина. Каких только версий мы не строили! Но этот тонкий момент о продолжительности жизни воронов…. Никому и в голову не пришло, что они могли задумать это еще тогда, никто и не подумал, что у них совсем иная психология, ведь для них прошедшие годы — это так…. Конечно же. Но какая интрига! Как они терпели нас все эти годы, делали приветливое лицо! Кстати, я могу сказать вам кое-что, что подкрепит вашу версию. До последнего времени здесь было не меньше десяти звездолетов, ну, и персонала соответственно. А сейчас такой момент.