Ненужный мальчик - Пьер Немур

Так Амедей Видалон присутствует при операции, которую вряд ли смог бы описать. Он лишь понимает, что операционное поле расположено где-то в районе живота лежащей на столе фигуры.

Ему кажется, что он напрасно теряет время, наблюдая за тем, как оперирует доктор Лефевр. В помещении жарко, под маской с него катится пот, он на грани обморока, но не может пошевелиться, стиснутый с двух сторон.

Они длятся вечность, эти три бесконечные четверти часа. Видалоном овладевает дремота. Брекар должен уже быть в больнице – некоторое утешение для несчастного инспектора.

Операционная пустеет. Больного увезли. Видалон испытывает тошноту, у него шумит в ушах, пульсирует кровь в висках. Он спотыкается на лестнице. В большой комнате перед умывальником доктор Лефевр снимает маску, потом халат. Обнажившись до пояса, долго намыливает руки. Ассистентка помогает ему надеть другой халат.

Молодая сестра, сопровождавшая Видалона до операционного блока, неожиданно появляется в тот момент, когда он развязывает шнурки несносной маски. Вероятно, она навела справки о личности вверенного ее заботам посетителя.

– Вы здесь для того, чтобы охранять доктора Лефевра, да? – спрашивает она с подобострастием человека, оказавшегося причастным к важному событию.

– В некотором роде, – признает Видалон, чтобы не пускаться в праздные объяснения. – Что он будет делать теперь?

– В 11 часов у него опять операция, – говорит сестра. – А пока он сделает обход. Хотите, мы пойдем за ним?

«Мы…» Видалон улыбается, несмотря на всю свою озабоченность. Вот у него и новый сотрудник, куда интересней, чем Флоримон…

– Охотно, – соглашается Видалон.

Инспектор остался в халате и шапочке. В сопровождении своего хорошенького гида он шагает за толпой, то есть за группой помощников и учеников, которые следуют по пятам за заведующим отделением. По длинному коридору, большие окна которого выходят в сад, они направляются из части здания, где расположены операционные блоки, туда, где находятся палаты. И вдруг одна деталь привлекает внимание Видалона.

– Смотрите-ка, – говорит полицейский, – он без своего чемоданчика.

– Кто? – спрашивает медсестра удивленно. – Доктор Лефевр? Но он не может таскать его повсюду. Он, наверное, оставил его в раздевалке, поскольку следующая операция в 11 часов.

– Где в раздевалке? – рявкает Видалон, хватая медсестру за руку.

– Я не знаю, – отвечает она в испуге. – Может быть, в своем шкафчике.

– Идем посмотрим, – требует Видалон. Она решительно отказывается:

– Это невозможно. Шкаф доктора Лефевра заперт на ключ. Только он может вам позволить его открыть.

Но Видалон ее даже не слушает. Горько усмехаясь, он представляет себе весь сценарий. Да, очень неплохо задумана вся эта комбинация. Настоящий часовой механизм!

– Я найду вас позднее, – бормочет он и, покинув изумленную медсестру, сворачивает в первый коридор налево. Туда, где висит маленькая светящаяся табличка «Выход».

Часы показывают без четверти десять, когда он, стоя под ярким солнцем на крыльце перед входом в хирургическое отделение, отыскивает взглядом свою машину. На аллеях больничного двора теперь царит оживление. Если бы не многочисленные белые халаты медсестер, можно подумать, что находишься в городском парке.

Инспектор Видалон торопливо шагает к машине. За рулем сидит Брекар. Рядом с ним Берту, очень опытный сорокалетний полицейский. Чтобы следовать по пятам за доктором Лефевром, комиссар Кро мобилизовал лучшие силы.

– Привет, Леон, – здоровается Видалон. – Ты давно здесь?

– С 8 часов 55 минут, – отвечает пунктуальный Брекар. – Мы ехали тебе на смену, когда нам сообщили, что ты следуешь за Лефевром. А здесь администраторша нам сказала, что ты с ним, и мы засели перед входом.

В знак, одобрения этих мудрых действий Видалон кивает.

– А Флоримон? – интересуется он.

– Ну… я отправил его домой, поскольку мы должны сменить вас, – говорит Брекар. – Ты, наверное, совсем измочаленный. Пора и тебе двигаться. Все равно сегодня утром ничего не произойдет. Если я правильно понял, эскулап оперирует до обеда.

Видалон усталым жестом проводит рукой по небритому подбородку.

– И я думаю, что больше ничего не случится. Скажи, с тех пор, как вы здесь, вы следили за входом в отделение?

– Это же наша работа, так? – удивляется инспектор Берту.

– Вы не записывали случайно, кто входил и выходил? – настаивает Видалон.

– Насчет того, кто входил, трудновато, – говорит Брекар. – Вошло немало народу. Я хочу сказать… человек пятнадцать. А выходило поменьше.

Берту достает небольшой блокнотик. Перед Видалоном, старшим по чину, не повредит продемонстрировать свою добросовестность.

– Мы насчитали всего пять, – докладывает он. – Двух мужчин и трех женщин. Мужчины, врачи, оживленно беседуя, сели в машину с регистрационным номером 75.

– С пустыми руками? – спрашивает Видалон. Краткое молчание: Берту размышляет. Вопрос

его удивил.

– Да, с пустыми. Они даже жестикулировали.

– А женщины?

– Три медсестры. Две вместе. Они болтали, сунув руки в карманы передничка.

– Ясно, – вдруг прерывает его Брекар. – Я понял, к чему ты ведешь, Амедей. Третья – тоже медсестра, на ней, кроме белой формы, еще была синяя накидка. И она несла сверток. Тогда я не обратил внимания, но, мне кажется, это был чемоданчик…

Перед объединившимися против него усталостью и неудачей Амедей Видалон вынужден сложить оружие. Он прислоняется к машине.

– Ну, что ж, ребята, здорово нас провели, – вздыхает он.

Глава XIV

Мари-Клод Жанвье потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя.

– Что? – выговаривает она. – Ты не хочешь бежать? Ты не хочешь, чтобы мы воспользовались этим, наверное, единственным случаем?

Сложность общения с Фабиеном объясняется двойственностью его личности: с одной стороны, повышенный коэффициент интеллекта, с другой – детские реакции, естественные для десятилетнего ребенка. В настоящий момент верх в нем одерживает ребенок. Надувшись, он отвечает:

– Нет, я бежать не хочу.

– Но почему же, Фабиен? – не сдается Мари-Клод.

Объяснение ставит ее в тупик.

– Потому что мне хорошо здесь. Потому что мне хорошо с тобой.

Это признание не может ее не тронуть, не польстить ей, однако его глубокий смысл от нее ускользает. Для того, чтобы продолжить беседу, она пытается говорить доступней, спуститься, думает она, до уровня маленького мальчика.

– Знаешь, это очень мило – то, что ты мне сейчас сказал. И я тоже рада, что мы вместе. Ты такой славный! Мы хорошо ладим, да?

Она понимает свою оплошность, когда он сердито смотрит на нее и ворчливо произносит: