Дик с 12-й Нижней - Герцель Новогрудский

— Ладно, — окончательно смягчился моряк. — Ты, видно, товарищ неплохой, да и парень не промах. Похоже, на тебя положиться можно. А если, вдобавок, Нью-Йорк знаешь, тогда совсем хорошо. Как, этот городок знаком тебе?

— Нью-Йорк-то? — Майк презрительно сощурил глаза. — Подумаешь! Конечно, знаком!.. Хотите, про нижний город спросите, хотите — про верхний… У меня даже шофера такси спрашивают, куда проехать. Я ведь газетчик, мистер, я газетами на улицах торгую. Не каждый день, а когда экстренные выпуски бывают.

— Ах, газетчик! — обрадовался Том. — Ну-ка, ответь, газетчик, про «Голос рабочего» слышал?

— «Голос рабочего»? — переспросил Майк. — Отчего же, знаю. Только эта газета без экстренных выпусков выходит. И на улицах ею не торгуют. Странно как-то… Разве так газеты продают? В газетном деле, мистер, главное — ни ног, ни глотки не жалеть. В газетном деле главное — кричать погромче. Например, посмотрели вы, какой на первой странице самый большой заголовок напечатан, и давай…

Майк сделал шаг от окна, сунул под мышку фуражку, будто пачку газет зажал, и, страшно скривив рот, крикнул не в полную силу, но громко:

— Зверское убийство на Джен-стрит! Муж избавился от жены с помощью топора! Полиция напала на след убийцы!..

Том испуганно замахал руками:

— Тише! Что ты орешь на всю улицу? Больных поднимешь.

— Ой! — прикрыл Майк ладонью рот. — Забыл… Это я объясняю, как надо газетами торговать. А «Голос» почему-то так не продают. Только разве когда митинги бывают… Так и то прямо смех берет… — Бронза прыснул в кулак. Придут взрослые: у кого двадцать газет под мышкой, у кого — тридцать, и стоят ждут, чтобы купили. Или по рядам идут… Ну и газетчики!.. Кто ж так газеты продает?

Том рассмеялся:

— Делец! Тебя бы хоть сейчас в газетный трест главным директором посадить, ты бы развернулся!.. Но пока ты еще не директор, отвези-ка, Майк Грин, письмо в «Голос рабочего». В письме про Дика написано. Может быть, редакция сумеет помочь ему.

— Письмо о Дике? Чтобы помогли?.. Могу. Давайте, я мигом…

— Постой, без горячки. А где «Голос» помещается, знаешь?

Майк пожал плечами. Есть ли смысл задавать пустые вопросы?

— Конечно, знаю. «Голос» в одном доме с «Воскресным днем». Только в «Воскресный день» с улицы ход, а в «Голос» — со двора.

— Далеко это?

— Отсюда? — Майк сдвинул фуражку на затылок… после минуты раздумья последовало заключение: — Далеко. Нужно на метро до Таймс-сквер, а там еще несколько улиц пешком. Но вы не беспокойтесь, мистер, я быстро доберусь.

Том бросил в окно запечатанный конверт. Майк на лету поймал, положил в карман.

— А кому передать? Моряк задумался:

— Лучше всего прямо редактору. Так быстрее будет. Дело срочное, затягивать нельзя.

— Передам, — пообещал Майк. — Из редакции сюда вернусь, расскажу, что там сказали.

Майк уже собрался идти, но Том задержал:

— Да, вот что: ты Дику не говори о письме. Неизвестно еще, что получится. Не надо его обнадеживать раньше времени.

— Не скажу.

Майк снова сделал шаг к калитке и снова был остановлен:

— Стоп, директор Грин! А деньги на метро у вас есть, сэр?

Денег на метро у будущего директора не оказалось. Сначала из самолюбия Майк пытался было утверждать, что они ему не нужны, что он отлично пробирается в подземку без билета. Однако, увидев в руках Тома квортер — монету в двадцать пять центов, — перестал ломаться.

— Ладно, возьму, — согласился он. — В подземке, знаете, раз на раз не приходится: иногда пройдешь, а иногда нет.

Через минуту рыжая голова приятеля Дика скрылась за углом.

Глава четырнадцатая

В доме, где шумят машины

Дама с собачкой

Пройдя два квартала, Майк увидел вход в подземку. Вырезанное посреди мостовой четырехугольное отверстие было обнесено карнизом. Майк сбежал по лестнице вниз. В кармане позвякивал квортер. Разменивать новенькую монету очень не хотелось. Отдавать семь центов за билет не хотелось тем более. Но народу на станции, как назло, было немного. Одинокие фигуры торопливо проходили мимо контролера. Щелкал турникет. Это был тот же счетчик, только отщелкивал он не количество израсходованного газа, а количество пассажиров, проходящих на платформу. Пройдет один — щелк, пройдет другой — щелк. А контролер стоял и следил, чтобы люди шли по проходу, чтобы турникет поворачивался.

Майк топтался на месте. Как пройти? Время тихое, толкотни нет, проскочить незаметно трудно.

