Влияние морской силы на французскую революцию и империю. 1793-1812 - Алфред Мэхэн

«Доны, – писал Нельсон в 1793 году, после посещения им Кадиса, – умеют строить прекрасные корабли, но не могут подготовить для них людей. Теперь у них в Кадисе отбывают кампанию четыре первоклассных корабля. Суда эти превосходны; команда же на них ужасная. Я уверен, что гребцы наших шести барж, т. е. отборные люди экипажа, могли бы взять любой из них». – «Если тот флот из двадцати одного линейного корабля, с которым мы должны соединиться у Барселоны, комплектован командой так же, как и стоящие в Кадисе суда, то нельзя ожидать, чтобы он сослужил нам службу, хотя что касается самих кораблей, то я должен сказать, что никогда не видел лучших военных судов». Несколько недель спустя он встретился с упомянутым испанским флотом. «Доны в течение нескольких часов тщетно пытались стать в строй, сколько-нибудь похожий на строй кильватера. Впрочем, испанский адмирал послал к лорду Худу два фрегата с извинением, что флот его должен идти в Картахену, так как на нем тысяча девятьсот человек больных. Капитан фрегата сказал при этом, что такое состояние команды не удивительно, потому что флот был в море шестьдесят дней. Такое заявление показалось нам смешным: мы объясняем хорошее состояние здоровья команды на нашей эскадре пребыванием ее в море еще более продолжительное время. Факт этот дает мне мерку мореходных способностей испанцев. Пусть они подольше остаются в настоящем состоянии». В 1795 году, когда Испания заключила мир с Францией, он писал: «Я знаю, что Франция давно уже предлагала Испании мир за четырнадцать вполне снаряженных линейных кораблей. Я полагаю, что здесь не предполагалась комплектация их испанской командой, так как такая комплектация повела бы непременно к потере их». «Их флот плохо комплектован командой и, я думаю, еще хуже – офицерами; кроме того, он не обладает хорошим ходом». «От того обстоятельства, что Испания заключила с Францией мир, можно ожидать многого – может быть, и войны с нами; в таком случае с флотом ее (если только теперь он не лучше, чем был в дни союза с нами) мы управимся скоро».

Капитан Джелил Брентон, выдающийся британский офицер той эпохи, находясь перед войной по службе в Кадисе, получил разрешение вернуться в Англию на испанском линейном корабле «Сент-Эльмо», со специальной целью ознакомиться с организацией службы на нем. Он говорит: «Этот корабль был выбран для посылки в Англию, как лучший в испанском флоте по состоянию дисциплины. Командиром его был дон Лоренцо Гойкочеа, храбрый моряк, командовавший ранее одним из кораблей, уничтоженных при Гибралтаре в 1782 году. В этом плавании я имел случай видеть, как чувствуют себя испанцы в море. Однажды, когда пришлось взять у марселей два рифа и держаться к ветру, в кают-компании сочли излишним накрывать стол для обеда. Командир, обыкновенно обедавший вместе с другими офицерами согласно обычаю в том флоте, сказал мне, что все офицеры больны морскою болезнью, и потому ни один из них не в состоянии сидеть за столом, и приказал подать обед в своей каюте для себя и для меня. И таким образом всегда, когда свежая погода не позволяла офицерам собираться за стол, я завтракал или обедал очень уютно вдвоем с командиром. Так как благополучию плавания корабля придавалось весьма большое значение (он должен был доставить денежное вознаграждение за инцидент в Нутка-Зунде), то на нем находился английский лоцман, для того чтобы обеспечить безопасность его у берегов Англии. Однажды ночью, за несколько дней до прихода в Фальмут, корабль, шедший под всеми парусами, был застигнут сильным шквалом от норд-оста, и я был разбужен лоцманом, который, стуча ко мне в дверь, кричал: "М-р Брентон! М-р Брентон! Вставайте, сэр, корабль удирает с этими испанцами!" Выйдя на палубу, я увидел, что он был совершенно прав: судно уходило от Англии со скоростью двенадцати узлов при общем смятении экипажа; оно – употребляя здесь комичное выражение одного морского офицера – неслось как французская почтовая карета. Потребовалось несколько часов на то, чтобы привести все в порядок».

Наполеон в 1805 году приказал адмиралу Вильневу считать два испанских корабля равносильными одному французскому; а между тем последний не мог выдержать сравнение с английским того же типа. Впрочем, справедливость требует сказать, что, говоря о сражении Кальдера, Наполеон заметил, что испанские моряки сражались, как львы.

Голландия, бывшая сначала в союзе с Англией, а затем перешедшая на сторону ее противников, имела сорок девять линейных кораблей, которые, однако, вследствие мелководья у берегов Голландии были большей частью малого водоизмещения. Фрегаты имели также слабую артиллерию. Кроме всего этого, суда голландского флота были в плохом состоянии, так что он не имел серьезного значения ни для одной из воюющих сторон.

У Португалии было шесть линейных кораблей, а у Неаполя – четыре, и соединенная сила их в течение первых лет войны служила серьезной поддержкой для британского средиземноморского флота. Но поступательное движение французов под начальством Бонапарта на том и другом полуострове принудило эти государства к нейтралитету еще до конца столетия.

