Мумия и Тролль - Александр Мазин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нафаня почесал в затылке.
– Не думаю. Пока Панихидин на работу не выйдет, никто ее не тронет… Ну, дела!
– Значит, – сделала вывод Катя, – будем разбираться сами.
* * *Нетрудно предположить, что рассказ Сережи про обретение свободы и независимости от отцовского кошелька не совсем соответствовал действительности. Точнее, совсем не соответствовал…
А было так…
– Илья Всеволодович! – сообщила по интеркому секретарша. – К вам тут сын просится. Пускать?
Илья Всеволодович рыкнул в динамик что-то невнятное и нажал на отбой. Только сына ему тут и не хватало для полного счастья! До сына ли, когда в опасности нечто более близкое и важное – деньги?!
День у Ильи Всеволодовича не задался с самого утра. Сначала позвонил Горобец и пять минут непонятно за что честил Хвостова по матери. А потом бросил трубку. Это было обидно, непонятно и нехорошо, потому что Горобец был связью очень полезной, и причину его гнева Хвостов (уже забывший о своей последней просьбе насчет Малышевой и ее фирмы) не мог даже предположить.
Потом позвонили из прикормленной адвокатской конторы, которая занималась делом первостепенной важности, не имеющим отношения к риелтерству, зато более прибыльным. А именно – наследством Селгарина.
– Возникли кое-какие непредвиденные обстоятельства. Не беспокойтесь, ничего серьезного, – извиняющимся тоном сообщил юрист. – Похоже, объявились какие-то родственники. Обычное дело…
– Вечно налетят, как саранча на падаль, – прошипел Илья Всеволодович с досадой. – Избавьтесь от них… Покажите им завещание. Там же черным по белому прописано: все получает Малышева и этот швед, как его…
– Завещание оформлено безупречно, – заверил его юрист (этому можно было поверить, потому что он сам его задним числом и оформлял). – Однако один из них утверждает, что он – наследник первой очереди, а остальные настаивают, что находились на иждивении покойного. Однако документов пока не предоставили. Как только возникнет ясность, мы вам перезвоним…
– Родственнички, надо же, – проворчал Илья Всеволодович, кладя трубку. – Чтоб их…
Вопрос с наследством Селгарина был тонким, и решать его следовало очень аккуратно. Главным образом, чтобы не привлечь внимания налоговых и прочих органов. Со стороны тех, кому волей случая досталось наследство, Илья Всеволодович опасности не ждал. Шведские бандиты, которые так напугали его в Стокгольме, – просто тупые громилы, им только кулаками махать. В финансовых операциях они ничего не соображают. Катя Малышева – вообще ноль. За прошедшие три месяца наследством активно, но совершенно бестолково интересовалась только бывшая одноклассница сына Лейла, окрутившая главного громилу Карлссона. От нее удавалось откупаться мелочами. Формально вступление в наследство будет происходить только через полгода. А то и на год можно растянуть. Илья Всеволодович был абсолютно уверен, что за это время все активы Селгаринского концерна прикажут долго жить. Вернее, станут уже не Селгаринскими активами, а Хвостовскими. С недвижимостью – тоже самое. А Малышевой со шведской гопотой останутся только долги и финансовые обязательства. А если господин Ротгар (который, как подозревал Хвостов, рано или поздно непременно объявится) захочет узнать, куда делись селгаринские богатства, то всё можно будет списать на полную никчемность наследников.
Задумано было неплохо. И осуществить тоже вполне реально. Вот только родственники покойного в проект не вписывались. А ну как окажется, что они не такие лохи, как Малышева с Карлссоном. И развалится красивая схема…
Илья Всеволодович выругался от души, затем нажал кнопку селектора и приказал принести себе кофе.
Вслед за секретаршей в дверь попробовал просочиться сын.
– Пап! На два слова!
– Кыш!
Дверь послушно захлопнулась. Илья Всеволодович задумчиво уставился в чашку. На душе было неспокойно. За родственниками мог стоять Ротгар. А это было серьезно.
Если перед Селгариным Илья Всеволодович стелился больше напоказ, в душе относясь к богатому красавчику-гею с понятным презрением настоящего мужика, то Ротгара, этого лощеного аристократа с глазами убийцы, Хвостов боялся панически.
После событий в Стокгольме этот ужас только усилился. Исчезновение Ротгара было бесценным подарком. Осторожное расследование намекало на то, что шведские отморозки всё-таки добрались до Ротгара и замочили. Вот это было бы настоящим счастьем, но – не верилось. Хвостов нутром чуял: не по зубам шведской гопоте такой, как Ротгар…
Около двенадцати раздался долгожданный звонок из конторы.
– Да! – крикнул Илья Всеволодович, срывая трубку.
Одновременно пискнул интерком.
