По странам и страницам: в мире говорящих книг. Обзор аудиокниг - Дмитрий Александрович Померанцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что еще вызвало у меня глубочайшую симпатию к автору, так это его взгляды на недавнюю историю своей страны и всего человечества. Генералиссимус Франко для него – подонок, каких поискать, а вовсе не благодетель родины и не избавитель испанцев от заразы большевизма, каковым его пытаются представить ныне многие жители просвещенной Европы – преимущественно те, что не говорят по-каталански или испански. Адольф Гитлер, соответственно, тоже та еще гнида, а отнюдь не харизматичный политик, едва не объединивший Европу и гнувший в целом правильную линию, если не считать некоторых ошибок и заблуждений, вроде окончательного решения еврейского вопроса. И Красная армия у Кабре, прочим между, – освободительница и избавительница, а никак не поработитель и не оккупант, чего, к примеру, преизрядно хватало в одной из книг его словенского друга Драго.
Безусловно сильное впечатление производит сцена, в которой бывший нацистский врач-вивисектор пугает – в самом буквальном смысле – до смерти старичка-монаха своей горячей и искренней исповедью.
Думаю, не будет большим преувеличением назвать эту книгу ярким, заслуживающим самого пристального внимания культурным событием европейского и даже мирового уровня. Ну, или как минимум великим каталонским романом. В нашей стране «Я исповедуюсь» стала, на мой взгляд, одной из лучших переводных книг 2015 года. Тем обидней тот факт, что она до сих пор у нас мало кем замечена и оценена по достоинству.
Роман Жауме Кабре «Я исповедуюсь» прочитан диктором студии «Логос» Михаилом Росляковым. Лично у меня данный чтец вызывает огромное уважение и доверие. Уже одним тем хотя бы, что не делает ошибок в ударениях в каталонских именах и фамилиях (в отличие от испанских имен собственных, в них следует «ударять» на французский лад – по последнему слогу).
Семьдесят оттенков белого
Питер Хег. Смилла и ее чувство снега / Перев. с дат. Елены Красновой. – СПб.: Симпозиум, 2002
Привет всем собратьям и сосестрам по добровольному сидению в самоизоляторах! Сегодня предлагаю продолжить наше виртуальное путешествие галопом по Европам и из солнечной Каталонии отправиться в Данию, в пасмурный Копенгаген, а оттуда и вовсе куда-то в Арктику, в места компактного (примерно четверть человека на сотню квадратных миль) проживания эскимосов, чукчей и прочих друзей заснеженных степей. Ну, а формальным поводом для нашего воображаемого странствия послужит роман датского писателя Питера Хега «Смилла и ее чувство снега».
В процессе чтения долго не мог определить, что читаю: добротную, профессиональную коммерческую прозу или же настоящую, «взрослую» литературу, умело стилизованную под развлекательный жанр?
В пользу первого варианта говорил острый, крепко сколоченный детективный сюжет и обилие сцен насилия с применением самого разнообразного оружия (порой возникало ощущение, что смотрю американский боевик, где герою наносится столько несовместимых с дальнейшей жизнедеятельностью увечий, что постепенно убеждаешься, что перед тобой – Кощей Бессмертный, и перестаешь за него переживать). В пользу второй версии свидетельствовали глубокая проработка характеров, тонкий психологизм, точность в деталях и, наконец, стилистическая виртуозность, обеспечивающая множественность трактовок текста, его многогранность и многоплановость.
В итоге решил остановиться на втором варианте трактовки романа. Ибо кто и когда сказал, что хорошая литература не должна быть интересной?
«Смилла» – очаровательная книга для самого широкого круга читателей, главная ее прелесть – в героине (имеется в виду не наркотик, хотя и этого добра в романе хватает). Одним из свидетельств мастерства Хега может служить тот факт, что рассказ ведется от первого лица женского пола, на что не так уж часто отваживаются писатели-мужчины, а если и находятся смельчаки, то они по большей части «дают петуха», ибо постичь женщину, не будучи ею, – это, братцы, та еще задача. Из удачных примеров вспоминается разве что «Не отпускай меня» Кадзуо Исигуро.
Не берусь утверждать, что любая читательница без труда узнает в героине себя или кого-то из своих подруг, но лично у меня правдивость и достоверность ее образа не вызывает ни малейшего сомнения. Мне почему-то верится, что где-то на белом свете (там, где, как водится, всегда мороз) живет эта необычная и далеко не наивная эскимосская девушка по имени Смилла. В силу своего происхождения, нетипичных жизненных обстоятельств и особых отношений, сложившихся у нее с окружающим миром, Смилла имеет свой собственный, отличный от общепринятого взгляд на западную цивилизацию – со всеми ее достижениями, благами, ценностями и прочими фетишами и атрибутами. Более того, она обладает достаточно сильным характером, чтобы не только этот свой взгляд не скрывать, но и руководствоваться им в своих поступках. На протяжении всего повествования героиня пытается понять, чем же она, цивилизация, является, благом или злом – чего в ней больше. Это лишь один из аспектов романа – остальные выкапывайте сами. Если же труд землекопа вам не по плечу или не по вкусу, читайте просто как детектив – тоже должно понравиться.
Ну, и много нового для себя заодно откроете. Знаете ли вы, к примеру, что в эскимосском языке имеются 70 прилагательных для определения цвета снега? Вы-то, небось (как и я, впрочем, до самых недавних пор), полагали, будто он всегда исключительно и только белый?
В аудиоформате роман Питера Хега представлен в исполнении Михаила Позднякова (студия «Логос»). Качество звучания вполне сносное. Впрочем, на звук вы перестанете обращать внимание довольно скоро, когда книжка поглотит вас вместе с потрохами, тапочками и прочими печалями и радостями вашего вынужденного заточения.
Я люблю тебя, жизнь
Жозе Сарамаго. Перебои в смерти / Перев. с порт. Александра Богдановского. – М.: Эксмо; СПб.: Домино, 2008
Мы продолжаем наше виртуальное путешествие галопом по Европам и после солнечной Каталонии, пасмурной Дании и еще более ненастной Гренландии переносимся на умеренно южные просторы Португалии. Впрочем, Португалия у нас будет достаточно условной, поскольку место действия романа «Перебои в смерти» португальского писателя-нобелиата Жозе Сарамаго ни разу в тексте не названо. Сделано это было, надо думать, нарочно: мол, такое могло случиться где угодно – да хоть бы и у вас, однако по ряду весьма характерных признаков в безымянной стране все-таки угадывается родина автора.
Роман начинается, что называется, «с