Путь Людей Книги - Ольга Токарчук

— Странно слышать, как ты говоришь о получении золота, словно о чем-то не подлежащем сомнению, — сказал Берлинг с ощутимым раздражением в голосе.

— А можно ли сомневаться в том, что видел собственными глазами? — загадочно ответил Маркиз и подсунул Берлингу кисть винограда. — Я видел трансмутацию. Человек, который ее осуществил, жив и продолжает экспериментировать. Поэтому я не называю его имени.

— Расскажите, как это выглядит! Как это делается? — вдруг проявила интерес к разговору Вероника.

— Берется определенное количество ртути или, на худой конец, свинца и расплавляется в тигле. Туда же добавляется красная тинктура, то есть 1ар13 рЫ1о5ор1юшт[5]. Все тщательно перемешивается — и тигель полон расплавленного золота.

— Не верю, видит Бог, не верю! — воскликнул Берлинг. — Такое просто невозможно.

— Не хочешь мне верить — не верь, но не я первый об этом говорю — и не последний. Я знаю по меньшей мере нескольких человек, которым известен способ получения золота, а также знаю, что многие алхимики не признаются, что владеют методом трансмутации. Некоторые оставляют рецептуру потомкам.

Берлинг возмущенно замахал руками:

— Знаю я эти рецептуры: непонятная, исковерканная латынь, условные знаки и высокоумные сентенции! Скорее изысканная поэзия, нежели четкие инструкции.

— А разве философы, выстраивающие системы из своих предчувствий, — не поэты? Я мог бы тебе ответить словами одного из алхимиков-поэтов: «Ты думаешь, мы ясно и понятно изложим тебе величайшую из тайн? Не ищи прямого смысла в наших словах. Уверяю тебя, восприняв дословно то, что написано мудрецами, ты попадешь в лабиринт, в котором погибнешь, а твои труды и затраты пропадут всуе», — процитировал на память Маркиз.

— Значит, это намеренная маскировка?

— Да, это сокрытие в словах великой тайны, которую каждый должен постичь самостоятельно или, самое большее, с помощью Бога. Я же объяснил, что может случиться, попади тайна в руки людей неподготовленных. Познание тогда бы обернулось бедой для человечества. И вот вам пример. — Маркиз отодвинул виноград и уселся удобнее. — При предыдущем короле и кардинале Ришелье жил в Париже человек по фамилии Дюбуа. В оставшихся от его прадеда, известного всему свету Фламмеля, бумагах он нашел рецепт порошка, из которого можно получить золото. Фламмель, оставляя такой рецепт, проявил неосторожность, ставшую причиной гибели его правнука. Дюбуа, не будучи никоим образом — ни духовно, ни интеллектуально — к этому готов, принялся изготовлять золото. И вовсе не скрывал, чем занимается. Распространившиеся слухи тотчас достигли ушей алчущего власти кардинала, который просто-напросто приказал Дюбуа арестовать. Его заставили в присутствии короля произвести весь процесс трансмутации, и Дюбуа превратил свинцовую пулю в чистое золото, но, поскольку отказался, даже под пытками, открыть секрет, кардинал, сочтя такого человека опасным, приказал его повесить. С политической точки зрения он, впрочем, был прав. Если бы немецкому или английскому монарху удалось подкупить Дюбуа, могущество Франции оказалось бы под угрозой. Или другой случай: совсем недавно, несколько лет назад, было много шума в связи с неким Делилем, учеником таинственного мэтра. Юноша сей разъезжал по Франции и демонстрировал искусство получения золота и серебра. Есть свидетельство серьезного и разумного епископа, в чьем присутствии Делиль, расплавив железные гвозди, получил серебро. Вскоре его похитили и доставили к министру финансов, от которого я и узнал эту историю. Делиль, несмотря на угрозы, просьбы и обещания, также не пожелал раскрыть свой секрет. Он был заключен в Бастилию и там, испугавшись возможных пыток, покончил с собой. Да и твое просвещенное и здравомыслящее отечество, дружище, произвело на свет подобную личность. Ты слыхал про Джеймса Батлера, шотландского дворянина?

— Никогда.

— Тогда послушай. В молодости, пребывая в неволе у арабов, он служил у какого-то арабского адепта алхимии. Ему удалось выкрасть коробочку с красным порошком и убежать. Добравшись до Лондона, он занялся изготовлением золота. И жил шикарно и беззаботно, пока не был убит людьми, охотившимися за его тайной. Кем — до сих пор неизвестно.

— Немного смахивает на фантастические истории, рассказываемые у камелька, — не сдавался Берлинг.

