Ожерелье королевы - Тереза Эджертон

«Уж не схожу ли я с ума?» — этот вопрос он задавал себе снова и снова и не желал этому верить. Это все просто из-за духоты переполненного людьми бального зала, от резкого запаха духов девушки. Чтобы скрыть смущение, он попытался завести разговор.

— Я вас знаю… мадемуазель?

И хотя не было еще доподлинно установлено, что она прибыла с какой-то иностранной знатной особой, но как еще можно объяснить эту едва уловимую пугающую странность: девушка порой неправильно употребляла падежи и слегка шепелявила. Ему уже доводилось слышать этот акцент или очень похожий, когда много лет назад он путешествовал на юг.

— Мы встречались здесь, в Тарнбурге… или где-то за границей? Вы ведь, должно быть, были еще совсем ребенком, когда мы с Френсисом путешествовали по материку.

Каждый раз, когда во время танца их пальцы соприкасались, он чувствовал, как тонкая дрожь проходила по его коже.

— Вам лучше знать, Ваше Величество. Я бы не осмелилась утверждать, что мы знакомы. — Она кротко опустила взгляд, но в уголках ее губ играла улыбка. — Может быть, я просто вам кого-то напоминаю? Мне говорили, я очень похожа на вашу покойную…— Она неожиданно замолчала, слегка покраснев, как будто вдруг осознала, какую бестактность сказала.

Джарред попытался уловить сходство. Он изо всех сил старался найти что-нибудь общее со своей прекрасной Зеленой в этом остром личике, ведь это объяснит его странную притягательность. Но разве что ее рост, цвет волос да случайное совпадение цвета платья, а больше ничего.

— Вы очаровательны. Но, похоже, дело не в этом.

Музыка смолкла, и она сделала глубокий реверанс, опустившись почти на пол в волнах серой тафты и шуршащих нижних юбок.

— Если мы окажемся одни на мгновение, я покажу вам то, что все объяснит.

Он не знал, почему так легко и быстро согласился. Крепко держа ее за руку, он пробел ее в нишу между двумя высокими зеркалами и свободной рукой задернул за ними тяжелые занавеси из золотой парчи.

— Я даже не знаю, как вас зовут, — произнес Джарред, смущенно усмехнувшись.

Он услышал, как в зале вдруг поднялся ропот, все ошарашенно обсуждали происшедшее.

«Ну и пусть себе удивляются и обсуждают, — сказал ему новый, незнакомый внутренний голос. — Может быть, я и вдовец, но ведь не покойник же». И он опять был поражен собственным вероломством.

Ее рука незаметно выскользнула из его руки.

— Меня зовут Ис, Ваше Величество, и это имя вам незнакомо, но, может быть, вы узнаете вот это? — Она достала нить… жемчужин?.. из-за корсета и приглашающим жестом протянула их королю. На ее ладони поблескивало сердце, будто высеченное изо льда.

— Может быть, — Джарред протянул руку. Присмотревшись, он увидел, что ожерелье сделано из гладко отполированных белых камешков, таких же блестящих, как жемчужины, в глубине каждого из которых пылал холодный огонь. Ему действительно случалось в прошлом держать в руках нечто похожее, но чем сильнее он старался вспомнить, что это было, тем труднее ему становилось думать. Огонь молочно-белых камней жег его кожу, которая так изголодалась по прикосновениям, рождая в его теле глубокое желание, которое…

— Загляни в хрустальное сердце, — сказала Ис. Джарред послушался не размышляя.

И с этого момента он уже не мог отвести взгляд. Он почувствовал в основании позвоночника очень странное ощущение, и каждый нерв его зазвенел, как натянутая струна. Голос звучал в его голове, тот самый голос, что подталкивал его на это так мягко и исподтишка, что король принял его за эхо своих собственных мыслей и желаний. Но теперь он звучат с пронизывающей ясностью и был очень похож на ее голос, но бесконечно прекраснее. Голос звучал соблазнительно, он обольщал, обещал самые невероятные наслаждения, если Джарред сделает, что ему будет сказано, выполнит то, что от него хотят. И была в этом завораживающем голосе одна нотка, которая заставляла его не доверять ему, пытаться сопротивляться, но с каждым усилием сладость голоса пробегала по его нервам дрожью, в которой было столько же сладости, сколько боли. Наконец он понял, что выбора у него нет, ему остается только подчиниться.

Как только он признал это, голос сделался тише, а интонации его стали почти сухими. Голос уже не соблазнял и не причинял боли, он просто объяснял, что делать.

И Джарред слушал. Голос говорил, а в его мозгу возник ряд живых картинок, которые завертелись все быстрее и быстрее.

— Ты понял? Ты сделаешь, как сказано? — эти слова, которые она наконец сказала вслух, прозвучали неприятно и отдались в ушах.

— Да. — Обещание было дано, и теперь он мог отвести взгляд. Он был потрясен и смущен; его охватило ощущение неудовлетворенности, подавленного желания, как будто ему отказали в чем-то, чего он давно жаждал. Что именно это было, король не знал. Все, что случилось за последние несколько минут, стремительно стиралось из памяти.

Ис безмолвно взяла у него из рук ожерелье и положила его обратно за вырез платья.

— Тогда вы можете поцеловать меня, — сказала она, подняв к нему лицо, которое отсвечивало перламутром в полумраке освещенного свечами алькова.

Неуверенно, нехотя Джарред наклонился и прикоснулся губами к ее губам. И этот поцелуй был самым долгим, сладким, холодным в его жизни и вселил в него ужас, какого он еще никогда не испытывал.

6

Было уже далеко за полночь, но в таверне «Левиафан» кипела тайная жизнь. В пивной два разбойника с большой дороги делили добычу; в отдельном кабинете замышлялось убийство, в комнате наверху молодой человек из хорошей семьи, растратив все свое состояние, сел за стол с намерением упиться до смерти джином и полынной настойкой.

В комнате сэра Бастиана Лиллиана резко очнулась. Она спала на деревянном стуле у кровати своего пациента, и вдруг кто-то резко постучал в дверь. Вскочив на ноги, она поспешила к двери через комнату.

— Кто там?

— Мэм, извините, вы ужасно нужны на верхнем этаже, — голос принадлежал одной из служанок из бара, и в нем слышалось волнение. Лили осторожно приоткрыла дверь на несколько дюймов, убедилась, что, кроме худенькой женщины, на лестнице никого не было, и открыла дверь чуть пошире. — Говорят, вы и ваша тетя — врачи.

У Лили сжалось сердце. Похоже, окуривания и другие предосторожности не помогли, черно-желчная лихорадка нашла новую жертву. Она инстинктивно потянулась к вымоченной в камфаре мышиной лапке, которую носила в атласном мешочке между корсетом и платьем.

— Кто-то болен?

— Нет, мэм, он не болен, он весь в крови там, наверху, на лестнице.