– Илья Всеволодович, тут сын просит напомнить…
– Сын?! Да пошел он в…Извините, я не вам… Слушаю! Какие новости?
По мере того, как Илья Всеволодович слушал, лицо у него вытягивалось все сильнее.
– Прямой наследник? – повторил он упавшим голосом. – Как прямой? Прямые – это дети или родители! Жены у него точно не было! Как? Какие иждивенцы? Сколько-сколько их?! Пятеро?! Это проходимцы, пошлите их…Какие еще документы?! У них на руках?! Не было никаких иждивенцев! Я бы о них знал! Эти пятеро все инвалиды? Нет? Вот и пусть идут. Трудятся. По закону им ничего не положено.
Илья Всеволодович дрожащей рукой уронил трубку на базу и долго сидел неподвижно, пялясь в пустой монитор, по которому плавала тропическая рыбка. Нетронутый кофе давно уже остыл, а бизнесмен все сидел, переваривая новости.
«Нутром чую – какая-то наглая разводка, – думал он. – Откуда у Селгарина сын? Всем известно – он был голубым… А иждивенцы? Да еще пятеро! Зачем ему столько? Я с одним-то засранцем справиться не могу…»
Тут как раз приоткрылась дверь, и внутрь сунулась робкая физиономия.
– Пап, ну можно? Я уже час тут торчу…
– Ладно проходи, что застрял? – рявкнул тот. – Задница в дверь не проходит?
Сережа скорчил недовольную рожу, но предусмотрительно отвернувшись, чтобы отец не увидел. Нет, будь другой случай, он мог бы и съязвить в ответ. Папаша теперь часто ругался, что в последнее время сынок стал что-то слишком борзым. Но только не сейчас, когда наступало время Еженедельной Подачки. Илья Всеволодович выдавал ему карманные, как школьнику, мелкими порциями, справедливо считая, что сколько-нибудь крупной суммы неудавшемуся отпрыску в руки выдавать нельзя. Этот спор тянулся уже не первый год, повторяясь слово в слово и понемногу превращаясь в еженедельный ритуал.
– На, – с отвращением сказал папаша, отсчитывая пятисотки и кидая их на стол.
– Но папа, тут же мало! Мне даже на еду не хватит!
– А ты не ходи по пивнякам, а питайся в студенческой столовке.
– Но там только гнилые сосиски и бочковой кофе…
– Другие ели и ничего – выросли, сделали карьеру, людьми стали. Ничего, жри, что дают – может, похудеешь.
– А на учебные пособия?
– Ха-ха! Это какие? Пиво и сигареты? Не смеши меня. Всё, иди отсюда, не до тебя.
Илья Всеволодович отвернулся и снова уставился на рыбку, давая сыну понять, что разговор закончен.
Но Сережа, протомившийся час в приемной, тоже был зол и настойчив.
– Почему ты не выдашь мне деньги сразу на месяц? – обиженно спросил он, переминаясь с ноги на ногу перед отцовским столом. – Тебе же проще, не надо тратить на меня драгоценное рабочее время…
– Не дам!
– Мне очень надо! Понимаешь – вот как!
Сережа провел рукой по горлу.
– Не дам! – сердито повторил Илья Всеволодович, демонстративно пялясь в монитор, а не на одутловатую ряшку сынка. Тот корчил умильные гримасы, тщетно пытаясь вызвать к себе жалость, но вызывал только желание дать затрещину.
– Спустишь их в клубе за ночь, а потом будешь таскаться сюда и клянчить по сто рублей на метро! Проваливай, бездельник. И скажи там, пусть мне еще кофе принесут.
Сережа гордо поднял голову.
– Я тебе не секретарша! Что ты на меня все время орешь? Разве я много прошу?
– Вы со своей мамашей меня достали! Только и талдычите как попугаи: дай денег! Дай денег! Вы другие слова-то знаете?
– Возьму и устроюсь на работу! – припугнул Сережа отца.
Илья Всеволодович разразился язвительным смехом.
– Вот и отлично. С сегодняшнего дня чаевых больше не получаешь.
– Почему это с сегодняшнего? – растерялся Сережа. – Я же еще не устроился…
– Так беги скорее! Такой ценный кадр везде с руками оторвут!
– Пап, но ты же сам всегда говорил, что сейчас моя работа – нормально учиться…
– Я в твоем возрасте успевал и учиться, и работать.
– Как ты можешь так поступать с родным сыном? – взвыл Сережа. – Ты обрекаешь меня на голодную смерть!
– Иди, пожалуйся мамаше. Пошел!
Сережа припал к столу и вцепился в него мертвой хваткой.
– Нет! Я отсюда не уйду!
Илья Всеволодович вскочил на ноги и треснул кулаком по столу.
– Ах ты слизняк!