— Каждый из нас волен оставаться при своем мнении. Но если для тебя что-то значат авторитеты, есть о чем задуматься: ведь алхимиками были многие великие люди. Платон утверждал, что человек — отражение всей вселенной. Человеческой жизнью управляют те же самые силы, что приводят в движение планеты. Познавая себя, познаешь внешний мир. И наоборот. Алхимию можно считать способом познавания процессов, происходящих одновременно внутри и снаружи. Получив философский камень, человек стал бы обладателем полного знания о себе и мире. Если посмотреть с этой стороны, исчезнет противоречие между алхимическим, тайным знанием и знанием естественным. Заметь: те, кто многое внес в науку, обычно были также великими адептами. Гермес Трисмегист, Остан, Птолемей Александрийский — выдающийся ученый, астролог. Ты, наверное, слышал о философе Демокрите из Абдер, который умел расплавлять камни и превращать их в изумруды. Или о Марии Еврейке, одной из многих занимавшихся тайной наукой женщин. Это она изобрела аппарат для возгонки, заложив тем самым основы алхимической практики. Но самый великий алхимик был родом из арабских стран — это Джабир, мудрец, автор труда «Ое оссиИа рЬПозорЫа», до сих пор, спустя десять веков, пользующегося огромной популярностью. А Авиценна, врач и философ, или Зосима Гностик, которого не любит Церковь? А Альберт Великий, доминиканец, католический святой, приверженец Аристотеля?.. Алхимией занимался Роджер Бэкон и даже Фома Аквинский, который, однако, честно предупреждал, что наука эта может вводить в искус нравственно нестойких людей, подогревая их тщеславие и жажду богатства. В наши дни величайшим алхимиком был бы, несомненно, Арнольд де Вилланова. Его обвинили в сговоре с дьяволом…

— А не уклоняешься ли ты с помощью этой лекции от прямого ответа на вопрос о Шевийоне, сударь? — перебил его Берлинг.

Маркиз посмотрел на него внимательно.

— Нет, он не хочет производить золото, и эликсир молодости ему не нужен. Шевийон не из тех, что мечтают о бессмертии в этом мире. Ты удовлетворен?

Берлинг молчал, пораженный проницательностью Маркиза. Похоже было, он вот-вот произнесет что-то очень важное. Однако, ничего не сказав, выпустил из легких воздух, будто сдаваясь.

— Я, правда, испытываю какое-то странное чувство, — проговорил он. — Раздвоенность, что ли. И не потому, что ты меня в чем-то убедил. Одна моя половина жаждет поверить всему, что я от тебя услыхал, а вторая подымает ее на смех.

Маркиз выбросил в окошко виноградную кисть, на которой не осталось ягод.

— Меньше всего мне бы хотелось стать причиной смятения в твоем уме.

Берлинг махнул рукой и обратился к Веронике:

— Не будем его слушать, сударыня, не то этот чародей украдет у нас души.

11

Маркиз был не только весьма искусен в каретных спорах, но и столь же ловко организовывал ночлеги и добывал провиант, чем и занимался последующие несколько дней, в течение которых экипаж медленно, но неуклонно продвигался на юг. Однако ему было как-то не по себе. Возможно, его огорчало, что Берлинг вскоре распрощается с ними и отправится в свою Тулузу. Возможно, он опасался близящейся осенней непогоды. Или, наконец, своего растущего интереса к Веронике, против воли привлекавшего к ней взор, внимание и мысли. Он еще не знал, что влюблен, ибо не хотел разбираться в своих чувствах. Но все сильнее испытывал потребность в одиночестве и — как это ни парадоксально — желание отгородиться от той, к которой его неумолимо влекло.

Берлинг заметил, что Маркиз часто погружается в задумчивость и словно бы вообще отсутствует, и старался быть предельно деликатным. Ни о чем его не расспрашивал, не вызывал на откровенность. Будучи человеком вежливым и хорошо воспитанным, он не считал себя вправе во что-либо вмешиваться. Однако ему было жаль Маркиза, и — быть может, поэтому — он заводил интеллектуальные разговоры на нейтральные темы, стараясь отвлечь друга от гнетущих мыслей. Толчком к беседе обычно служило то, чему они случайно становились свидетелями: промелькнувшая за окном кареты длинная вереница гугенотов, ожесточенный или исполненный тревоги спор за соседним столиком в придорожном трактире; иногда это бывал очередной рассказ о Книге.

А Маркизу становилось все хуже. И не только на душе. Его темные выразительные глаза отказывали ему в повиновении. Появилась резь, краснота, в сумерках глаза слезились. Каждый вечер Вероника делала ему компрессы из целебных трав: ромашки, ноготков, подорожника. Маркиз отдавался ее приносящим облегчение рукам с наслаждением и благодарностью. Этих минут он начинал ждать уже с полудня.