Флоты Балтийских держав и Турции не принимали в войне участия, которое требовало бы рассмотрения здесь их сил в ту эпоху.

Глава III. Политическое и стратегическое положение дел в Европе и события 1793 года

Вскоре после объявления войны Великобритании, а именно 7 марта 1793 года, Национальный конвент объявил войну также и Испании. Французская республика была теперь охвачена цепью врагов, окружавшей ее и с моря, и с суши кольцом, которое прерывалось только со стороны горной границы Швейцарии.

Чтобы проследить за ходом войны и критически оценить образ действий воюющих держав – как в отдельности, так и по отношению к тому союзу, части которого они составляли – необходимо предварительно ознакомиться с положением дел в Европе как с политической, так и военной точек зрения, а также принять в расчет стратегические условия в тот момент, когда открылись враждебные действия.

Противниками Франции были организованные государства, с правительственными учреждениями, которые, хотя и различались между собой по степени устойчивости и целесообразности, принадлежали все, за исключением учреждений Великобритании, к одному и тому же строю, уже близкому к ниспровержению. Революционные и наполеоновские войны заставили эти государства сплотиться во имя того общего их прошлого, традиции совершенно не согласовались с мероприятиями, выдвинутыми Францией в ее усилиях провести в жизнь философские принципы восемнадцатого столетия. Две наиболее могущественные державы на континенте, Австрия и Пруссия, в недалеком прошлом шли попеременно рука об руку с Францией в качестве ее союзниц, с другой стороны, они, также недавно, вели враждебные действия друг против друга и все еще ревниво соперничали за преобладание в Германии. Приняв теперь участие в революционной войне в качестве формальных союзниц, они были неспособны действовать в согласии вследствие взаимного недоверия и военных традиций. Это мешало им извлечь выгоды из дезорганизованного состояния, в которое Франция была ввергнута народными страстями, и из которого деспотизм Конвента еще не извлек ее.

Мелкие германские государства следовали за великими державами, сообразуясь каждое со своею безопасностью и с выгодами, представлявшимися им в ту смутную эпоху, какую переживала тогда Европа. Некоторые из них присоединились к Франции, как к могущественному соседу, который в прошлом поддерживал их против угнетавших их больших германских монархий. Другие поначалу не могли питать симпатий к Конвенту с его нивелирующими социальными задачами. Позднее, когда агония революции уступила место организованному правительству, старые политические связи пересилили недавнее социальное предубеждение, и упомянутые мелкие государства Германии естественно подчинились снова влиянию Франции.

Стратегическое положение Испании способствовало в ту критическую эпоху тому, чтобы Европа считалась с нею. Симметричные очертания полуострова, громадное, по сравнению с незначительными размерами его территории, протяжение береговой линии, достаточное число хороших гаваней, физическая организация и уединенность от других держав континента – все это вместе указывает на то, что сила Испании должна опираться на могущественный флот, которого, при этом, настоятельно требовала обширная сеть ее колоний. Перечисленные выгоды ее положения в морском отношении умаляются, правда, тем нарушением сплошности ее территории и береговой линии, виновницами которого являются врезавшаяся в нее Португалия, а также морская сила Англии, отнявшая у нее Гибралтар. Лиссабон в руках неприятеля ее разделяет порты Ферроль и Кадис, так же как Гибралтар разделяет Кадис и Картахену. Но эти минусы в значительной мере вознаграждаются размерами ее территории, полуостровной формой ее и трудностью доступа к ней со стороны ее единственной континентальной границы – Пиренеев. Ее положение, с оборонительной точки зрения, весьма сильно. Каждый раз, когда ход событий делает Францию центром европейских интересов – каким эта необыкновенная держава сделалась в 1793 году и каким постоянно стремится сделаться благодаря гению своего народа – внешнее воздействие Испании приобретает двойной интерес. Военное значение ее при возникновении революционных событий можно характеризовать тем, что она господствовала на Средиземном море и угрожала Франции с суши с фланга и тыла. Несмотря на Гибралтар, Испании надлежало бы решать вопросы о допущении или недопущении британского флота в Средиземное море, доставлении варварийской и сицилийской пшеницы для голодавшего населения южной Франции, выходе французского флота из Тулона и возможности для французской армии двинуться против германцев и пьемонтцев, не опасаясь оставить в тылу у себя страну, где кипело восстание. Политическое положение Италии, разделенной, подобно Германии, на множество мелких государств, но не имевшей, как последняя, таких сильных центров, около которых эти государства могли бы группироваться, совершенно предоставляло Испании господство на Средиземном море. Но все эти ее преимущества были парализованы плохим управлением страной и плохими военными учреждениями. Испанский флот был посмешищем для Европы, состояние финансов Испании зависело от колоний и, следовательно, от господства на море, а этого-то господства она и не имела. Вместе с тем, при расстроенной казне и плохой военной администрации, ее армия, несмотря на достойных вождей, какие предводительствовали ею сначала, производила мало впечатления даже на неорганизованные тогда еще полчища французов, и в результате постыдная для нее война скоро завершилась унизительным миром.