Парикмахерия - В Бирюк

Благодушие, благостное утомление, сытость да вот - интерес новый - отвлекли внимание моё. А ведь говорил же себе, что пришелец в мир сей подобен "царской водке", выплеснутой на домотканое полотно здешнего бытия. Всюду, куда хоть капля попадает, нити судеб человечьих разъедаются, истончаются, дымом исходят. Не суть важно что думает да к чему устремляет помыслы свои сиё "мыслящее жгучее снадобье" - к злу ли, к добру ли. Жаждет ли облагодетельствовать или казнить, явить милость или немилость. И нет хуже, чем отпустить эту, уже обожжённую прикосновением моим, нить. Как бы не стремилась она лечь на прежнее место, в ряд, в полотно, к прежним товаркам своим, но ожог, мета моя - всегда на ней. И мир сей отторгает изменённое, искалеченное, дымящееся.

Вот, отпустил я кузнеца. Пожалел, смилостивился. И пришлось в скором времени забивать его до смерти да хоронить четверых. Вот отпустил я девочку эту, Пригоду. Пожалел, явил милость. Отпустил на смерть.

И милость моя - смерть ваша, аки и ярость моя. И говорю вам: не ищите у меня милости. Ибо нет её у меня. Ни к вам, ни к себе. Ищите у меня дела. Дам каждому дело - по талантам его. И воздам - по делам.

Более я Пригоды не видел. Возвращаясь с нашего "Мертвякого луга" подружки повстречали в лесу молодых парней из своей "Паучьей веси". Парни тоже косили сено по лесным полянам. Просто пропустить мимо хорошо и даже интимно многим знакомую юную соседку селяне не могли. Последовавшие юношеские заигрывания вызвали у утомлённой Беспуты аргументировано-негативную реакцию. С подробным рассказом о том "какой большой". Её хвастовство о приближённости к сыну владетеля и несколько притворные рассуждения на тему "и как я, бедненькая-несчастненькая, всё вытерпела" - только усилили их напор. Одна из распространённых форм инстинктивной реакции самцов стаи на самку, побывавшую в контакте с чужаком: "немедленно смыть чужое своим". И тут, отбиваясь от всё более настойчивых и вездесущих поползновений и посягательств юных односельчан, Беспута, отрабатывая инстинктивный приём многих женщин по переключению нежелательного мужского внимания, переключила их на свою спутницу, выдав неосторожную фразу:

-- Он её на волю отпустил. Не нужна она мне, говорит.

Пригода не последовала моему совету "помалкивать", и всё селение было в курсе того заклятия, которое я на неё наложил. Опасаясь непонятного, волшбы, колдовства, местные отроки старались последние дни держаться от неё подальше. Теперь же, узнав об освобождении от заклятья, они как с цепи сорвались. Разогретые рассказом и отказом Беспуты, они дружно приступили к Пригоде с извечным "дай" и растопыренными со всех сторон ручонками. А столкнувшись с возражениями - применили силу. Заигрывания и ухаживания очень быстро приняли форму боевого столкновения. Крики насилуемой девушки недолго разносились по светлому, залитому солнцем лесу. Поскольку вызывали крайнее раздражение остальных участников матча. Ей просто заткнули рот охапкой травы. Среди этого свежескошенного сена оказалось достаточно травяного мусора, который попал девушке в дыхательное горло. Все её попытки вырваться и прокашляться, воспринимались как обычные капризы глупой девицы. Её опрокинули на спину и натянули рубаху на голову. Держали её крепко. Парней было шестеро.

Когда процесс закончился, Беспута, наблюдавшая за всем происходящим из некоторого безопасного отдаления, и встревоженная неподвижностью своей подруги, сдёрнула с лица её подол и констатировала смерть. Последующие дебаты с криками, истериками и слезами довольно быстро закончились цитированием фразы из моего, уже общеизвестного в общине, заклятия: "Семечки соберутся в горло твоё и задушат до смерти". На том и порешили.

Такое объяснение снимало с молодых людей вину за убийство. Заповедь "не убий" не была нарушена, поскольку - "Ванька-колдун. А мы чё? Мы ни чё. Оно само. Волшба, однако".

Светское наказание им тоже не грозило. В семье Пригоды уже не было взрослых мужчин, которые могли бы взыскать или отомстить за убиенную. Просить "правды" у общины тоже смысла не имело - Хохряк был мёртв, а сама община дышала на ладан, раздираемая склоками и оплакивая своих покойников. Третья сила - владетель - ещё не утвердился в "Паучьей веси". Старые порядки кончились - новые ещё не наступили. "Не дай вам бог жить в эпоху перемен". И умирать - тоже.

Девку отнесли в селище и положили на родительском дворе. С разъяснениями по поводу имевшего место быть несчастного случая.

-- Ванька-колдун. Во, как он заклял, так и получилось. Хоть и сказал - иди вольно, мне, дескать, не надобна... А это ему - не надобна, а другим - заборонена... А заклятье, слышь-ка, како въедливо... Не, всякому заклятию срок приходит - надо было новой луны ждать. А уж вот потом... А кто ж знал... Да не, без толку - на новую луну только заклятье на скотину меняется. А на баб - как крови пройдут... Дык и мы ж про то ж... Да это ж на баб. А с девками - как бабой сделают... Ага, а кто её - колдуном заклятую, бабой делать будет? Может, ты - к ней, а она раз и - ну, упырём каким зубастым обернётся... Я вам так скажу: против такой волшбы только вода с Гроба Господнего привезённая поможет... Вот ежели с молитвой побрызгать и три раза через порог переступить... Такое колдовство хваткое, а сам-то колдун... Ванька-то сопляк... А для волшбы, слышь-ка, размер значения не имеет.... А Беспута говорила, что у него... У етого-то? У плешивенького?... Слышь-ка, не поминай к ночи. Ивана Акимовича. Не буди лихо, пока тихо.

"Заклятие Пригоды". Ещё одна сказка о колдовстве моём. Сколько не говорил я, что ни какого колдовства не имею, что с нечистой силой не знаюсь, что всякое моё дело любым человеком гожим повторено быть может - не верят мне. Придумывают сказки страшные, ими друг дружку пугают, в них веруют. Коли так, так что ж мне эти суеверия людские к пользе своей не применить?

Слух о "Заклятии Пригоды" далеко пошёл. И я сиё "заклятие" не раз применял. Да не к девке глупенькой деревенской, а и к людям из высших, просвещёнными и искушёнными себя мнящими. Вот, иной и всё-то видал, и везде-то бывал. А копнёшь - старые детские страхи да выдумки в нём. Ну так прими волю мою над собой как волю господскую. А в подкрепление - прими страх свой детский, страх неистребимый. И делай по слову моему. А иначе - твой же страх тебя же и убьёт. А люди добрые - в том помогут. Своими страхами, своими суевериями.

И, бывало, рисуя на очередном, иной раз и венценосном лбу, очередной влажный крест, вспоминал я "гордый лоб" рахитичной мадонны из глухого селения в дебрях лесных, что приняла смерть мучительную, нарушив, хоть и невольно, заклятие своего имени. И той смертью своей, страхами от неё произошедшими, привела в волю мою иных людей, даже и правителей с правительницами. С их народами и царствами .