Но как раз то, что народу в подземке было мало, оказалось Бронзе на руку. Еще издали он увидел толстую женщину в широком меховом пальто. Она шла, увешанная покупками, словно новогодняя елка украшениями. За такой фигурой не только тщедушный Майк — целая футбольная команда могла бы укрыться.

Бронза приноровил свой шаг к мелким шагам толстой дамы и семеня пошел за ней. Сторону выбрал левую, потому что с правой стоял контролер. За необъятной полой пахнущего духами мехового пальто он чувствовал себя как за каменной стеной.

Но стена подвела. Стену, оказывается, стерегла собака — крохотное, величиной с новорожденного котенка, существо со злющими выпуклыми глазами-бусинками. Живая игрушка сидела в матерчатой сумочке, сумочка болталась на шнурке, а шнурок дама держала в левой руке, именно с той стороны, С какой шел Майк. Собаке было, видимо, удобно: высунув из сумочки острую, заросшую тонкой блестящей шерстью мордочку, она некоторое время подозрительно смотрела на Майка, потом беспокойно заворочалась, потом подала голос. Звонкий лай наполнил подземелье.

Дама наклонилась к своему мохнатому сокровищу. Глядя с опаской на Бронзу и приговаривая: «Ну, ну, Дези, успокойся», она стала нервно перебирать пакеты. Ей, как и ее собаке, Майк явно не внушал доверия.

Толстая дама, пес в сумочке, подозрительный рыжий мальчишка в фуражке со сломанным козырьком привлекли внимание всей станции и, что хуже, внимание контролера. Бронзе стало ясно: дело проиграно, без билета не пройти.

Больше терять было нечего. Майк решил позабавиться. Выставив в сторону лающей мордочки палец, он скривил лицо, поцокал языком и позвал:

— Дези, Дези!

Что тут началось! Дези чуть не задохнулась от ярости. Ее необыкновенно звонкий голосишко, без сомнения, пронизывал теперь все сотни километров подземных туннелей нью-йоркского метро.

Контролер стал сурово выговаривать даме, но за лаем не было слышно ни одного его слова.

Дама оправдывалась. С возмущением она показывала на Майка и что-то говорила. Майк с интересом смотрел, как шевелились ее губы, как тряслись в негодовании пакеты в руках. Это было почти как в кино, где для развлечения зрителей показывают старые немые фильмы. Только там картины крутят под аккомпанемент рояля, а тут действие разворачивалось под аккомпанемент собачьего лая. Громы, которые посылала дама по адресу скверного уличного мальчишки, так и не дошли до ушей Бронзы.

Нельзя сказать, чтобы вся эта кутерьма прошла без пользы. Нет, польза была. Во всяком случае, для Майка. Он испытал полное удовлетворение. Как-никак, даме в мехах и ее голосистой Дези крови испорчено куда больше, чем на те несколько центов, которые ему придется отдать за билет.

Утешенный, Майк пошел в кассу. Еще через две минуты он сидел в поезде и катил в сторону центра.

Вот она, редакция!

Поезд мчался без остановок минут пятнадцать и резко затормозил на станции в центре города. Толпа хлынула наверх. Здесь было все не так, как на 12-й Нижней, и не так, как на тех тихих, красивых улицах, по которым проезжал Дик, когда доктор Паркер вез его в лечебницу «Сильвия». Здесь во всем был избыток, всего слишком много.

Слишком много людей заполняло тротуары, слишком много машин катило по мостовым, слишком много реклам, плакатов, вывесок пестрело красками, слишком много этажей громоздилось друг на друга. Тридцати-, пятидесяти-, восьмидесятиэтажные дома буравили и скребли небо. Они поражали своими размерами, они вызывали восхищение теми умными головами и умелыми руками, которые сумели их такими построить, но они же заслоняли солнце, давили и принижали людей. Улицы с небоскребами по обе стороны казались глубокими ущельями, а люди — ничтожными песчинками, которых ветер загнал на дно и гонит и швыряет как хочет.

Вот и Майк, будто рыженькая, подхваченная ветром песчинка, вместе с тысячами других людей-песчинок несется по дну каменного ущелья. Он очень спешит. Ему хочется побыстрее передать в редакцию письмо о Дике.

Редакция газеты «Голос рабочего» ютилась где-то на задворках большого здания, за стенами которого грохотали тяжелые типографские машины. Весь дом гудел, дребезжал, сотрясался. Майк прошел один двор, другой и наконец нашел дверь со стеклянной вывеской:

Майк вступил в темноватый коридор. Здесь было несколько дверей. Наугад толкнув первую, он увидел небольшую комнату, по трем стенам которой сверху донизу шли широкие полки с разложенными на них связками газет. У четвертой, сплошь стеклянной стены стоял столик, на нем — пишущая машинка, а за машинкой — немолодая женщина со строгим лицом. Пальцы ее так и мелькали над клавишами, буквы стучали о валик с бумагой, как барабанная дробь, конец каждой напечатанной строчки отмечался ударом звоночка. Получалось так: тра-та-та дзинь, тра-та-та — дзинь.